О толерантности и толерастах
Летом
1991-го меня угораздило впервые в жизни оказаться в составе журналистского
коллектива - в маленькой районной редакции. Нет, я, конечно, предполагал,
что редакция - это по определению серпентарий, но чтоб до такой степени...
Мне несказанно «повезло»: тихое рутинное бытие серпентария тем летом было
многократно драматизировано известными внешними факторами: стартовавшей
«департизацией», «Словом к народу», августовским путчем, внезапной
необходимостию искать новые источники финансирования горкомовской районки...
страсти кипели - те еще... М-да... Это я к тому, что за 20 лет,
пролетевших с той милой поры, мне ни разу не довелось усомниться в
универсальности определения «серпентарий» для журналистики вообще. И, увы, не только журналистики.
Не мною
придумано парадоксальное, но потрясающе верное, на мой взгляд, утверждение о
том, что общество, которое руководствуется принципами политкорректности и
толерантности, в итоге оказывается очередным тоталитарным адом - таким же
иррациональным, лживым и несправедливым, как все тоталитарное. Если б я был,
скажем, Карлом Марксом, немедленно вывел бы закон, согласно которому любое
угнетенное и гонимое меньшинство, получив право на равное существование с
прочим социумом, этим правом никогда не удовлетворяется и начинает проявлять
агрессивность в отношении «стабильного» большинства - разного рода
демонстративные акции, требования наказать обидчиков и т. п. При этом
группы, которым еще вчера хотелось, чтобы их просто оставили в покое и дали
жить, принимаются провоцировать окружающий социум собственной нетолерантностью
и, в итоге, требовать крови. Как там у Перумова: «Кто-то раскачивает
Средиземье, Фолко...». А те, кто «толерантным» обществом управляет,
страшатся и слово поперек сказать - и хорошо, если вовремя спохватываются.
Вот, скажем,
глава Федеральной миграционной службы Полторанин-младший в апреле
2011 года лишился своего поста, всего лишь сказав то, что думает (в полном
соответствии с предоставленным ему правом свободы слова и убеждений).
А думал он о том, что нашествие одной расы объективно представляет угрозу
культурному существованию другой... Господа, покажите мне того идиота, который
с этим не согласен! Вы спросите, в чем тут признаки тоталитаризма?.. Ну,
скажем, в комментарии главы фонда «Гражданское содействие» Светланы Ганнушкиной,
защищающей права мигрантов: «Я давно знакома с Константином и никогда не
замечала за ним ультраправых взглядов. Возможно, на первый раз было бы
достаточно, если бы он отмежевался от своих слов, а руководство ФМС выступило с
их осуждением». Ничего не напоминает? Лично я бы посоветовал устроить
показательный процесс, в ходе которого дети отрекаются от отца, а
супруга - от главы семейства. С последующим избиением в пресловутых
подвалах Лубянки. А слова Полторанина, между прочим, стали всего лишь
очередным звоночком из многих (Манежку-то, вроде, еще не все забыли). Не
сомневаюсь, что однажды прозвенит последний звоночек, после которого даже
добропорядочные граждане примутся со смаком и чистой совестью гвоздить
инородцев по всей стране.
Еще один
пример - дорогие моему рязанскому сердцу евреи. И десятка лет не
прошло после воспеваемого ими Холокоста, как в Европе начались многочисленные
процессы вокруг возвращения им отнятого гитлеровцами имущества. Ну имущество
ладно: шкурный вопрос - дело святое. Но позже-то еще и идеология вмешалась.
Вот, например, английский историк Ирвинг счел, что Холокост - милая
еврейская выдумка. Имеет он на это право?.. С точки зрения демократических
прав и свобод - сколько угодно... но лишь теоретически. Едва бедолага
попытался заикнуться об этом в Австрии, как его тут же объявили преступником, и
не спасло даже скоропостижное бегство в Испанию - вычислили, передали и
упекли. Я после этого как-то перестал уважать Австрию в частности и
демократию вообще.
Кстати, об
Австрии - тот еще серпентарий. Австрийский писатель Петер Хандке имел
глупость дружить со Слободаном Милошевичем, а когда тот умер, имел еще большую
глупость участвовать в его похоронах. Толерантная Европа, помнится,
отреагировала на этот поступок со всей своей толерастической яростию: пьесы
Хандке снимались с репертуаров в парижской Опере, немцы решили лишить его
какой-то литературной премии, от которой он в итоге сам отказался, чтобы не
напрягать коллег (эту премию ему позже собрали по крохам берлинские
студенты)... После этого я перестал уважать не только Австрию с демократией, но
и Европу с толерантностью... Схожая история чуть позже произошла с немецким писателем
Гюнтером Грассом.
В солнечной
июньской Москве господин Троицкий, работавший политобозревателем большого
новостного агентства, высказался в своем персональном блоге относительно
состоявшегося в Берлине парада педерастов, то есть, простите, гей-парада.
Вместо того, чтобы мягко упрекнуть господина Троицкого в несдержанности и
нелюбви, педерасты с примкнувшими к ним толерастами с криком: «Да в любой
другой стране его бы...» - живенько настрочили препоганый доносец
начальству господина Троицкого. А начальство господина Троицкого в наш
суровый век так страшится не угодить педерастам и примкнувшим к ним толерастам,
что немедленно попросило господина Троицкого собирать манатки. Демонстративно
при этом подняв указательный палец со словами: Но свободу мнений мы уважаем и
дневников не цензурируем!.. Педерасты рыдают от счастья, не опасаясь смыть тушь
с ресниц. Толерасты отечески гладят их по головкам и устало вытирают пороховой
нагар с револьверов.
В анналах
различных нац- и секс-меньшинств полно всякого рода красивых баек о том, как в
суровую годину гонений простые граждане рискуя шкурой спасали евреев, отбивали
от озверевшей гопоты милых голубых мальчиков и т. п. Честное слово,
читаешь - и прямо-таки всхлипываешь от умиления. Переводишь глаза на
новостную ленту, а там все с точностью до наоборот: белое меньшинство ЮАР
требует прекратить произвол черного большинства!.. Как говорится, все течет.
Я, наверное, тоже теку - потому что уже сомневаюсь в том, что в
урочный час буду спасать в своем подвале евреев, кавказцев или педерастов.
И даже не потому, что позже они отберут у меня этот подвал под музей.
А из чувства протеста.
(Изображение: feeling-of-void.livejournal.com)
1991-го меня угораздило впервые в жизни оказаться в составе журналистского
коллектива - в маленькой районной редакции. Нет, я, конечно, предполагал,
что редакция - это по определению серпентарий, но чтоб до такой степени...
Мне несказанно «повезло»: тихое рутинное бытие серпентария тем летом было
многократно драматизировано известными внешними факторами: стартовавшей
«департизацией», «Словом к народу», августовским путчем, внезапной
необходимостию искать новые источники финансирования горкомовской районки...
страсти кипели - те еще... М-да... Это я к тому, что за 20 лет,
пролетевших с той милой поры, мне ни разу не довелось усомниться в
универсальности определения «серпентарий» для журналистики вообще. И, увы, не только журналистики.
Не мною
придумано парадоксальное, но потрясающе верное, на мой взгляд, утверждение о
том, что общество, которое руководствуется принципами политкорректности и
толерантности, в итоге оказывается очередным тоталитарным адом - таким же
иррациональным, лживым и несправедливым, как все тоталитарное. Если б я был,
скажем, Карлом Марксом, немедленно вывел бы закон, согласно которому любое
угнетенное и гонимое меньшинство, получив право на равное существование с
прочим социумом, этим правом никогда не удовлетворяется и начинает проявлять
агрессивность в отношении «стабильного» большинства - разного рода
демонстративные акции, требования наказать обидчиков и т. п. При этом
группы, которым еще вчера хотелось, чтобы их просто оставили в покое и дали
жить, принимаются провоцировать окружающий социум собственной нетолерантностью
и, в итоге, требовать крови. Как там у Перумова: «Кто-то раскачивает
Средиземье, Фолко...». А те, кто «толерантным» обществом управляет,
страшатся и слово поперек сказать - и хорошо, если вовремя спохватываются.
Вот, скажем,
глава Федеральной миграционной службы Полторанин-младший в апреле
2011 года лишился своего поста, всего лишь сказав то, что думает (в полном
соответствии с предоставленным ему правом свободы слова и убеждений).
А думал он о том, что нашествие одной расы объективно представляет угрозу
культурному существованию другой... Господа, покажите мне того идиота, который
с этим не согласен! Вы спросите, в чем тут признаки тоталитаризма?.. Ну,
скажем, в комментарии главы фонда «Гражданское содействие» Светланы Ганнушкиной,
защищающей права мигрантов: «Я давно знакома с Константином и никогда не
замечала за ним ультраправых взглядов. Возможно, на первый раз было бы
достаточно, если бы он отмежевался от своих слов, а руководство ФМС выступило с
их осуждением». Ничего не напоминает? Лично я бы посоветовал устроить
показательный процесс, в ходе которого дети отрекаются от отца, а
супруга - от главы семейства. С последующим избиением в пресловутых
подвалах Лубянки. А слова Полторанина, между прочим, стали всего лишь
очередным звоночком из многих (Манежку-то, вроде, еще не все забыли). Не
сомневаюсь, что однажды прозвенит последний звоночек, после которого даже
добропорядочные граждане примутся со смаком и чистой совестью гвоздить
инородцев по всей стране.
Еще один
пример - дорогие моему рязанскому сердцу евреи. И десятка лет не
прошло после воспеваемого ими Холокоста, как в Европе начались многочисленные
процессы вокруг возвращения им отнятого гитлеровцами имущества. Ну имущество
ладно: шкурный вопрос - дело святое. Но позже-то еще и идеология вмешалась.
Вот, например, английский историк Ирвинг счел, что Холокост - милая
еврейская выдумка. Имеет он на это право?.. С точки зрения демократических
прав и свобод - сколько угодно... но лишь теоретически. Едва бедолага
попытался заикнуться об этом в Австрии, как его тут же объявили преступником, и
не спасло даже скоропостижное бегство в Испанию - вычислили, передали и
упекли. Я после этого как-то перестал уважать Австрию в частности и
демократию вообще.
Кстати, об
Австрии - тот еще серпентарий. Австрийский писатель Петер Хандке имел
глупость дружить со Слободаном Милошевичем, а когда тот умер, имел еще большую
глупость участвовать в его похоронах. Толерантная Европа, помнится,
отреагировала на этот поступок со всей своей толерастической яростию: пьесы
Хандке снимались с репертуаров в парижской Опере, немцы решили лишить его
какой-то литературной премии, от которой он в итоге сам отказался, чтобы не
напрягать коллег (эту премию ему позже собрали по крохам берлинские
студенты)... После этого я перестал уважать не только Австрию с демократией, но
и Европу с толерантностью... Схожая история чуть позже произошла с немецким писателем
Гюнтером Грассом.
В солнечной
июньской Москве господин Троицкий, работавший политобозревателем большого
новостного агентства, высказался в своем персональном блоге относительно
состоявшегося в Берлине парада педерастов, то есть, простите, гей-парада.
Вместо того, чтобы мягко упрекнуть господина Троицкого в несдержанности и
нелюбви, педерасты с примкнувшими к ним толерастами с криком: «Да в любой
другой стране его бы...» - живенько настрочили препоганый доносец
начальству господина Троицкого. А начальство господина Троицкого в наш
суровый век так страшится не угодить педерастам и примкнувшим к ним толерастам,
что немедленно попросило господина Троицкого собирать манатки. Демонстративно
при этом подняв указательный палец со словами: Но свободу мнений мы уважаем и
дневников не цензурируем!.. Педерасты рыдают от счастья, не опасаясь смыть тушь
с ресниц. Толерасты отечески гладят их по головкам и устало вытирают пороховой
нагар с револьверов.
В анналах
различных нац- и секс-меньшинств полно всякого рода красивых баек о том, как в
суровую годину гонений простые граждане рискуя шкурой спасали евреев, отбивали
от озверевшей гопоты милых голубых мальчиков и т. п. Честное слово,
читаешь - и прямо-таки всхлипываешь от умиления. Переводишь глаза на
новостную ленту, а там все с точностью до наоборот: белое меньшинство ЮАР
требует прекратить произвол черного большинства!.. Как говорится, все течет.
Я, наверное, тоже теку - потому что уже сомневаюсь в том, что в
урочный час буду спасать в своем подвале евреев, кавказцев или педерастов.
И даже не потому, что позже они отберут у меня этот подвал под музей.
А из чувства протеста.
(Изображение: feeling-of-void.livejournal.com)