(no subject)
Кухня, конечно же, чай, лампа, спящий попугай и метель, текущая за окном, как течет время. Вроде бы все остается тем же, таким же, но снежные хлопья неуловимо меняют пейзаж - и направлением их движения, просеивания через оранжевый свет фонаря, что вечно светит мне в лицо, если как следует не прикрыть плотные шторы. Те же трамвайные пути, та же сероасфальтовая улица с ее маленькими возвышенностями и искривлениями, те же дома, но на самом деле и они меняются с течением времени. Конечно, время изобрели мы, но это удобный способ оценивать разницы в потоке энергий, тебе так не кажется? С утра в щель между шторами не видно кусочек неба, но видно, что в комнате светлее, чем когда ложишься спать. Может быть, действительно светает к утру, но в это не верится, кажется, что просто глаза за ночь - странно - привыкли к темноте. Странные сны, такие яркие утром, от которых вечером не остается ни следа в голове, след от них есть в утренних письмах, но не более того - да и к чему процеживать его из строк ближе к ночи - теперь будут другие сны, и их время все ближе - конечно же, это очевидно, чем скорее ты ляжешь спать, тем ближе время снов.
Снова в сумке блокнот, в котором какие-то непонятные записи, но чего ты хочешь, если тебе кажется, что обо всем, о чем ты думаешь, писать не интересно? Снова в жж тоска по белому пространству, которое вытягивает из тебя буквы - и так странно, что долгое время ничего сюда не писалось.
Ученицы, с одной понимаешь, насколько верно то, что все люди - наши зеркала; когда-то - непонимание и неприятие, а теперь вижу, насколько это всегда отражает мои собственные неприятия и непонимания с собой - и мои же эмоции. Смех в столовой, те же лица, которые тоже меняются с течением метели-времени, с нагнетанием воздуха в стенах с колоннами, с расширением горизонтов, с освобождением от иллюзий. Вторая ученица темноглазая и темноволосая, как черный оникс, улыбается беспомощно и прикладывает руку ко лбу, это странное чувство, когда они дают тебе над собой власть, и ждут, что поправишь, и боятся сказать неправильно, хотя я вроде бы никого не бью линейками. Вообще ничем не бью, если уж на то пошло. Все такие разные, кто-то очень уверенный, кто-то постоянно сомневается, кто-то смешивает одно с другим, но всегда видно, когда в голове зажигается лампочка с надписью: "я понял!". Далеко не всегда видно, кому что для этого надо сделать, но это приходит, пробуешь с одной стороны, с другой, пока не найдешь путь. Журнал на голландском - с выписыванием почти каждого слова, и все-таки в интервью с Хорхе Букайем я понимаю общий смысл - и, конечно, сладкий сон. Наверное, мне нигде так сладко не спится, как в метро. Под землей, как корням растений? Что-то растительное, не будем об останках.
Цветы в оранжевой узкой вазе, от них в комнате празднично, каким красивым мне казалось это про "трупы цветов", и все же я их люблю. Бледно просвечивают и роняют лепестки, это закатно-розовый, или рассветная кровь? MIR-methode, wellbeingalignment, любовь к себе, так по-новому и невероятно ясно рассмотренная там, прочие радости и открытия, конечно, снова руны - я хожу кругами, и мне хотелось бы верить, что я двигаюсь по спирали, но вряд ли это так, хотя если нельзя дважды войти в одну и ту же воду, то я скорее нахожу свои собственные следы, стертые временем. Понимание этого "внутреннего ребенка", когда мы говорим с В. по скайпу полтора часа, и все полтора часа она трясет и качает свое дитя, чтобы увлечь его чем-то, пока оно не засыпает - прямо после тряски, прямо у нее в руках. Внутренний ребенок - тот, которому бывает и очень хорошо, и очень плохо, он вдруг может закапризничать, встать не с той ноги и смешать все планы, требовать к себе бесконечного внимания и ныть, дергать за нос и давать знать о себе, когда ему не уделяешь времени - и именно с этим всем приходится иметь дело, а не с какой-то внутренней ментальной абстракцией. В том числе его приходится кормить со всем вытекающим, мыть и всячески заботиться о тушке, в которой растет, как росток в горшке, дрожащий дух. Я надеюсь выбраться к ним в гости, и они расскажут мне про родники, хотя я совсем не знаю, как вести себя с маленькими детьми. Когда они спрашивают: "А ты кто?" - я по-настоящему, по-глупому теряюсь, сжимаюсь, как подросток, пытаясь дать им какой-то обоснованный и вразумительный ответ, которого, вообще-то, быть не может, и которого они не ждут. Кто я? Звездная пыль? А кто ты?
Мужчина в метро, долго объясняющий дочке, что если она не знает, что это у меня за инструмент, то она лучше бы не умничала, а спросила "у тети". Потом, что характерно, он быстро наклоняется ко мне и спрашивает, что же все-таки это за инструмент. Получив ответ ("вот же блин, и не выговоришь!"), он вдруг спрашивает, сначала у дочки, а потом, когда она не дает ему ответа, и у меня: "Что бесконечно?" Погруженная в голландский с тысячью маленьких одинаковых словечек, которые ну никак не поддаются запоминанию, отвечаю ему: "Вселенная", - на что он заявляет, что она тоже конечна, а вот музыка - бесконечна. Ужасно тушуется, когда замечаю, что если Вселенная конечна, стало быть, и музыка - тоже. А ведь он даже не стал спорить, хотя, как мне казалось, мог бы. Надо было рассказать ему, что бесконечность, как и вечность - это иллюзии, так как привязываются к нашему пониманию и отсчету времени и все такое, но это пришло мне в голову намного позже.
Профиль, счастье и тепло под одеялом, колено и объятья, плечо под щекой, проваливаешься в сон, едва коснувшись подушки, и просыпаешься с трудом, потому что нет ничего лучше этого - это самое простое и доступное на свете, самое невероятное для меня счастье.
Снова в сумке блокнот, в котором какие-то непонятные записи, но чего ты хочешь, если тебе кажется, что обо всем, о чем ты думаешь, писать не интересно? Снова в жж тоска по белому пространству, которое вытягивает из тебя буквы - и так странно, что долгое время ничего сюда не писалось.
Ученицы, с одной понимаешь, насколько верно то, что все люди - наши зеркала; когда-то - непонимание и неприятие, а теперь вижу, насколько это всегда отражает мои собственные неприятия и непонимания с собой - и мои же эмоции. Смех в столовой, те же лица, которые тоже меняются с течением метели-времени, с нагнетанием воздуха в стенах с колоннами, с расширением горизонтов, с освобождением от иллюзий. Вторая ученица темноглазая и темноволосая, как черный оникс, улыбается беспомощно и прикладывает руку ко лбу, это странное чувство, когда они дают тебе над собой власть, и ждут, что поправишь, и боятся сказать неправильно, хотя я вроде бы никого не бью линейками. Вообще ничем не бью, если уж на то пошло. Все такие разные, кто-то очень уверенный, кто-то постоянно сомневается, кто-то смешивает одно с другим, но всегда видно, когда в голове зажигается лампочка с надписью: "я понял!". Далеко не всегда видно, кому что для этого надо сделать, но это приходит, пробуешь с одной стороны, с другой, пока не найдешь путь. Журнал на голландском - с выписыванием почти каждого слова, и все-таки в интервью с Хорхе Букайем я понимаю общий смысл - и, конечно, сладкий сон. Наверное, мне нигде так сладко не спится, как в метро. Под землей, как корням растений? Что-то растительное, не будем об останках.
Цветы в оранжевой узкой вазе, от них в комнате празднично, каким красивым мне казалось это про "трупы цветов", и все же я их люблю. Бледно просвечивают и роняют лепестки, это закатно-розовый, или рассветная кровь? MIR-methode, wellbeingalignment, любовь к себе, так по-новому и невероятно ясно рассмотренная там, прочие радости и открытия, конечно, снова руны - я хожу кругами, и мне хотелось бы верить, что я двигаюсь по спирали, но вряд ли это так, хотя если нельзя дважды войти в одну и ту же воду, то я скорее нахожу свои собственные следы, стертые временем. Понимание этого "внутреннего ребенка", когда мы говорим с В. по скайпу полтора часа, и все полтора часа она трясет и качает свое дитя, чтобы увлечь его чем-то, пока оно не засыпает - прямо после тряски, прямо у нее в руках. Внутренний ребенок - тот, которому бывает и очень хорошо, и очень плохо, он вдруг может закапризничать, встать не с той ноги и смешать все планы, требовать к себе бесконечного внимания и ныть, дергать за нос и давать знать о себе, когда ему не уделяешь времени - и именно с этим всем приходится иметь дело, а не с какой-то внутренней ментальной абстракцией. В том числе его приходится кормить со всем вытекающим, мыть и всячески заботиться о тушке, в которой растет, как росток в горшке, дрожащий дух. Я надеюсь выбраться к ним в гости, и они расскажут мне про родники, хотя я совсем не знаю, как вести себя с маленькими детьми. Когда они спрашивают: "А ты кто?" - я по-настоящему, по-глупому теряюсь, сжимаюсь, как подросток, пытаясь дать им какой-то обоснованный и вразумительный ответ, которого, вообще-то, быть не может, и которого они не ждут. Кто я? Звездная пыль? А кто ты?
Мужчина в метро, долго объясняющий дочке, что если она не знает, что это у меня за инструмент, то она лучше бы не умничала, а спросила "у тети". Потом, что характерно, он быстро наклоняется ко мне и спрашивает, что же все-таки это за инструмент. Получив ответ ("вот же блин, и не выговоришь!"), он вдруг спрашивает, сначала у дочки, а потом, когда она не дает ему ответа, и у меня: "Что бесконечно?" Погруженная в голландский с тысячью маленьких одинаковых словечек, которые ну никак не поддаются запоминанию, отвечаю ему: "Вселенная", - на что он заявляет, что она тоже конечна, а вот музыка - бесконечна. Ужасно тушуется, когда замечаю, что если Вселенная конечна, стало быть, и музыка - тоже. А ведь он даже не стал спорить, хотя, как мне казалось, мог бы. Надо было рассказать ему, что бесконечность, как и вечность - это иллюзии, так как привязываются к нашему пониманию и отсчету времени и все такое, но это пришло мне в голову намного позже.
Профиль, счастье и тепло под одеялом, колено и объятья, плечо под щекой, проваливаешься в сон, едва коснувшись подушки, и просыпаешься с трудом, потому что нет ничего лучше этого - это самое простое и доступное на свете, самое невероятное для меня счастье.