О простоте и богоподобности
Дурак стал нормой, еще немного - и дурак станет идеалом.
АБС. Хищные вещи века
... А вот у критиков редакторов не бывает, ибо критик подобен богу, и у кого достанет наглости разевать рот смелости указывать критикующему на перекосы в стилистике его и на ущербность логики его. Да и с моральной точки зрения править речи критикующего - все равно что наставлять сурового педагога в искусстве порки нерадивых чад.
Между прочим, редактор тоже богоподобен. И этим все сказано.
Критик паразитирует на адаптации смыслов. Задача его - разгрести ахинею, которую навалял автор, сформулировать цель ахинеи, которую навалял автор, провести аналогии с другими ахинеями этого или других авторов, определить степень достижения цели и внятным человеческим языком поставить диагноз доложить читателю результаты своих изысканий по каждому из перечисленных пунктов. Сам критик, понятно, видит смысл своего земного воплощения не в разборе ахиней, но в непрестанном постижении глобальных тенденций развития творческих процессов и глубинных взаимодействий конкретного черно-белого текста с абстрактными образами и дымчатыми понятиями.
Ну видит и видит. И пусть бы его.
Но ведь он, гад, норовит читателя вовлечь в это безобразие. И все чаще терзают меня смутные сомнения в оправданности самого существования критики, все чаще подозреваю, что современная критика как жанр и как часть литпроцесса замкнулась на самой себе, а критики нынче только для себя и пишут... Да что там - я вообще перестал понимать, кто все эти люди, о чем, зачем, а главное, кому говорят они свой высоконаучный бред. В такие отчаянные минуты я, подобно астматику, судорожно нашаривающему ингалятор, обращаюсь к классикам публицистического жанра, отцам и столпам его, авраамам его и моисеям его. И даже поверхностное сравнение строя речи и течения мысли авраамов и моисеев с аналогичными параметрами настроек их продвинутых потомков лишь укрепляет уверенность мою в совершеннейшей деградации литературной критики.
Вот случайный фрагмент одной из статей господина Белинского: «Он понял, что время эпических поэм давным-давно прошло и что для изображения современного общества, в котором проза жизни так глубоко проникла самую поэзию жизни, нужен роман, а не эпическая поэма. Он взял эту жизнь, как она есть, не отвлекая от нее только одних поэтических ее мгновений; взял ее со всем холодом, со всею ее прозою и пошлостию».
Вот случайный фрагмент одной из статей господина Добролюбова: «Критика - не судейская, а обыкновенная, как мы ее понимаем, - хороша уже и тем, что людям, не привыкшим сосредоточивать своих мыслей на литературе, дает, так сказать, экстракт писателя и тем облегчает возможность понимать характер и значение его произведений. А как скоро писатель понят надлежащим образом, мнение о нем не замедлит составиться и справедливость будет ему отдана, без всяких разрешений со стороны почтенных составителей кодексов».
Вот случайный фрагмент одной из статей господина Писарева: «Обскуранты и прогрессисты нисколько не похожи друг на друга по образу мыслей, но те и другие, сражаясь с враждебными им явлениями, увлекаются за пределы всякого благоразумия, теряют способность хладнокровно анализировать и, впадая в декламацию, берут фальшивые ноты, вредящие тому делу, которое они защищают».
Сравниваем любую из этих выдержек XIX века с фрагментом современного предисловия к поэтическому сборнику, написанного в наши дни известным Борисом Кутенковым: «Преобладание лирического “тумана” в ситуации победившего постпостмодернизма, когда атавизмом видится уже не существование поэзии с имманентно присущей ей тайной, с ассоциативно-метафорическим покровом, надличностной эмоцией, а идущая от сердца простота, закономерно приводит к своей противоположности: демократически внятному, акмеистически “смысловому” искусству, приметы которого вполне шаблонно декларированы Сергеем Баталовым <...> Такая эстетическая позиция лучше верифицируема с “человеческой” точки зрения».
Но разве можно рассуждать об «идущей от сердца простоте», не имея оной в собственном сердце! И не потому ли выглядит она «атавизмом» в глазах критика, впавшего в школярский напыщенный академизм?
Чего ж вы хотели, батенька, возразит искушенный специалист: искусство чтения - это, знаете ли, не в лужу плюнуть, это всегда преодоление и адский труд, вознаграждаемые внутренним ликованием, интеллектуальным оргазмом, возникающим в момент понимания смысла всего этого имманентно верифицируемого акмеистического постпостмодернизма!.. И останется только обреченно махнуть рукой: какой, к бесам, оргазм, когда чтобы понять критика надо промесить весь этот гудрон с повидлом раз пятнадцать!
Малодушное желание утонуть в ясной березовой простоте текстов школьной программы становится особенно нестерпимым при чтении статей Ольги Балла - Ольга Балла, даже рассуждая о кирпиче, не упустит случая утопить его в онтологиях и эклектиках.
Знакомство мое с ее стилем началось с цитаты, использованной в качестве эпиграфа к виртуальной выгребной яме интернет-страничке «Поэты против войны»: «...культура, в частности - в особенности - поэзия, но и вообще культурная активность (кроме, разумеется, развеселых плясок) нужна как воздух, необходима совершенно, человекообразующе. Она дает возможность человеку быть человеком, а не (только) орудием и расходным материалом исторических обстоятельств. Я понимаю, что пока не до стихов - но тем они насущнее...».
Как видим, голуби мои, косноязычие, как и глупость, может быть талантливым. Хотя до уровня пана Кличко Ольге еще расти да расти, превратить незамысловатый тезис в развесистую шараду у нее уже получается, и это все, что нужно знать о профессионализме лауреата (на минуточку!) премии «Неистовый Виссарион» 2019 года. Впрочем, для пущего понимания масштабов беды добавлю кусочек недавнего интервью на «Формаслове», которое взял у вышеозначенной Ольги вышеупомянутый Борис (все прописные буквы сохранены):
«- Еще одно понятие, часто употребляемое Вами в книге, - это инструментальность. Какое определение Вы дали бы этому слову?
- Инструментальность - это существование / используемость чего бы то ни было ради внеположных ему целей.
- Можно ли пояснить?
- Ну, скажем, страх смерти инструментален для того, чтобы прочувствовать ценность жизни и научиться её оберегать (можно, то есть, отчаяться, паниковать и рыдать, а можно обратить в инструмент конструктивного поведения). Или грубее и проще: ручка существует не для того, чтобы любоваться ею (хотя и это возможно, почему нет?), но всё-таки в первую очередь для того, чтобы ею писать (смайл)».
Мысль до того глубока, что невольно задаешься вопросом: а эти оба-два сами себя понимают?..
«Всё, на самом деле, общечеловеческое, - просто достаточно помнить, что дело - при хоть сколько-нибудь публичной речи - не во мне как таковой. Я носитель общечеловеческого, как и каждый; ну, село оно на такой именно материал с его рельефом и фактурой; рельеф и фактура, конечно, немного определяют модус его проживания (и это тоже может стать предметом осмысления, да и должно бы), но по существу, думаю, ничего в нём не меняют».
Заплюйте меня, затопчите - не представляю господина Писарева роняющим конструкции типа «модус проживания», господина Добролюбова употребляющим «шаблонно декларированы», а господина Белинского - рассуждающим о «внеположных целях». Только киношных Орловичей с их одиннадцатисложниками и «высокими, выс-с-сокими отношениями».