Абу-ль-Аля аль-Маари (973-1057 или 1058)
Вот здесь мои предположения были ошибочными: http://www.livejournal.com/users/skydger/49506.html?thread=152674#t152674. Слепым сабжевый поэт стал с детства. Таким образом, исправляю свою ошибку, пособирав немного материала :).
* * *
Многим смысл бытия объяснила могила,
а меня жизнелюбие опустошило.
(Абу-ль-Аля-Аль-Маарри)
Некоторыми считается1, что Абу-ль-Аля аль-Маарри был вдохновлен творчеством Ибн ар-Равенди - арабским мыслителем и литератором, выступавшим в IX веке с критикой Корана,- трудов которого до сегодняшнего дня не сохранилось. Существуют лишь выдержки из них в трудах апологетов ислама. Вопреки стараниям ортодоксов уничтожить само вольнодумство, свободные от догматов идеи все же не угасли.
«С критикой догмата о несотворенности Корана Абуль-Аля выступил, по-видимому, еще в молодые годы в комментарии на сборник стихотворений видного арабского поэта аль-Мутанабби (915-965), которого высоко ценил. В сборнике аль-Мутанабби содержалось немало вольнодумных мотивов. Явно поддерживая предшественника, Абу-ль-Аля назвал свой отклик на его стихи "Му'джиз Ахмед" - "Чудо Ахмеда". Рукописи комментария сохранились, одна из них находится в собрании Института востоковедения Академии наук СССР в Ленинграде. Описавший ее арабист, отметив необычность ("кощунственность") его названия для мусульманина, пояснил, что оно "заключается в двусмысленной игре именем Ахмед и возникающем из этой игры намеке: это, с одной стороны, имя поэта, с другой же - частая замена имени пророка Мухаммеда (так он по мусульманской традиции один раз назван в Коране: 61:6. - Л.К.), как Коран является чудом, открытым Аллахом Мухаммеду, так стихи ал-Мутанабби являются чудом, созданным им самим". Так в замаскированной форме, воздав должное аль-Мутанабби, Абу-ль-Аля сумел сказать о несостоятельности учения о превосходстве и неподражаемости Корана.
Проницательность и смелость молодого Абу-ль-Аля в той среде, для которой он создавал свой комментарий, должна была усиливаться еще оттого, что по исламской догме ничто созданное людьми не может сравниться с ниспосланным Аллахом своему пророку - наби - предвечным Кораном, а в "Чуде Ахмеда" восхвалялись стихи поэта по прозвищу аль-Мутанабби или, иначе, Лжепророка! Таковы были острота и тонкость таланта Абу-ль-Аля уже в начале его творческого пути.»2
Абу-ль-Аля аль-Маарри в 1033 году создал "Послание о прощении" ("Рисалат аль-гуфран") - остроумную пародию, как отзывался о нем Крачковский3, на мусульманские описания загробной жизни. "...в числе пародируемых в ней представлений первое место занимают те, что опираются на Коран".4 для Абу-ль-Аля религия была неприемлема. Был ли он неверующим сказать сложно, но как "всеобщее мировоззрение" не принимал ни одной, также не принимал и распространенные в те времена "священные писания".
В стихотворном цикле "Обязательность необязательного" ("Аль-Лузумийят") Абу-ль-Аля писал: "Вера и неверие... предания, которые преемственно повествуются... Коран, текст которого тщательно изучается... Библия5... евангелия... У каждого народа есть своя ложь, в которую, однако, люди свято веруют. Может ли после этого какой-либо народ хвалиться, что он идет путем праведным?"6
"Обязательность необязательного", как и другие основные произведения Абу-ль-Аля, направлено к "...прославлению разума, без которого невозможен осмысленный труд, свершение человеком возвышающего его дела, подлинной славы и смысла его существования"7. Между тем, подобные наивным гуманистическим идеям Возрождения, поэт высказывал мысли о том, что люди, равны безотносительно к тому, какому роду, племени, народу они принадлежат. Такое равенство теоретически возможно, если интеллектуальный и физический уровень развития будет у каждого одинаковым, что возможно если только следовать идеям Олдоса Хаксли, высказанным им в романе-антиутопии "О, дивный новый мир".
Взгляды Абу-ль-Аля, сходные с появлявшимися в христианстве, расценивались либо как сектантские настроения, либо вообще как вульгарный атеизм (то есть инвертирование веры в бога на веру в его отсутствие), что одинаково считалось богохульством и наказывалось соответствующим образом.
Вот строчки одного из стихотворения Абу-ль-Аля аль-Маарри, отражающие гуманистические идеалы:
Пусть знатный хашимит8 не похваляется
Перед человеком из племени берберов9
Истиной клянусь, что халиф Али
Равен в глазах жизни его рабу Кандару.
(Перевод Б.Я. Шидфар)
Здесь не имеет смысла останавливаться на самом атеизме, то есть фундаменте мировоззрения, в которое бог (или боги) по тем или иным причинам не вводится. Гораздо интереснее обратиться к тому факту, что X-XI века были своего рода Возрождением в арабских странах. Сергей Александрович Нефедов пишет по этому поводу: «X век был временем расцвета поэзии, искусства, наук, ремёсел - и в основе этого расцвета лежало повышение демографического давления; именно демографическое давление гнало "лишних людей" из деревень в города и заставляло их соревноваться друг с другом в ремёслах, именно конкуренция побуждала торговые караваны искать новые далёкие пути. Нужда заставляла младших сыновей знати учиться грамоте и вникать в богословские споры, становиться юристами или врачами. Это была эпоха Возрождения после долгого господства кочевников - время возрождения деревень, городов, искусств и наук. Нашествие арабов было не столь разрушительным, как нашествие германцев, и Возрождение пришло на Ближний Восток на три столетия раньше, нежели в Европу. В то время, как в Европе варвары ещё продолжали сражаться среди развалин, на Востоке снова выросли огромные города, и паломники с Запада с удивлением смотрели на многолюдье базаров и на поднимавшиеся к небу купола мечетей. Сказки "Тысячи и одной ночи" донесли до нас образ этого мира: роскошь Багдада, огромные дворцы, залы которых усыпаны лепестками роз, озёра, в которых переливалась ртуть. Сказки рассказывали о богатствах халифов, о садах, в которых росли деревья с позолоченными стволами и о гуриях, танцевавших среди этих деревьев.»10
Абу-ль-Аля был одним из поэтов этого времени и поэтом, надо отметить незаурядной личностью. Целеустремленность позволила ему из небольшого городка Маара перебраться в Багдад - своего рода центр арабской культурной жизни.
Абу-ль-Аля присущ скорее неоплатонизм, чем какая-либо догматичекая распространенная в те времена религиозная система, для него смерть - освобождение для души телесной "грязи и освобождение человека от непосильных тягот неразумной и несправедливой жизни, куда человек брошен не по своей воле, а душа послана как бы в наказание ей".11 Поскольку во времена завоеваний Халифата были покорены многие народы, в том числе и греки, то проникновение греческой философии в среду образованных арабов вполне закономерно. "В суннитском богословии еще во времена Омейядов происходили сложные процессы, связанные с необходимостью приведения мусульманской догматики в систему, могущую выдерживать сравнение с развивавшимся христианским богословием и с начавшим распространяться идейным наследием греческой философии. И в Кордовском эмирате, и в Дамасском халифате появились переводы произведений Аристотеля, Платона и неоплатоников сначала с сирийского, а потом и с греческого"12 Однако этот факт являлся бы слабой аргументацией, если бы не возникновение еще при Омейядах направления ислама, у которого была весьма неоднозначная судьба - богословие мутазилитов, которое происходит от арабского корня "отдаление".
«С удивительной для того времени смелостью они утверждали приоритет разума, право человека на сомнение и на проверку любого положения веры средствами разума. Бога и его действия человек должен познавать и расценивать, руководствуясь не поучениями откровения, а данными размышления».13
Появление чего-то похожего на гностицизм в христианстве целой исламской секты свидетельствует о глубине мысли греческой философии, отраженной в арабском социо-культурном слое. Это, разумеется не единственная секта в исламе, так как чуть ли не сразу после возникновения ислам распался на два течения суннитов и шиитов. Каждое из течений в свою очередь порождало не меньше сект, чем раннее христианство, однако получилось так, что самые прогрессивные из них были подавлены большинством последователей примитивных культов и доктрин.
В связи с этим выглядит вполне закономерно принятие Абу-ль-Аля греческих взглядов. Отступаясь на момент от столь краткого исторического очерка, отмечу, что стремление человека к нахождению людей, взглядов и пр. сходных с собственной когнитивной сложностью было справедливо, по всей вероятности, всегда, как только появился разум. Отсюда и появление стихотворений вроде следующего:
Восковая свеча золотого отлива
Пред лицом огорчений, как я, терпелива.
Долго будет она улыбаться тебе,
Хоть она умирает, покорна судьбе.
И без слов говорит она: "Люди, не верьте,
Что я плачу от страха в предвиденьи смерти.
Разве так иногда не бывает у вас,
Что покатятся слезы от смеха из глаз?"
(Перевод Арс. Тарковского)14
Хотя "арабское Возрождение", в отличие от европейского и выродилось и угасло, но поэзия даже таких вольнодумцев как Абу-ль-Аля аль-Маарри осталась благодаря тому, что ценителей искусства все же было больше, нежели его истребителей, однако труды некоторых из них так и не дошли до нашего времени. Не все стихотворения Абу-ль-Аля формулировал прямо, «...ценили откровенное яркое слово Абу-ль-Аля и тогда, когда он писал прозой, ценили его не всегда легкие для чтения "Послания" - "о прощении" и "об ангелах", где, дабы усыпить бдительность духовных цензоров - мухтасибов, сбить их с толку, он вынужден был прибегнуть к приему самоуничижения».15
Закончить сие "жизнеописание", пожалуй, можно краткими выдержками из Л.И Климовича.
«И все же, ослепнув в детстве после изнурительной болезни, живя скромно, травимый ретроградами (из них богослов Ибн аль-Джаузи даже спустя более столетия после кончины Абу-ль-Аля в сочинении "Козни Дьявола" пропел хвалу высшей силе, лишившей будущего поэта зрения!), он сохранил жизнелюбие, гуманность, оптимизм. В продиктованных им стихах читаем:
Из грязи создал господь человека,
Не говорите же, что он погряз в грязи...»
«Современный биограф сообщает, что о смерти Абу-ль-Аля сразу же узнали его ученики и почитатели в разных странах. Арабский писатель и ученый, автор биографического "Словаря литераторов" Якут (Йакут, 1178 или 1180-1229) рассказывает, что риса16 на его смерть написали 84 поэта, а его могилу (в небольшом сирийском городе Мааррат-ан-Нумане, где родился и умер Абу-ль-Аля.- Л.К.) посетило несколько тысяч человек. "Только за одну неделю на могильной плите поставили свою печать более двухсот его учеников из Маарры, Кафр Таб, Халеба, Тебриза, Исфахана, Саруджа, Рамлы, Багдада, Массисы, Нишапура, Анбара и разных городов Андалусии"»17
Когда эта "биография" была почти готова, наткнулся на совсем близкий источник :). Здесь более подробно дано жизнеописание поэта: http://ox.olegern.net/other/maarry1.htm
1 Крачковский И.Ю. Забытый источник для характеристики сочинений Ибн ар-Равенди, с. 74.
2 Л.И Климович "Книга о Коране, его происхождении и мифологии". М.:Политиздат, 1986 г., стр. 89.
3 Крачковский И.Ю. Избранные сочинения. М.-Л., 1956, т.2, с. 300.
4 Л.И Климович "Книга о Коране, его происхождении и мифологии". М.:Политиздат, 1986 г., стр. 86.
5 Допустимо и другое чтение: "...Книга откровения (Коран), которая выставляется как авторитет, и Пятикнижие..." и т.д. - Прим. Л.И. Климовича.
6 Л.И Климович "Книга о Коране...", стр. 86
7 Там же.
8 Хашимит, то есть араб из рода хашим племени курейшитов, к которому принадлежал пророк Мухаммед.
9 Берберы - группа народов в Северной Африке, Центральном и Западном Судане. Их восстание против Дамасского халифата Омейядов вспыхнуло в 739-740.
10 С.А. Нефедов "Всемирная история", гл. I "История Халифата", Мусульмансвое возрождение
11 Шидфар Б.Я. Абу-ль-Аля Аль Маарри. - М., 1985, стр. 121
12 И.А. Крывелев "История религий", М.: Изд-во "Мысль", 1976, т.2, стр. 185.
13 И.А. Крывелев "История религий", т.2, стр. 186.
14 "Семь самоцветов Востока: Антология восточной классической поэзии". М.:Школа-Пресс, 1995, стр. 109
15 Л.И Климович "Книга о Коране...", стр. 87
16 Риса (марсийя) - траурная элегия, род поэмы в память усопшего, поэтический реквием.
17 Л.И Климович "Книга о Коране...", стр. 87-88
* * *
Многим смысл бытия объяснила могила,
а меня жизнелюбие опустошило.
(Абу-ль-Аля-Аль-Маарри)
Некоторыми считается1, что Абу-ль-Аля аль-Маарри был вдохновлен творчеством Ибн ар-Равенди - арабским мыслителем и литератором, выступавшим в IX веке с критикой Корана,- трудов которого до сегодняшнего дня не сохранилось. Существуют лишь выдержки из них в трудах апологетов ислама. Вопреки стараниям ортодоксов уничтожить само вольнодумство, свободные от догматов идеи все же не угасли.
«С критикой догмата о несотворенности Корана Абуль-Аля выступил, по-видимому, еще в молодые годы в комментарии на сборник стихотворений видного арабского поэта аль-Мутанабби (915-965), которого высоко ценил. В сборнике аль-Мутанабби содержалось немало вольнодумных мотивов. Явно поддерживая предшественника, Абу-ль-Аля назвал свой отклик на его стихи "Му'джиз Ахмед" - "Чудо Ахмеда". Рукописи комментария сохранились, одна из них находится в собрании Института востоковедения Академии наук СССР в Ленинграде. Описавший ее арабист, отметив необычность ("кощунственность") его названия для мусульманина, пояснил, что оно "заключается в двусмысленной игре именем Ахмед и возникающем из этой игры намеке: это, с одной стороны, имя поэта, с другой же - частая замена имени пророка Мухаммеда (так он по мусульманской традиции один раз назван в Коране: 61:6. - Л.К.), как Коран является чудом, открытым Аллахом Мухаммеду, так стихи ал-Мутанабби являются чудом, созданным им самим". Так в замаскированной форме, воздав должное аль-Мутанабби, Абу-ль-Аля сумел сказать о несостоятельности учения о превосходстве и неподражаемости Корана.
Проницательность и смелость молодого Абу-ль-Аля в той среде, для которой он создавал свой комментарий, должна была усиливаться еще оттого, что по исламской догме ничто созданное людьми не может сравниться с ниспосланным Аллахом своему пророку - наби - предвечным Кораном, а в "Чуде Ахмеда" восхвалялись стихи поэта по прозвищу аль-Мутанабби или, иначе, Лжепророка! Таковы были острота и тонкость таланта Абу-ль-Аля уже в начале его творческого пути.»2
Абу-ль-Аля аль-Маарри в 1033 году создал "Послание о прощении" ("Рисалат аль-гуфран") - остроумную пародию, как отзывался о нем Крачковский3, на мусульманские описания загробной жизни. "...в числе пародируемых в ней представлений первое место занимают те, что опираются на Коран".4 для Абу-ль-Аля религия была неприемлема. Был ли он неверующим сказать сложно, но как "всеобщее мировоззрение" не принимал ни одной, также не принимал и распространенные в те времена "священные писания".
В стихотворном цикле "Обязательность необязательного" ("Аль-Лузумийят") Абу-ль-Аля писал: "Вера и неверие... предания, которые преемственно повествуются... Коран, текст которого тщательно изучается... Библия5... евангелия... У каждого народа есть своя ложь, в которую, однако, люди свято веруют. Может ли после этого какой-либо народ хвалиться, что он идет путем праведным?"6
"Обязательность необязательного", как и другие основные произведения Абу-ль-Аля, направлено к "...прославлению разума, без которого невозможен осмысленный труд, свершение человеком возвышающего его дела, подлинной славы и смысла его существования"7. Между тем, подобные наивным гуманистическим идеям Возрождения, поэт высказывал мысли о том, что люди, равны безотносительно к тому, какому роду, племени, народу они принадлежат. Такое равенство теоретически возможно, если интеллектуальный и физический уровень развития будет у каждого одинаковым, что возможно если только следовать идеям Олдоса Хаксли, высказанным им в романе-антиутопии "О, дивный новый мир".
Взгляды Абу-ль-Аля, сходные с появлявшимися в христианстве, расценивались либо как сектантские настроения, либо вообще как вульгарный атеизм (то есть инвертирование веры в бога на веру в его отсутствие), что одинаково считалось богохульством и наказывалось соответствующим образом.
Вот строчки одного из стихотворения Абу-ль-Аля аль-Маарри, отражающие гуманистические идеалы:
Пусть знатный хашимит8 не похваляется
Перед человеком из племени берберов9
Истиной клянусь, что халиф Али
Равен в глазах жизни его рабу Кандару.
(Перевод Б.Я. Шидфар)
Здесь не имеет смысла останавливаться на самом атеизме, то есть фундаменте мировоззрения, в которое бог (или боги) по тем или иным причинам не вводится. Гораздо интереснее обратиться к тому факту, что X-XI века были своего рода Возрождением в арабских странах. Сергей Александрович Нефедов пишет по этому поводу: «X век был временем расцвета поэзии, искусства, наук, ремёсел - и в основе этого расцвета лежало повышение демографического давления; именно демографическое давление гнало "лишних людей" из деревень в города и заставляло их соревноваться друг с другом в ремёслах, именно конкуренция побуждала торговые караваны искать новые далёкие пути. Нужда заставляла младших сыновей знати учиться грамоте и вникать в богословские споры, становиться юристами или врачами. Это была эпоха Возрождения после долгого господства кочевников - время возрождения деревень, городов, искусств и наук. Нашествие арабов было не столь разрушительным, как нашествие германцев, и Возрождение пришло на Ближний Восток на три столетия раньше, нежели в Европу. В то время, как в Европе варвары ещё продолжали сражаться среди развалин, на Востоке снова выросли огромные города, и паломники с Запада с удивлением смотрели на многолюдье базаров и на поднимавшиеся к небу купола мечетей. Сказки "Тысячи и одной ночи" донесли до нас образ этого мира: роскошь Багдада, огромные дворцы, залы которых усыпаны лепестками роз, озёра, в которых переливалась ртуть. Сказки рассказывали о богатствах халифов, о садах, в которых росли деревья с позолоченными стволами и о гуриях, танцевавших среди этих деревьев.»10
Абу-ль-Аля был одним из поэтов этого времени и поэтом, надо отметить незаурядной личностью. Целеустремленность позволила ему из небольшого городка Маара перебраться в Багдад - своего рода центр арабской культурной жизни.
Абу-ль-Аля присущ скорее неоплатонизм, чем какая-либо догматичекая распространенная в те времена религиозная система, для него смерть - освобождение для души телесной "грязи и освобождение человека от непосильных тягот неразумной и несправедливой жизни, куда человек брошен не по своей воле, а душа послана как бы в наказание ей".11 Поскольку во времена завоеваний Халифата были покорены многие народы, в том числе и греки, то проникновение греческой философии в среду образованных арабов вполне закономерно. "В суннитском богословии еще во времена Омейядов происходили сложные процессы, связанные с необходимостью приведения мусульманской догматики в систему, могущую выдерживать сравнение с развивавшимся христианским богословием и с начавшим распространяться идейным наследием греческой философии. И в Кордовском эмирате, и в Дамасском халифате появились переводы произведений Аристотеля, Платона и неоплатоников сначала с сирийского, а потом и с греческого"12 Однако этот факт являлся бы слабой аргументацией, если бы не возникновение еще при Омейядах направления ислама, у которого была весьма неоднозначная судьба - богословие мутазилитов, которое происходит от арабского корня "отдаление".
«С удивительной для того времени смелостью они утверждали приоритет разума, право человека на сомнение и на проверку любого положения веры средствами разума. Бога и его действия человек должен познавать и расценивать, руководствуясь не поучениями откровения, а данными размышления».13
Появление чего-то похожего на гностицизм в христианстве целой исламской секты свидетельствует о глубине мысли греческой философии, отраженной в арабском социо-культурном слое. Это, разумеется не единственная секта в исламе, так как чуть ли не сразу после возникновения ислам распался на два течения суннитов и шиитов. Каждое из течений в свою очередь порождало не меньше сект, чем раннее христианство, однако получилось так, что самые прогрессивные из них были подавлены большинством последователей примитивных культов и доктрин.
В связи с этим выглядит вполне закономерно принятие Абу-ль-Аля греческих взглядов. Отступаясь на момент от столь краткого исторического очерка, отмечу, что стремление человека к нахождению людей, взглядов и пр. сходных с собственной когнитивной сложностью было справедливо, по всей вероятности, всегда, как только появился разум. Отсюда и появление стихотворений вроде следующего:
Восковая свеча золотого отлива
Пред лицом огорчений, как я, терпелива.
Долго будет она улыбаться тебе,
Хоть она умирает, покорна судьбе.
И без слов говорит она: "Люди, не верьте,
Что я плачу от страха в предвиденьи смерти.
Разве так иногда не бывает у вас,
Что покатятся слезы от смеха из глаз?"
(Перевод Арс. Тарковского)14
Хотя "арабское Возрождение", в отличие от европейского и выродилось и угасло, но поэзия даже таких вольнодумцев как Абу-ль-Аля аль-Маарри осталась благодаря тому, что ценителей искусства все же было больше, нежели его истребителей, однако труды некоторых из них так и не дошли до нашего времени. Не все стихотворения Абу-ль-Аля формулировал прямо, «...ценили откровенное яркое слово Абу-ль-Аля и тогда, когда он писал прозой, ценили его не всегда легкие для чтения "Послания" - "о прощении" и "об ангелах", где, дабы усыпить бдительность духовных цензоров - мухтасибов, сбить их с толку, он вынужден был прибегнуть к приему самоуничижения».15
Закончить сие "жизнеописание", пожалуй, можно краткими выдержками из Л.И Климовича.
«И все же, ослепнув в детстве после изнурительной болезни, живя скромно, травимый ретроградами (из них богослов Ибн аль-Джаузи даже спустя более столетия после кончины Абу-ль-Аля в сочинении "Козни Дьявола" пропел хвалу высшей силе, лишившей будущего поэта зрения!), он сохранил жизнелюбие, гуманность, оптимизм. В продиктованных им стихах читаем:
Из грязи создал господь человека,
Не говорите же, что он погряз в грязи...»
«Современный биограф сообщает, что о смерти Абу-ль-Аля сразу же узнали его ученики и почитатели в разных странах. Арабский писатель и ученый, автор биографического "Словаря литераторов" Якут (Йакут, 1178 или 1180-1229) рассказывает, что риса16 на его смерть написали 84 поэта, а его могилу (в небольшом сирийском городе Мааррат-ан-Нумане, где родился и умер Абу-ль-Аля.- Л.К.) посетило несколько тысяч человек. "Только за одну неделю на могильной плите поставили свою печать более двухсот его учеников из Маарры, Кафр Таб, Халеба, Тебриза, Исфахана, Саруджа, Рамлы, Багдада, Массисы, Нишапура, Анбара и разных городов Андалусии"»17
Когда эта "биография" была почти готова, наткнулся на совсем близкий источник :). Здесь более подробно дано жизнеописание поэта: http://ox.olegern.net/other/maarry1.htm
1 Крачковский И.Ю. Забытый источник для характеристики сочинений Ибн ар-Равенди, с. 74.
2 Л.И Климович "Книга о Коране, его происхождении и мифологии". М.:Политиздат, 1986 г., стр. 89.
3 Крачковский И.Ю. Избранные сочинения. М.-Л., 1956, т.2, с. 300.
4 Л.И Климович "Книга о Коране, его происхождении и мифологии". М.:Политиздат, 1986 г., стр. 86.
5 Допустимо и другое чтение: "...Книга откровения (Коран), которая выставляется как авторитет, и Пятикнижие..." и т.д. - Прим. Л.И. Климовича.
6 Л.И Климович "Книга о Коране...", стр. 86
7 Там же.
8 Хашимит, то есть араб из рода хашим племени курейшитов, к которому принадлежал пророк Мухаммед.
9 Берберы - группа народов в Северной Африке, Центральном и Западном Судане. Их восстание против Дамасского халифата Омейядов вспыхнуло в 739-740.
10 С.А. Нефедов "Всемирная история", гл. I "История Халифата", Мусульмансвое возрождение
11 Шидфар Б.Я. Абу-ль-Аля Аль Маарри. - М., 1985, стр. 121
12 И.А. Крывелев "История религий", М.: Изд-во "Мысль", 1976, т.2, стр. 185.
13 И.А. Крывелев "История религий", т.2, стр. 186.
14 "Семь самоцветов Востока: Антология восточной классической поэзии". М.:Школа-Пресс, 1995, стр. 109
15 Л.И Климович "Книга о Коране...", стр. 87
16 Риса (марсийя) - траурная элегия, род поэмы в память усопшего, поэтический реквием.
17 Л.И Климович "Книга о Коране...", стр. 87-88