К столетию Революции. События в Нарве.
1918 годъ. Вотъ при какихъ обстоятельствахъ начался въ гор. Нарвѣ новый годъ. Дѣло не измѣнилось, а если змѣнилось-то къ худшему, такъ какъ все болѣе кидались въ глаза чужiе элементы на видныхъ мѣстахъ, которые не имѣли никакой связи съ нашимъ городомъ. Сверхъ того вечно-безпокойные, всегда и повсюду праздно шатавшiеся чужiе солдаты съ наполненными сѣмячками карманами были въ тягость мирному населенiю и составляли не только по вечерамъ и ночамъ весьма опасный контингентъ города. Невыразимо удушливая атмосфера окружала обыкновеннаго, не примкнувшаго къ новому теченiю обывателя на каждомъ шагу и мѣшала ему отдаваться радостно обыденной работы. Ни свобода слова и неприкосновенность домашняго очага, ни безопасность личности не были гарантированы. Чтобы остаться по возможности незамѣченнымъ наше общество не устраивало ни засѣданий, ни собранiй и работало не шумя.
Въ февралѣ декретомъ народныхъ комиссаровъ Россiи былъ введенъ новый (Грегорiанскiй) календарь. Эта мѣра, по крайней мѣрѣ, не вызвала никакихъ нареканiй, наоборотъ, нашла почти всеобщее одобренiе. Лишъ въ извѣстныхъ религiозныхъ православныхъ кругахъ и у болѣе отсталой части населенiя декретъ этотъ возбудилъ недовольство. Съ этого врѣмени всѣ числа, приводимыя въ перепискѣ и дѣлахъ Нарвскаго Пожарно-Санитарнаго общества, а также въ его хронике, отмечаются по новому стилю.
Къ концу февраля мѣсяца все болѣе усиливавшiйся терроръ мѣстныхъ красныхъ сатраповъ и необузданность солдатъ приняли уже болѣе рѣзкую форму, такъ что распространившiеся по городу слухи о вторженiи германскихъ войскъ въ эстонскую часть прибалтIйскаго края, съ цѣлью оккупацiи страны, не вызвали уже особаго безпокойства среди большинства населенiя. Каковыми германцы не были бы - такъ разсуждали въ самыхъ разнообразныхъ кругахъ населенiя - но хуже красныхъ одичавшихъ солдатъ и большевистскаго насилiя режимъ немцевъ, войско которыхъ сохранило полную дисциплину, не могъ быть. Какъ бы странно это не было, но обыватель сталъ смотрѣть на нѣмцевъ какъ на освободителей отъ гнета большевиковъ, измѣнившихъ идеаламъ демократической революцiи.
Немецкие войска на подступах к Нарве, 28.02.1918
Чтобы какъ будто еще больше расположить мирное населенiе Нарвы въ пользу надвигавшагося врага, прислали изъ Петербурга къ 1-му марта въ городъ отрядъ матросов ь (т. н. красу русской револющи!), во главѣ съ кровожаднымъ палачомъ революцiи Дыбенко. Прибылъ отрядъ въ пятницу 1-го марта поздно вечеромъ. Кто виделъ 2-го и утромъ 3-го марта мчавшихся по улицамъ Нарвы на жалостныхъ клячахъ патрульныхъ матросовъ-всадниковъ, тотъ съ ужасомъ могъ убѣдиться въ томъ, что типы самыхъ отчаянныхъ каторжанъ и парижскихъ апашей не выдуманы лишь авторами уголовныхъ романовъ. Въ мѣстной газетѣ Нарвскаго совѣта рабочихъ и солдатскихъ депутатовъ появилась утромъ 2-го марта прокламация въ формѣ военнаго приказа царскаго начальника карательнаго отряда былого времени, въ которой, молъ, онъ, Дыбенко главнокомандуюищiй сѣверо-западнымъ фронтомъ, объявилъ всѣмъ - конечно, небольшевистскимъ - жителямъ Нарвы красный терроръ. Съ момента появления шайки Дыбенко, положенiе обывателя стало уже крайне опаснымъ. О защите фронта Дыбенко, впрочемъ, позаботился меньше чѣмъ о красномъ террорѣ, ибо когда нѣмецкiй аван-гардъ вечеромъ 3-го марта занялъ позицiю на разстоянiи въ 10-ти верстахъ отъ города, то Дыбенко, грозившей еще наканунѣ въ особой прокламацiи разбить на голову „нѣмецкихъ бандитовъ" вмѣстѣ со своими доблестными „защитниками революцiи" позорно удралъ на поѣздѣ подъ прикрытiемъ ночи по направленiю къ Ямбургу. Вследъ за нимъ сочли полезнымъ удрать и остальные руководители Нарвскаго большевистскаго кошмара.
Первые нѣмецкiе эшелоны, при своемъ вступленiи въ городъ, въ понедѣльникъ 4-го марта, въ 8 часовъ утра, никакого сопротивленiя не находили, лишь отдѣльные оставшиеся по недоразумѣнiю солдаты, между ними, быть можетъ, и нѣсколько сознательныхъ большевиковъ, и оставленная своими вождями на произволь судьбы незначительная
группа вооруженныхъ рабочихъ, отступая, вступили въ слабую перестрѣлку съ германцами около жѣлезно-дорожной станцiи и железно-дорожнага моста.
Итакъ, кончился позорный перiодъ хозяйничанья уличныхъ насильниковъ въ Нарве. Если сравнивать первое выступленiе большевиковъ въ качествѣ властвующая элемента у насъ съ таковымъ въ Ревелѣ или Дерптѣ, то слѣдуетъ признать, что первый перiодъ самоуправства большевиковъ въ Нарвѣ, хотя гнетъ насильниковъ тяготѣлъ все болѣе грузнѣющимъ бременемъ надъ жителями Нарвы, не выдѣлился той суровостью, тѣмъ издѣвательствомъ надъ личностью и правами гражданина и тѣми репрессiями, каковыя примѣнялись въ названныхъ городахъ. Наша чернь и даже ея мѣстные вожаки, при всемъ своемъ радикализмѣ, оставались всетаки - сами, быть можетъ, этого не сознавая - нашими согражданами и въ обыденныхъ вопросахъ жизни была возможна даже совместная съ ними работа. Часть вышеупомянутыхъ чужихъ главарей-между ними, вероятно, Кингисепъ-тщетно старалась радикальными фразами разжигать въ рабочемъ населенiи низкiе инстинкты и страсти, однако громадное большинство нашего рабочаго класса оставалось равнодушнымъ и благоразумнымъ пассивнымъ зрителемъ всего происходившаго, и лишь сбродъ-пролетарiатъ оказался въ рукахъ чужихъ наушниковъ болѣе подвижнымъ активнымъ элементомъ. Частное имущество-въ отличiе отъ слѣдующаго второго большевистскаго перiода - осталось, за исключенiемъ отдѣльныхъ случаевъ, нетронутымъ. Также въ Нарвскомъ Пожарно-Санитарномъ обществѣ имущество, всѣ дѣла и архивъ остались въ полной сохранности.
Съ 4-го марта началась новая эра-эра благовидности и мнимаго правового порядка.
Твердой рукой былъ возстановленъ внѣшнiй порядокъ, но по истеченiи весьма непродолжительнаго времени выяснилось, что нѣмецкiя войска заняли край вовсе не съ цѣлью временной оккупацiи для водворенiя порядка, какъ нѣмецкiе правящiе круги съ паѳосомъ провозгласили всему мiру, но съ целью присоединенiя края къ нѣмецкой имперiи. Кроме того занимаемый край могъ бы быть цѣннымъ вспомогательнымъ источникомъ при добавлении некотораго продовольствiя и сырья для истощенной въ этомъ отношенiи Германiи. Прославленный нѣмецкiй порядокъ оказался именно только внѣшнимъ, нѣмецкой честности и неподкупности завоеватели не проявляли въ оккупированной странѣ. Разлагающее влiянiе долголѣтней войны оставляло, повидимому, глубокiя слѣды не только въ сѣрой массѣ нѣм. солдатъ, но въ чрезвычайно большемъ размѣрѣ среди начальствующихъ лицъ. Далѣе, опьяненные предыдущими военными успѣхами милитаристическiе руководящiе круги оказались въ дѣлѣ присоединенiя новаго оккупированнаго края до наивности недальновидными и политическими дѣятелями изумительно ограниченнаго ума. Методъ, примѣняемый ими для достиженiя намѣченной цѣли, имѣлъ характеръ не тонко продуманной дипломатической работы, но грубаго эскиза неумѣлаго дилетанта, а низшIя, военно-административныя власти въ замѣчательно рѣзкой формѣ исполняли въ слѣпомъ повиновенiи всѣ директивы свыше -иногда вопреки своему внутреннему убѣжденiю.
Проведенная въ занятомъ мирнымъ путемъ края система пренебреженiя интересовъ громаднаго большинства коренного народонаселенiя, которое встрѣтило вооруженнаго чужестранца не съ оружiемъ въ рукахъ, но съ нѣкоторымъ довѣрiемъ, система угнетенiя, насилiя и всевозможныхъ безмысленныхъ ограниченiй личности и элементарныхъ гражданскихъ свободъ, система эксплоатацiи всѣхъ производительныхъ силъ страны и реквизицiи скудныхъ запасовъ истощеннаго разными предыдущими несчастiями военнаго времени края вызвали возмущенiе широкихъ слоевъ общества, и даже нѣкоторые явно „германофильскiе круги" не скрывали своего недовольства и осужденiя подобной системы. Въ одномъ интимномъ частномъ обществѣ, большинство котораго состояло изъ лицъ, имѣвшихъ съ начала войны т. н. „нѣмецкую орiентацiю", услышалъ пишущiй эти строки, въ самый разгаръ агитацiонной дѣятельности въ пользу присоединенiя всего края къ немецкой имперiи, къ своему крайнему удивленiю изъ устъ одного изъ самыхъ ярыхъ прежнихъ, но разочарованныхъ, повидимому, сторонниковъ нѣмцевъ, что дело въ нашемъ крае положительно изменилось, но-строго говоря - изменилась лишь внешняя обстановка, а прiемы оставались прежнiе, какъ у большевиковъ. При этомъ никто изъ присутствующихъ германофиловъ и германофильствующихъ не возражалъ, да и не могъ возражать, ибо выколачиванiе до послѣдней возможности наибольшей доли изъ кармановъ, кладовыхъ и запасовъ мѣстныхъ жителей, легальнымъ и нелегальнымъ путемъ, для казны и для себя лично, составляло главную заботу отдѣльныхъ представителей оккупацiоннаго войска.
Контроль документов в нейтральной зоне (Нарва), 1918 год.
Что касается Нарвскаго Пожарно-Санитарнаго Общества, то оно имѣло, при измѣнившихся обстоятельствахъ, полную возможность приступить, послѣ полугодового перерыва, къ дальнѣйшему выполненно своихъ задачъ. И въ самомъ дѣлѣ, устроили засѣданiя и совѣщанiя, созвали общее собранiе. Особыхъ препятствiй, кромѣ обыкновенныхъ стѣснительныхъ мѣръ военнаго времени, какъ то хлопоты и ходатайства о разрешенiи собраться, забота о внесены общества въ регистрацiонный списокъ нѣмцевъ, переводъ на нѣмецкiй языкъ устава и т. п., со стороны военно-административныхъ властей по отношенiю къ пожарнымъ обществамъ не было и не могло быть. Благодаря этому и полной безопасности жизни и мирной работы обывателя, занятiе шло правильнымъ шагомъ, но всетаки дѣятельность общества не принимала прежняго размаха, и особаго оживленiя общественной работы среди членовъ Правленiя не замѣчалось вслѣдствiе отсутствiя настроенiя и охоты къ труду. Причиной этого печальнаго явленiя, что съ бодростью и радостнымъ увлеченiемь не принимались за дѣло, было отчасти то обстоятельство, что особый военный режимъ прусскаго образца, введенный со временемъ въ пожарное дѣло, хотѣли навязать и намъ въ нашей самаритянской дѣятельности. Дѣло наше построено на совершенно другихъ началахъ, по принципу вольнаго подчиненiя интересамъ великаго дѣла служенiя страждущему ближнему. Такое дѣло не нуждается въ принудительныхъ мѣрахъ внѣшней дисциплины. Въ нашемъ обществѣ, собственно, начальниковъ нѣтъ, имѣются лишь спецiалисты дѣла, руководящiе имъ, и ихъ помощники. Естественно, что каждый по необходимости слушается тѣхъ, кто больше знаетъ о дѣлѣ, и никакой особой дисциплины между зрѣлыми, по своей доброй волѣ исполняющими свой долгъ людьми не требуется.
Справедливость, однако, требуетъ отмѣтить тотъ фактъ, что въ такой новой постановкѣ дѣла не были, пожалуй, виноваты германскiя власти нашего города. Дѣло заключалось въ томъ, что одинъ пользующейся уваженiемъ своихъ согражданъ и безусловно полезный въ пожарномъ дѣлѣ дѣятель нашего города, обладалъ слабостью широкаго честолюбiя, но тѣмъ не менѣе при всемъ своемъ желанiи, отличиться и на другихъ поприщахъ общественной деятельности, не добивался ни лавровъ, ни достойной оцѣнки своего воображаемаго многосторонняго таланта. Съ появленiемъ нѣмцевъ тщеславный ревнитель, благодаря своей нацiональности, выдвинулся и сталъ во время оккупацiи играть довольно видную роль въ общественной жизни Нарвы. Интересы нашего города и также своихъ согражданъ всѣхъ национальностей (насколько онъ разобрался въ нихъ) онъ-не сомневаюсь въ этомъ-честно отстоялъ, но онъ уже слишкомъ ревностно исполнялъ свой долгъ въ новомъ духѣ. Чудакъ былъ „национальнѣе" нѣмецкихъ нацiоналистовъ и пангерманистовъ и пылалъ рвенiемъ къ службе иностранной.
Полковник Вильгельм Яан/Яхн (Wilhelm Jahn) (в центре) командир 23 кавалерийской бригады (23. Kavalleriebrigade (1. Königlich Sächsische) с командным составом бригады. 23 кавалерийская бригада в составе 8 немецкой армии Вермахта (8 Armee Deutsches Kaiserreich) находилась перед началом переговоров с большевиками в Брест-Литовске на линии фронта в районе Риги, после срыва переговоров принимала участие в оккупации с 1 по 8 марта 1918 года прибалтийских губерний Российской империи. Возможно, эта часть и оккупировала Нарву 4 марта 1918 года. Правда, вряд ли, он был оккупационным начальником в Нарве, потому что 8 марта часть убыла на западный фронт.
Нѣмецкiй градоначальникъ, создавъ постъ оберъ-брандмейстера изъ числа мѣстныхъ пожарныхъ дѣятелей, назначилъ означеннаго труженика въ одномъ изъ нашихъ пожарныхъ организацiй- быть можетъ, подъ его-же влiянiемъ - на эту должность Въ имѣющемся въ нашемъ архивѣ оффицiальномъ извещении градоначальника на имя санитарнаго общества объ учрежденiи новой должности и о назначенiи названнаго согражданина на постъ обер-брандмейстера изпагаются функцiи последняго. Онѣ заключаются лишь въ наблюденiи за правильной постановкой технической части чисто пожарнаго дѣла и въ исполнении обязанностей главнаго распорядителя во время пожара. Очевидно, кругъ дѣятельности брандмайора касался, главнымъ образомъ, другихъ пожарныхъ обществъ, но въ никоемъ случаѣ работы нашего общества по вопросамъ подаванiя врачебной помощи. Санитарному отряду общества потѣшный брандмайоръ могъ при пожарахъ лишь указывать мѣсто для выполненiя обязанностей. Учреждение должности главнаго распорядителя само по себѣ, не могло вызвать никакихъ возражений со стороны пожарныхъ и также санитаровъ, но на самомъ дѣлѣ попавший случайно-и притомъ по назначенiю незнакомаго съ условiями нашей жизни иностранца - на „высокiй" постъ „Нарвскаго оберъ-брандмейстера" самодовольный честолюбивецъ сталъ исполнять свои обязанности по образцу прусскаго Фельдмаршала. Особаго вреда онъ, конечно, дѣлу этимъ не наносилъ, но возбуждалъ неѣредко у нѣкоторыхъ досаду, а у другихъ веселое расположенiе духа, ибо по простодушнымъ нравамъ мелкаго властелина въ маленькой общинѣ вся его дѣятельность выражалась въ торжественныхъ осмотрахъ и въ присутствованiи при парадахъ, а главнымъ образомъ въ составленныхъ въ лаконическомъ и грозномъ стилѣ приказахъ, написанныхъ иногда не совсѣмъ грамотно. Эти циркуляры, начинавшiеся лаконическимъ „приказываю", разсылались въ пожарныя общества для вывешиванiя, но приказовъ, кстати сказать, никто ни къ свѣдѣнiю, а тѣмъ болѣе ни къ руководству- по простымъ, патрiархальнымъ нравамъ превращенныхъ неожиданно въ военные" чины вольныхъ людей-не принималъ. Безтактныя выговоры и замѣчанiя въ приказахъ по адресу отдѣльныхъ пожарныхъ единицъ (между прочимъ и наше общество удостоилось по случаю какого-то пожарнаго парада получить замѣчанiе) не находили, разумѣется, радостнаго отклика въ средѣ тружениковъ-добровольцевъ.
На общемъ собранiи нашего общества, 16-го iюля этого исключительнаго года, въ который нашъ достопочтенный городъ сплошь красовался въ нарядѣ нѣмецкихъ императорскихъ флаговъ, былъ разсмотрѣнъ и признанъ правильнымъ отчетъ Правленiя. Общество состояло изъ пяти почетныхъ членовъ и 86-ти дѣйствительныхъ. Членовъ соревнователей было 12. На этомъ собранiи, состоялись также выборы новаго Правленiя. Были избраны собранiемъ:
Г. Андерсонъ председателемъ.
К. Тамъ-Штаммъ секретаремъ.
И. Блесъ казначеемъ.
Ф. Лембергъ завѣдующимь хозяйственными делами.
Кромѣ названныхъ членовъ Правленiя входили въ составъ Правленiя еще стоявшiе во главѣ санитарнаго отряда общества врачи: Б. Шварцъ, В. Рейеръ, Э. Былова и В. Кретцеръ.
Въ ревизiонной комитетъ избраны: П. Бекъ, Э. Лаурецъ и Ф. Iохманнъ, а въ кандидаты: Р. Мейеръ, А. Фигель и X.
Леепинь.
Вместо Лемберга, оставившаго нашъ городъ чрезъ два месяца, вступилъ въ члены Правленiя г. Трей.
До 8-го мая 1922 г. Правленiе и ревизiонный комитетъ состояли изъ вышеприведенныхъ лицъ, за исключенiемъ
умершихъ въ 1920 году д-ра Б. Шварца и д-ра В. Кретцера и переселившихся въ теченiе послѣднiхъ пяти лѣтъ въ др. города: Трей, Iохманнъ и Леепинь. Секретарь, хотя также оставилъ Нарву, могъ всетаки до послѣдняго времени, до новыхъ выборовъ въ маѣ 1922 г. и даже до передачи дѣлъ въ iюлѣ м. 1922 г. исполнять свою должность по секретарiату. До названнаго срока въ 1922 году созвать общее собранiе для выбора новаго Правленiя, вслѣдствiе разныхъ неблагопрiятныхъ обстоятельствъ не было возможно.
Уже въ августѣ мѣсяцѣ общiя дѣла нѣмцевъ и ихъ союзниковъ стали принимать замѣтно неблагополучный оборотъ