Предуведомление от Вице-Адмирала Шишкова. 1
Предуведомление от Вице-Адмирала Шишкова
Печатание сего путешествия началось еще при жизни сих Офицеров, но прежде нежели вторая глава окончена была, несчастный случаи пресек их дни обоих вдруг. Для того почитаю за нужное предуведомить читателя, как о жизни сих двух мореплавателей, которых память по истине достойна сохранения, так и о том, в каком состоянии Лейтенант Давыдов оставил сие недоконченное им описание своего путешествия.
Николай Александрович Хвостов, сын Статского Советника Александра Ивановича Хвостова и Катерины Алексеевны Хвостовой, урожденной Шелитинг, родился в 1776 Июля 28 го и определен в службу в Морской Кадетский корпус в 1783 году. Первое его служение на море в Гардемаринском звании было против Шведов. На четырнадцатом году от рождения своего был уже он в двух сильных морских сражениях и получил золотую медаль. По заключении мира со Швециею произведен в 1791 году в Офицеры, и по сделании в Балтийском море нескольких плаваний отправился в 1795 году в Англию на Эскадре, посланной для охранения Английских берегов, и состоявшей под начальством Вице - Адмирала Ханыкова. Эскадра сия по прошествии года шла обратно в Россию; но по прибытии оной в Копенгаген, часть её, под начальством Контр - Адмирала Макарова, возвращена опять в Англию, куда и Хвостов вторично отправился. Часть сия, пробыв там еще один год, возвратилась в Кронштат. На другое лето после сего, то есть в 1795 году вооружена вновь Эскадра для совокупного с Английским флотом действования против общих неприятелей Французов и их союзников. Начальство над оною поручено было Вице - Адмиралу Макарову. Хвостов не упустил случая в третий раз отправиться в Англию. Сия компания продолжалась около трех лет. Когда Английская Эскадра, состоявшая под начальством Вице - Адмирала Мичеля, овладела Голландским флотом, лежавшим близ Текселя, под распоряжением Контр - Адмирала Стори, тогда вместе с Английскою Эскадрою были два наши корабля Мстислав и Ретвизан Хвостов будучи уже Лейтенантом, находился на сем последнем. Известно страшное и бедственное приключение, случившееся в mo время с некоторыми Английскими кораблями и нашим Ретвизаном (см. описание о сем в изданном мною собрании морских журналов, часть II. стран. 108). Хвостов не мало участвовал в спасении корабля, и в те самые часы, когда предстояла им погибель, он писал к одному из своих приятелей:
«…состояние наше весьма несносно все корабли проходят мимо нас, a мы стоим на мели и служим им вместо бакена! Вся надежда наша быть в сражении и участвовать во взятии Голландского флота исчезла, в крайнем огорчении своем все мы злились на Лоцмана и осыпали его укоризнами, но он и так уже был как полумертвый. Английский корабль Америка стал на мель, сие принесло нам некоторое утешение. Хотя и не должно радоваться чужой напасти, но многие причины нас к тому побуждают: по крайней мере Англичане не скажут, что один Русский корабль стал на мель, и может быть Мичель без двух кораблей не решится дать баталии, a мы между тем снимемся и поспеем разделить с ними славу»
И подлинно, невзирая на претерпенное ими в ту ночь ужасное состояние, они на другой день поутру успели, сойдя с мели, стать на ряду с прочими и боевой строй, и были готовы на сокрушенном уже до половины корабле своем сражаться еще с неприятелем. Из сего единого обстоятельства можно видеть, какую твердость духа по среди страха и смятения, сохранял сей молодой человек, и какою неустрашимостью И любовью к славе горела его душа! По возвращении своем в Россию принужден он был около полутора года проводить на одном месте, для того, что не было никуда посылок. Как ни много любил он отца своего, мать, братьев я сестер; как ни услаждался благополучием быть с ними вместе; однако не рожденный к тому, чтоб проводить жизнь свою в покое и праздности, он не довольствовался обыкновенным отправлением береговой службы, и ожидал с нетерпеливостью случая, могущего ему открыть путь к какому нибудь отважному предприятию. Чрезмерная привязанность к родным и беспредельная любовь к славе были двумя главными свойствами его души. Мы увидим к каким подвигам побуждали они его и какие жертвы приносил он им.
Отец его через продолжавшуюся более двадцати лет тяжбу лишен был посредственного имения своего и оставался с немалым семейством в нужном весьма состоянии. Сын сей, не сказав ни кому о своем намерении, находит случай встретиться с ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ.
Он в отчаянном виде бросается перед ним на колени и просит Монарха обратить свое внимание на разоренных его родителей. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР удивясь, что видит в сем положении Офицера пред собою, и думая, что он по бедности просит его о собственной своей нужде, приказал ему встать и успокоиться. через несколько часов приносят ему от Государя пожалованные на его имя тысячу рублей. Он не принимая денег просит присланного доложить Государю, что он, получая жалованье, не имеет никакой надобности в деньгах, и не собственно для себя осмелился утруждать ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО, но для отца своего и матери, разоренных тяжбою. Докладывают о сем ИМПЕРАТОРУ. Государь приказал ему принять сию тысячу рублей. Между тем наведовшись о деле и состоянии отца его повелел определить ему тысячу рублей ежегодной пенсии. Обрадованный сын отослал немедленно пожалованную собственно ему тысячу к матери, находившейся тогда в деревне, и вскоре имел еще радость уведомит отца своего о пожалованной ему пенсии.
По удовлетворении таким образом одному свойству души своей, скоро потом удовлетворяет он и другому. Камергер Николай Петрович Резанов, Главный участник в Попечитель в Американской компании, (бывший потом полномочным послом в Японии), знав лично Хвостова и наслышавшись о его искусстве и отважности, предложил ему ехать сухим путем в Охотск и оттуда на судах Американской компании идти в Америку. He надобно было Хвостову повторять два раза сего предложения. Он в туже минуту дал слово и только выпросил себе сроку на пять дней съездить в деревню проститься с отцом и матерью. В тот же день приходит он к некоторым своим приятелям, где встречается с Мичманом Давыдовым, молодым еще, но весьма хорошим Офицером. Он рассказывает им о своем предприятии ехать в Америку, воспламеняет в молодом Давыдове (которому было тогда не вступно 18 лет) желание сотовариществовать ему. Решительность и отважность Давыдова нравятся Хвостову, он ведет его к Резанову, и оба они вступают в Американскую компанию. Состоявшийся тогда именной указ, позволявший морским Офицерам, не выходя из военной службы, вступает в службу торговых обществ, предоставлял им полную в том свободу. Хвостов поехал тотчас в деревню. Можно себе представить удивление и печаль всех его родных, a особливо матери, любившей его с великою горячностью, расставание их было тяжкое и слезное. Он сам, любя чрезмерно родителей своих чувствовал скорбь раздирающую душу его; но щадя нежность матери шутил, притворялся веселым, и не допускал стесненным в груди своей слезам и воздыханиям являться наружу. Напоследок вырвавшись из объятий и лобызаний их ударил по лошадям и ускакал. Едва оставшись один, совершил он несколько пути, как природа взяла свое, и наказала его за сделанное ей принуждение. Он упал. в обморок и по пришествии в чувство горькими рыданиями заплатил ей должную дань. Возвратясь в Петербург, не долго они мешкали и через несколько дней оба вместе с товарищем своим отправились в Америку. Читатель в книге сей увидит первое их путешествие.
Напоследок по прошествии двух лет они возвращаются из Америки. Казалось, что желание их было удовольствовано: они совершили сухим путем далекий путь, плавали по морям редко посещаемым, видели множество различных городов, стран, народов, принесли Американской компании не малую услугу, пользу, и возвратились благополучно. Что принадлежит до стяжания имения, оное никогда не было их предметом, и потому приехали они назад точно таковыми же, как поехали, то есть имея все свое богатство на плечах своих.
Хвостов однако же скопил восемьсот рублей, которые хотел подарить Матери, но она не согласились их принять. Итак по всем сим обстоятельствам надлежало ожидать, что они оставят Американскую компанию и поступят опять во флот; Отец и мать Хвостова желали того; но опасаясь избирать для него жребий, не смели ничего ему советовать. Между тем Американская компания, будучи ими весьма довольна, приглашала их снова идти в Америку, обещая им двойное против прежнего содержание, то есть каждому по четыре тысячи рублей в год. Два или три месяца прошли в неизвестности и сомнении. Наконец стало наступать время, что надлежало или остаться или ехать. Хотя Хвостов собирался с такою же бодростью, как и прежде, не показывая ни малейшего вида нехотения, однако ж не смотря на великую его при отце и матери осторожность, приметно было иногда, что он принуждал себя казаться спокойным, но что вторичное путешествие сильно тяготило его душу. Таковые чувствования не могли сокрыться от проницательных взоров матери и других ближних родственников. Они покушались отвратить его от намерения не совсем еще утвержденного, но он тотчас принимал на себя веселый вид, и показывал непреоборимую в том твердость, так что поступок его казался быть некоторою загадкою; ибо не было никаких достаточных причин к утверждению в нем толь непоколебимой решительности. Любопытство видеть далекие страны не могло его побуждать, поелику он уже был там; надежда иметь случай к прославлению имени своего была весьма слабая и непредвиденная; назначаемое ему от Американской компании денежное содержание, хотя конечно по состоянию его было не малое, однако ж оное, по совершенной бескорыстности его и беспечности о собирании богатства, так и по самому опыту первого путешествия, не могло быть побудительною в нем причиною. Итак примечаемое в чувствованиях его противоречие и борьба с самим собою скрывали в себе некое таинство, которого ни кто не мог проникнуть, и которое не прежде открылось, как в то время, когда уже предприятие сие по сделанным с Американскою компаниею обязательствам непременно было утверждено. Тогда за два или за три дни до отъезда своего Хвостов приходит к отцу своему и матери, приносит им те деньги, которые, как мы прежде упоминали, мать не хотела взять от него, и сверх того подает еще некоторую бумагу, прося принять оную. Они берут бумагу и читают. Она содержала себе обязательство Американской компании, состоящее в том, чтоб во все время пребывания его в Америке, из следующих ему четырех тысяч рублей, половину ежегодно выдавать здесь в Петербурге отцу и материи его. Мать по прочтении сей бумаги хотела в первом движении чувств своих изорвать оную, и обливаясь горькими слезами вскричала: Как Ты для нас жертвует собою! Но он, не дав ей докончить слов, бросился пред нею на колени и целуя у ней руки говорил: выслушайте меня- матушка! дело уже сделано; я не могу более остаться здесь, для того рыдаю и прошу вас, не отнимайте у меня сего единственного утешения: оно будет меня услаждать в разлуке с вами, и ежечасно напоминать мне, чтоб я берег жизнь мою, которая для вас полезна. Сими и подобными сим представлениями убедил он мать и отца принять предлагаемое им от него пособие. И так вот открытие той тайной причины, которая побуждала его ехать в Америку! вот редкий и поразительный пример сыновней любви! Что делает он для облегчения участи своих родителей? Мало того, что осмеливается за них броситься к ногам ИМПЕРАТОРА, и исходатайствованною сим средством милостью отвращает некоторым образом их нужды, мало того - Он посвящает еще жизнь свою терпению, трудам, опасностям, и для благоденствия своих родных осуждает себя долговременно скитаться в отдаленнейших странах между дикими народами. He скоро можно поверить таковому подвигу, однако к чести человечества оный не есть сказка, но точная быль.
Когда напоследок все решено было, и они с товарищем своим Давыдовым (ибо сей не хотел отстать от него) приготовлялись к дороге, тогда в Хвостове казалось возгорелся некий новый пламень к сему путешествию. Причиною тому было, что однажды он пришел к Министру Коммерции, который спросил у него, что если откроется какая нибудь требующая особливых трудов и отважности Экспедиция, согласится ли он принять на себя исполнение оном? Хвостов с обыкновенным своим жаром ответствовал: чем оная опаснее, тем для меня будет приятнее. Между тем сей вопрос возродил в нем надежду, что может быть откроются случаи, в которых удастся ему оказать больше нежели обыкновенную услугу. С таковою льстящею главной страсти его надеждою (Мая 14 дня 1804 года) отправились они в путь.
Здесь надлежит предуведомить читателя, что за несколько времени до возвращения их в Петербург, Действительный Статский Советник и Камергер Резанов отправился послом в Японию на двух судах Надежде и Неве, состоящих под начальством Капитан- Лейтенанта (ныне Капитана) Крузенштерна. Известно, что Японское Правительство отказало в принятии сего Посольства не вступило в дружелюбные о торговле договоры, и запретило судам нашим приходить в их порты. Все сие можно подробнее видеть в путешествии изданном от Капитана Крузенштерна.
Между тем Хвостов и Давыдов в исходе Августа приехали в Охотск, откуда на судне Марии отправились в Америку, но за сделавшеюся в судне их великою течью принуждены были для спасения оного идти в Петропавловскую гавань, где по причине позднего времени остались зимовать. На другой год (то есть 1805) в Мае месяце, по неудачной поездке в Японию, приходит туда же и фрегат Надежда на котором находился Посол Резанов. Таким образом Хвостов и Давыдов соединяются с ним и поступают под непосредственное его распоряжение и начальство. Вскоре потом Крузенштерн с двумя судами своими отравляется обратно в Россию, a Резанов для поправления дел Американской компании остается в том краю и отплывает с Хвостовым и Давыдовым в Америку.
Они посещают остров св. Павла, потом Уналашку, потом Кадьяк, и напоследок приходят на остров Ситку в так называемый Ново-Архангельской порт. Здесь Резанов, в лице которого оскорблен Японцами Посол Российский, ищет в уме своем средств, каким бы образом внушит в них вящее к флагу нашему уважение и дать им почувствовать, что во вражде и несогласии с нами подвергаются они опасности от силы нашего оружия, в приязни же и согласии могут быть спокойны и ожидать от нас знатных для себя выгод и пользы. Сим единственным средством, дум. ил он, можно их понудить ко вступлению с нами в мирные и торговые обязательства. Сия надежда тем паче подкрепляла его, что в бытность свою в Японии мог он тайными путями разведать, что между управляющими в оной двумя властями, гражданкою и духовною, происходила великая распря. Гражданская власть и народ согласны были принять посла нашего и вступить с нами в торговлю, но духовная тому противилась и одержала верх. Следовательно малейшее с нашей стороны подкрепление гражданской их власти принудило бы духовную замолчать. Основав на сих обстоятельствах надежду свою сделал он следующее расположение: Близ Японии находится плодоносный остров Сахалин, которого природные жители составляют особый народ от Японцев. На нем помышляли некогда (лет около шестидесяти назад) и мы водвориться, но не известно что с завезенным туда селением нашим воспоследовало. Японцы овладели сим островом, поселились на нем, покорив Сахалинцев и поступают с ними, как с рабами, весьма жестоко. Резанов предпринял сделать Экспедицию на сей остров, с тем, чтоб Японцев согнать с оного, все заведения их на нем истребить, все что можно забрать с собою, остальное же отдать жителям острова или предать огню. Сахалинцев же взять под свое покровительство, раздать старшинам серебряные медали, и объявить их Российскими подданными. Сверх сего захватит несколько Японцев, a особливо стараться взять их жреца с кумирнею и со всеми в ней идолами и утварями. Сие последнее действие почитал он нужным для того, дабы взятых Японцев отвезти в Охотск, содержать их как можно лучше, позволить жрецу отправлять всякое по обрядам их священнослужение, и по прошествии года всех отвезти обратно в Японию, дабы они там рассказали о поступках наших с ними, и через то внушили бы народу лучшую к нам доверенность.
Разанов почитал торг с Япониею не только нужным для открытия новых источников богатств, но даже единственным и необходимым средством к пропитанию всех заведений наших в краю бесхлебном и голодном. Сего ради приемля оскорбительные поступки и отказ Японских властей в принятии посольства нашего за удобное время к преклонению их на то помощью оружия, не хотел он пропустить сего благоприятного случая. Ho по расположении в уме своем вышесказанного оставалось ему подумать, каким образом может он сию важную Экспедицию произвести в действо. Трудности предстояли в следующем. во первых путь в Японию худо известен. Во вторых, хотя предполагал он, что жители сего острова и водворившиеся на нем Японцы конечно не воинский народ, однако ж число их в сравнении с нашими людьми не могло иметь никакой соразмерности. В третьих, он не мог послать более двух, и то недостаточно вооруженных судов; с шестью или семьюдесятью человеками, также худыми воинами, поелику состоят из набранных всякого рода промышленников. Мы тотчас увидим на чем, не взирая на все сии трудности, основал он главную свою надежду.
Утвердясь единожды в пользе и надобности сей Экспедиции, он нарочно для того велел строить два судна, и написал к Хвостову и Давыдову следующее письмо:
Милостивые государи мой Николай Александрович и Гаврило Иванович
Первый шаг ваш в Америку доставил мне удовольствие узнать вас лично с стороны решительной предприимчивости, успешное возвращение ваше в Европу показало опыт искусства вашего, a вторичное путешествие в край сей удостоверило, сколь глубоко лежат в сердцах ваших благородные чувствования истинной любви к Отечеству. Наконец свершил и я несколько с вами плаваний, оставивших мне навсегда приятное впечатление, что великий дух пользу общую свыше всего поставляет. В Правителе здешних областей тот же пример ревности и усердия, каковому некогда потомки более нас будут удивляться. Пользуясь столь счастливою встречею нескольких умов к единой цели стремящихся решился я на будущей год произвесть Экспедицию, которая может быть проложит путь новой торговле, даст необходимые силы краю сему и отвратит его недостатки. Для того нужно иметь два военных судна, Бриг и Тендер; они могут быть здесь построены, и я дал уже о сем господину Правителю мое предписание. Теперь остается мне, милостивые государи Мои, сказать вам, что первые суда сии в первую Экспедицию назначаемые должны иметь и первых Офицеров. He быв морским чиновником могу я только свидетельствовать о трудах ваших, деятельности и успехах. He распространяясь в глубокость сей чуждой для меня науки могу лит поверхностно судить одними сравнениями, приобретаемыми опытностью, и наперед уверен, что журналы ваши оправдают мнение мое; но не перестану чувствовать истинного почтения к тем великим и благородным порывам, которые в глазах каждого любящего отечество дают вам право быть в числе первых Офицеров. Я прошу вас теперь, как друзей моих, готовых жертвовать собою на пользу общую, для которой столь охотно мы себя посвящаем быть готовыми к принятию начальства над судами предполагаемыми, разделив их по старшинству вашему, и для того ныне же приступить к рассмотрению чертежей, которые Господа Корабельные Подмастерья представят, и по апробации оных участвовать присмотром вашим в успешном их построении, так чтоб в конце Апреля были они готовы и в первых, числах Мая мы уже под паруса вступили. Знаю, что многие встречаются недостатки, но когда же великий подвиг не имел своих трудностей? оные не устрашают нас и лишь более дадут славы. Я не нахожу еще нужным распространяться о предмете Экспедиции сей, о которой в свое время получите вы от меня полное наставление. В постройке добрых судов, усердие строителей дает мне надежду, в плавании опытность и труды ваши обещают успехи. Я признаюсь, что с моей стороны нетерпеливо жду времени подвигов ваших, и так приступим общими силами к совершению великого дела и покажем свету, что в счастливое наше столетие горсть предприимчивых Россиян бросит вес свой в те огромные дела, в которых миллионы чуждых народов веками участвуют.
С совершенным почтением имею честь быть вам
Милостивые Государи мои
Покорнейший слуга (На подлинном подписано): Николай Резанов. № 475. Августа 29 дня 1805 года. Остров Баранов. Порт Ново-Архангельск. Господам флота Лейтенанту Хвостову и Мичману Давыдову.
...