Софья Александровна Шишкова. Обучение в Обществе благородных девиц
Обучение в «Обществе благородных девиц»
«№ 60
1832 г. июля 15. - Письмо Катерины Шишковой -
адмиралу А.С. Шишкову о воспитании своей дочери
и материальной нужде.
Милостивый Государь Дядюшка!
Александр Семенович.
Сестры Прасковья и Настасья Дмитриевны, проезжая через Тверь отдали мне письмо ваше, за которое спешу принести вам дрожайший дядинька сердечную благодарность. Не скрою однако что чувствительно огорчило меня изъявленное вами сомнение, точно ли Александр мой продал имение для уплаты долгов. Уверяю вас всем, что для меня священно, что все деньги, кроме самой безделицы, удержаны гражданскою палатой при совершении купчей и оттого мы теперь в таком бедственном положении. Приношу вам также сердечную благодарность за уничтоженный вексель, который вы прислали мне в вашем письме, и смею уверить вас что впредь никто не будет беспокоить вас подобными просьбами потому что долги моего мужа все уплачены.
Теперь позвольте говорить со всей откровенностью дочери, на счет нашей Сонечки. Благодеяние, которое вы оказываете ей принимая к себе, так велико, что не имею слов выразить свою благодарность. Но она еще такой ребенок, которому нужны самые первые правила ученья. Здесь есть одно прекрасная женщина пожилых лет знающая языки французский, немецкий и все первоначальные правила преподает прекрасно; она здесь у многих была и все хвалят. Я бы желала взять ее, но она просит 500 рублей в год, но наше положение не позволяет и этого, Если вы дражайший дядинька так милостивы, что принимаете на себя труд устроить счастье нашей Сонички и постараетесь поместить ее в Смольный монастырь, то я осмеливаюсь просить вас позволить мне оставить ее у себя до определения, во-первых потому, что отправить мне ее не с кем совершенно, сама же везти не имею никаких средств, и во-вторых если бы вы благодетельствуя и дали бы мне возможность доставить ее к вам, то дорожные издержки будут превышать ту сумму, которого я могу при помощи вашей приготовить ее до принятия в Смольный монастырь. Довершите благодеяние ваше и дайте мне возможность приготовить, ее сколько можно, для помещения, куда прикажете. Впрочем привыкнув любить и почитать вас, как моего отца и благодетеля! буду ожидать! решительного приказания вашего на счет Сонички, которой будущую судьбу и счастие вам поручаю; и с исполненным бла-годарностью сердцем выполню, все, что прикажете.
С нетерпением ожидаю милостивого ответа вашего и целую ручки ваши и милостивой государыни тетеньки Юлии Осиповны совершенной покорностью и нежнейшей любовью имею честь быть
дрожайший дядинька
Вашей покорной и послушной племянницей
Катерина Шишкова.
ЦГИА. Ф. 1066. № 492»[1].
«Если вы дражайший дядинька так милостивы, что принимаете на себя труд устроить счастье нашей Сонички и постараетесь поместить ее в Смольный монастырь, то я осмеливаюсь просить вас позволить мне оставить ее у себя до определения, во-первых потому, что отправить мне ее не с кем совершенно, сама же везти не имею никаких средств, и во-вторых если бы вы благодетельствуя и дали бы мне возможность доставить ее к вам, то дорожные издержки будут превышать ту сумму, которого я могу при помощи вашей приготовить ее до принятия в Смольный монастырь»[2].
Намереваясь поправить денежные дела внучатной племянницы, адмирал Шишков организовал так же через посредство Пушкина посмертное издание сочинений племянника. Катерина Дмитриевна обращалась с его подачи к Пушкину, который с готовностью откликнулся на просьбу семьи покойного друга. В связи с этим в пушкиноведении есть соответствующие материалы, касающиеся Шишковых.
Сам поэт в декабре 1832 г. единогласно был принят в члены Академии Российской, которую курировал адмирал, начиная с 1813 г., до самой своей смерти в 1841 г.:
«Кадровая политика Шишкова в Академии состояла в том, чтобы собрать в неё всех национально мыслящих русских учёных.
…
А.С. Шишков уделял большое внимание развитию как российской, так и общеславянской филологии. Шишков одним из первых осуществил попытку организовать кафедры славяноведения при российских университетах, создать Славянскую библиотеку в Петербурге, в которой были бы собраны памятники литературы на всех славянских языках и все книги по славяноведению»[3].
(10.10.1832) «Государыня императрица согласно принесенному ее императорскому величеству от г-на адмирала Шишкова всеподданнейшему прошению, высочайше повелеть изволила: Дочь племянника его, отставного капитана Александра Шишкова, Софью принять в воспитательное общество благородных девиц ныне же пансионеркою на иждивение г-на адмирала Шишкова; с тем, чтобы при наборе 1833 года [она могла] поступить в комплект, о чем учрежденный при воспитательном обществе благородных девиц совет сим уведомить честь имею»[4].
В первом, самом младшем возрасте, девочки общества учили Закон Божий, руский и иностранные языки, арифметику, рисование, танцы, музыку, рукоделие. Во втором возрасте. - в программу добавлялись история и география. В третьем возрасте вводились «словесные науки» и опытная физика. Учили стихотворству, а также началам архитектуры. Знакомили даже с геральдикой. Курс последнего возраста состоял в повторении и углублении всего пройденного. Обращалось внимание и на физическое воспитание воспитанниц.
С.А. Шишкова окончила Смольный институт в 1842 г.[5] О годах учебы ее - ничего не известно. Можно только приблизительно дать картины институтского быта вообще, и то - со страниц сторонних мемуаров. Сегодня в сети бродит много постов об этом заведении.
Немногие изображения института, которые рисовали в ту пору художники, практически не дают портретов воспитанниц. - Известное «Дагеротипное заведение Сергея Левицкого» начало свою работу лишь в 1849 г. Мастера коллоидных растворов в Смольный пришли позже.
Между тем, Екатерина II, создавая в Смольном «новую породу людей» (!), «хотела надолго изолировать девочек от дурного влияния домашней обстановки». Остается гадать даже о том, где новаторы-учредители заимствовали термины институтского Устава.
Царица, кстати, переписывалась с т.н. «просветителями», которых А.С. Шишков требовал запретить раз и навсегда. Особые ее люди от ее имени ездили во Францию знакомиться с постановкой вопроса во французском аналоге Института, в котором готовили монахинь.
В Смольном для девочек в итоге были созданы «спартанские» условия: холод и хронический голод[6]. Некоторые институтки при этом доходили до истощения. Прислуга, которая могла доставить им продукты из окрестных лавок, и сами лавочники, - все постоянно взвинчивали цены вдвое, а то и втрое.
Писалось особо, что воспитанницы должны были стать «отрадою семейств своих и смягчать в обществе жестокие и неистовые нравы», но при этом встречи с родными были до крайности редки, свидания первоначально проводились в присутствии воспитателей в комнате, где, как в тюрьме между гостями и обитательницами стояла решетка.
Родители девиц первых выпусков давали расписку о том, что за 12 лет учебы они, невзирая на жалобы «затворниц», не будут требовать девочек домой. Письма входящие и исходящие в Смольном безжалостно перлюстрировались, при этом культивировалось тайное наушничество и личные оскорбления учениц. - Были вначале даже телесные наказания, которые потом отменили[7]:
«…спустя сто лет (после учреждения института - В.Б.), начали раздаваться иронические реплики о «жеманных дурочках», «жантильных белоручках» и «сентиментальных барышнях», считающих, что «булки растут на деревьях» и «после тура мазурки кавалер обязан жениться», а слово «институтка» стало синонимом излишней сентиментальности, впечатлительности и ограниченности»[8].
По мнению Е.Н. Водовозовой - воспитанниц одевали в уродливые одежды, которые не подходили им ни размером, ни кроем. При этом передвижение осуществлялось только строем.
Свободный выход в город в Смольном в принципе не разрешался никогда. Это было заведение закрытого типа. Здесь не было никогда каникул.
По мнению той же писательницы заведение за 9 лет полностью рушило миропонимание смолянок, которые жили исключительно его заботами. - За долгие годы они забывали дом и отходили от интересов семьи, духовная связь с которой прерывалась навсегда, и это было неудивительно. - Семья оставалась как бы в другом мире.
В Смольном XIX в. говорили исключительно по-французски. Процессом обучения руководили незамужние иностранки. Своих педагогов катастрофически не хватало. В реалиях XIX в. женщина, которая не могла завести семью, как правило, обладала специфическим комплексом «старой девы» и, естественно, вымещала его на девочках.
Здесь изучали: закон божий и катехизис, русский, французский и немецкий языки, арифметику, физику, естественную историю (естествознание), историю, географию, пение, рисование, чистописание, домоводство, музыку, пение и танцы.
Особое внимание уделялось языкам и пению. Считалось, что это чисто практические дисциплины. Поедет барыня, положим, в Баден-Баден, или не дай бог в Париж. - Язык знать надо. Каждая должна была уметь петь и играть на фортепьяно, для мужа ли, не для мужа, не важно. Особо одаренным девицам преподавали даже игру на арфе. Так было модно.
«В отличие от мужских гимназий, в Смольном институте не преподавали латинский и древнегреческий языки, а также в гораздо меньшем объеме изучали естественные предметы и математику»[9].
Начальницу Института утверждал император. - В ее функции входила каждодневная проверка всего заведения от дортуаров до кухонь. Она просматривала доклады педагогов и воспитателей, руководила хозяйством, осуществляла контакты с поставщиками и смежниками. С императорской семьей, духовными лицами и министрами - общалась только она. Авторитет руководителя в Смольном был непререкаем.
Обычно это была высокопоставленная дама, хорошо знакомая с педагогикой и практикой процесса. Она изучала наравне со специалистами новости методологии, дабы вносить в обучение необходимые коррективы.
До 1839 г. Начальницей Смольного была Ю.Ф. Адлерберг, а после этого срока стала М.П. Леонтьева, служившая на этом посту 36 лет. О ее деятельности есть разные мнения.
Сегодня существуют как бы 2 самостоятельные истории этого заведения: «пафосная» (парадная), которая представлена в залах малодоступного музея, и история личных судеб, данная в мемуарах смолянок, той же Е.Н. Водовозовой, напр., талантливой писательницы[10]. Ее записи о Смольном невозможно читать без слез.
Особо надо подчеркнуть, что Институт всегда находился под патронажем венценосной семьи. - Император и императрица регулярно бывали в заведении, где знакомились с бытом и учебой маленьких затворниц. Нередко они присутствовали на выпускных экзаменах. Директрисы Института имели при дворе связи и при необходимости могли прямо обращаться к императору и членам его семьи.
Сохранились воспоминания о том, как Александр II пил со смолянками чай и даже выбрал среди них пассию, ставшую позже морганатической его женой. Это была - Екатерина Михайловна Долгорукова, поселившаяся в Зимнем дворце над покоями самодержца и родившая ему 4-х детей.
Известно, что в условиях изоляции у смолянок был развит культ обожания некоторых лиц из персонала, а так же лиц, посещавших Смольный по роду службы.
Насаждалась система денежных поборов, когда воспитателям и персоналу к праздникам и датам вынуждали покупать подарки. Об этом говорит Е.Н. Водовозова, у которой - по определению не могло быть денег[11]. Безденежье - многолетнее унижение смолянок. По некоторым свидетельствам в XIX в. сама плата за обучение доходила до 600 руб.
Руководством поощрялся культ императора, вследствие чего среди девочек наблюдался массовый фетишизм. Ученицы получили однажды платок самодержца, и, разрезав его на куски, носили в виде талисмана на груди. Известно стало так же, что одна отчаянная девушка состригла несколько шерсти с дорогой государевой шубы. Это явление известно сегодня как фанатизм и распространено в молодежных субкультурах:
«Изначально для поступления в институт было необходимо сдать экзамены (немного из французского, еще меньше из русского, плюс наличие определенного религиозного воспитания) и пройти отбор по происхождению, изрядно уменьшавший ряды желающих. Скажем, в первых наборах рассчитывать на поступление могли лишь дочери тех дворян, чьи роды были внесены в III, V и VI части дворянских родословных книг, или тех, которые имели чины, как минимум, 9-го класса (капитан) на военной службе или 8-го класса (коллежский асессор) на гражданской. Однако немногие из знати были согласны обрекать своих дочерей на безвыездные 12 лет учебы, после которых вставал нелегкий вопрос о дальнейшей выдаче замуж чересчур образованной девицы. Именно поэтому основной состав учениц был родовитым, но бедным.
…Умение изящно приседать в реверансе в Смольном XIX века ценилось больше успехов в математике, за хорошие манеры прощали неудачи в физике, ну а исключить могли за вульгарное поведение, но уж никак за неудовлетворительные оценки. Единственной из наук, считавшейся священной, было изучение французского языка»[12].
Не все родители институток могли платить за обучение:
«Встречи с родственниками были ограничены четырьмя часами в неделю (двумя приемными днями). Особенно тяжело приходилось девочкам, привезенным издалека. Они не видели своих родных месяцами и годами, а вся переписка строго контролировалась классными дамами, которые читали письма перед отправкой и после получения.
…Помимо «государственных» мест для воспитанниц, довольно большое количество девушек содержалось за счет специальных стипендий, вносимых как императорской семьей …и просто богатыми людьми. И.И. Бецкой, изначально стоявший во главе Воспитательного общества, обучал по десять девочек с каждого приема, положив на их имя в банк особый капитал. А в 1770 г. гофмейстерина Е.К. Штакельберг завещала деньги, полученные за имение, в уплату содержания в Смольном девочек из неимущих семей дворян Лифляндии и выдачи им пособий при выпуске. Делали ежегодные взносы для содержания стипендиаток Орловы и Голицыны, Демидовы и Салтыковы. Смолянки, обучаемые на чей-то частный капитал, носили на шее ленточку, цвет которой выбирал благотворитель. Так, у стипендиаток Павла I они были голубые, у Демидовских - померанцевые, протеже Бецкого повязывали зеленые, а Салтыкова - малиновые. За тех, кто не мог получить какую-либо стипендию, вносили плату родные. В начале XX века это было около 400 рублей в год. Количество мест для таких учениц, однако, все равно было ограничено.
…Ежегодно летом больных воспитанниц бесплатно отправляли на лечение в Старую Руссу, в санаторий доктора Вельса. Зимой, воспитанницы посещали Эрмитаж, Публичную библиотеку, выставки в Академии художеств, Ботанический сад, Таврический дворец, промышленные выставки. Десять лучших выпускниц, награждаемых шифрами, ездили с начальницей и классными дамами на специальную церемонию в Зимний дворец, где их представляли императору»[13].
[1] Вано Шадури. Друг Пушкина А.А. Шишков и его роман о Грузии. Тбилиси. 1951. Сс. 377 - 378.
[2] Вано Шадури. Указ. соч. Сс. 377 - 378.
[3] Википедия.
[4] ЦГИА. Ф. 2. О. 1. Д. 3188. О приеме девицы Шишковой Софии Александровны. 10.10.1832 - 04.06.1854. C. 1.
[5] ГАФР. Ф. 48. Оп. 1. Д. 183.
[6] Е.Н. Водовозова пишет, что зимой температура помещений опускалась до 9 градусов. Муки голода были неизбывны. - Девочек изнуряли постами, вследствие чего источалась нравственность и «самое» Вера. - Об этом тоже пишут институтки.
[7] Вовсе не пафосные воспоминания о Смольном находим мы в мемуарах Е.Н. Водовозовой. См.: Водовозова Е.Н. На заре жизни и другие воспоминания. Academia. 1934. Т. I.
[8] Интернет.
[9] Интернет.
[10] Черепнин Н.П. Императорское воспитательное общество благородных девиц. Исторический очерк. 1764 - 1914. В 3-х т. СПБ. 1914.
Учебные заведения ведомства учреждений Императрицы Марии. Краткий очерк. СПБ. 1906.
Водовозова Е.Н. На заре жизни и другие воспоминания. Academia. 1934. Т. I.
Чарская Л.А. Записки институтки. М. 1993.
Бокова В. Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. 2001.
Жерихина Е.И. Смольный. История зданий и учреждений. СПБ. 2002.
[11] «Институт за монастырской стеной», по мнению Е.Н. Водовозовой, грубо ломал подростковую психику. - «Дети были бесправны, как крепостные».
[12] Интернет.
[13] Интернет.