Последний
В Париже я проходил мимо витрины издательства L’Age d’Homme - того самого, где, вроде бы, вышли тридцать с лишним лет назад «Зияющие высоты» (то было прописано в Лозанне и мне лень выяснять, переехало оно или парижское - просто тезка швейцарского). В двух витринах из трех не было ни одной книги на русском, а из знакомых авторов попался на глаза только Юлиус Эвола. Третья витрина была за углом и я не стал проверять.
Удаляясь от издательства я задумался о проходящем времени, о Зиновьеве и о том, как много его книги когда-то значили для меня.
Я еще не знал, что в этот день он умер в Москве.
Я прочитал об этом по ссылке от foxyunix вот здесь. Я знал, что Зиновьев болен и понимал, что довольно скоро услышу эту новость. Но удивило мое чувство, после прочтения заметки blue_olusha: это была радость и гордость.
Мне было очень приятно прочитать, что до самой смерти Зиновьев так и не стал христианином:
Как правило, за семь лет знакомства с профессором, я никогда с ним не спорил. За исключением одного случая - меня огорчало неприятие Зиновьевым христианства. Но на пороге вечности Сан Саныч сказал фразу, которая дает мне основание надеятся на его Спасение в лучшей жизни. "Сан Саныч, как бы мне хотелось, чтобы помирились с Богом... - Станислав, вы зря думаете, что это такое уж невозможное дело. Ведь я всю жизнь старался жить по христианским заповедям".
Я прошу меня понять правильно: у меня много друзей христиан, моя дочь несколько лет назад крестилась, я с большим уважением отношусь к этой религии и иногда осмысляю свой внутренний опыт в христианских терминах. В принципе, я не вижу ничего невероятного в том, чтобы когда-нибудь стать христианином. То есть не ясно, чего бы мне так радоваться, что Зиновьев так и не «примирился с Богом».
Дело, наверное, вот в чем.
Для меня «Зияющие высоты» всегда были религиозным романом. (Не для меня одного - что-то подобное говорила о «Зияющих высотах» Надежда Мандельштам - не то «Евангелье для атеиста», не то «Евангелие нашего времени», не помню точно, а ссылку найти не смог). «Высоты» были для меня не книжкой о социализме и не сатирой, а прежде всего - продолжением традиций Альбера Камю и Жан-Поль Сартра. Мучительным поискам пути в мире, где Бога нет. Трагической попыткой, говоря словами героя «Чумы», стать святым без Бога.
Зиновьев и французские экзистенциалисты принадлежали примерно к одному поколению - и это мне всегда было понятно. Но только после смерти Зиновьева я понял, что это было последние поколение, именно так чувствующее себя в мире.
Те, кто были до них, были слишком увлечены тем, чтобы сообщить, что Бог умер или размышлять, что дозволено, если Бога нет. Те, кто пришли чуть позже, обзавелись нью-эйджем, медитацией, восточными практиками и те де. Для человека, читавшего Кастанеду или Судзуки вопрос о том, как стать святым без Бога вообще не стоит. Как, собственно, он не стоит в буддизме - Бог иллюзорен, но это не отменяет понятие святости, которая, вероятно, тоже иллюзорна, но не о том речь. Для того, чтобы идти по пути воина, Бог вообще не нужен.
Поколение Сартра-Зиновьева (те, кто родились в первую четверть ХХ века) попали в промежуток между нисповергателями и новообращенными. Им пришлось труднее всех. Многие в конце концов уверовали - им облегчили этот выбор тоталитарные атеистические режимы, расцвет которых пришелся на их молодость. Куда меньшее число приняли участие в трансцендентном поиске пятидесятых-шестидесятых. Кто-то умер молодым. Кто-то ударился в политику. Мало кто дожил до старости.
Если брать публичные фигуры, то Зиновьев будет едва ли не последним представителем этого поколения.
Последние двадцать лет я не слишком внимательно следил за эволюцией политических взглядов Зиновьева. Он придумал слово «катастройка». Кажется, пару раз отрекся от той оценки социализма, которую в свое время дал в «Зияющих высотах». Едва ли не выразить сожаление, что вообще их написал. Сказать знаменитую фразу «целили в коммунизм, а попали в Россию». Предложил концепцию «теплой войны», которую Запад вел против СССР с конца семидесятых и выиграл к концу восьмидесятых. Наверняка предложил еще множество остроумных концпеций и дал сотню парадоксальных интервью.
Все это не особо меня занимало - потому что для меня Зиновьев был не про политику, а про другие, более важные, вещи. И мне всегда хотелось верить, что вот этим, важным вещам, Зиновьев всегда сохранял верность.
Если бы он крестился перед смертью - это было бы капитуляцией.
А что перед смертью говорил, что всю жизнь жил по христианским заповедям - так это хорошо. Значит, чувствовал, что все-таки смог стать святым без Бога.
вечная ему память.
Удаляясь от издательства я задумался о проходящем времени, о Зиновьеве и о том, как много его книги когда-то значили для меня.
Я еще не знал, что в этот день он умер в Москве.
Я прочитал об этом по ссылке от foxyunix вот здесь. Я знал, что Зиновьев болен и понимал, что довольно скоро услышу эту новость. Но удивило мое чувство, после прочтения заметки blue_olusha: это была радость и гордость.
Мне было очень приятно прочитать, что до самой смерти Зиновьев так и не стал христианином:
Как правило, за семь лет знакомства с профессором, я никогда с ним не спорил. За исключением одного случая - меня огорчало неприятие Зиновьевым христианства. Но на пороге вечности Сан Саныч сказал фразу, которая дает мне основание надеятся на его Спасение в лучшей жизни. "Сан Саныч, как бы мне хотелось, чтобы помирились с Богом... - Станислав, вы зря думаете, что это такое уж невозможное дело. Ведь я всю жизнь старался жить по христианским заповедям".
Я прошу меня понять правильно: у меня много друзей христиан, моя дочь несколько лет назад крестилась, я с большим уважением отношусь к этой религии и иногда осмысляю свой внутренний опыт в христианских терминах. В принципе, я не вижу ничего невероятного в том, чтобы когда-нибудь стать христианином. То есть не ясно, чего бы мне так радоваться, что Зиновьев так и не «примирился с Богом».
Дело, наверное, вот в чем.
Для меня «Зияющие высоты» всегда были религиозным романом. (Не для меня одного - что-то подобное говорила о «Зияющих высотах» Надежда Мандельштам - не то «Евангелье для атеиста», не то «Евангелие нашего времени», не помню точно, а ссылку найти не смог). «Высоты» были для меня не книжкой о социализме и не сатирой, а прежде всего - продолжением традиций Альбера Камю и Жан-Поль Сартра. Мучительным поискам пути в мире, где Бога нет. Трагической попыткой, говоря словами героя «Чумы», стать святым без Бога.
Зиновьев и французские экзистенциалисты принадлежали примерно к одному поколению - и это мне всегда было понятно. Но только после смерти Зиновьева я понял, что это было последние поколение, именно так чувствующее себя в мире.
Те, кто были до них, были слишком увлечены тем, чтобы сообщить, что Бог умер или размышлять, что дозволено, если Бога нет. Те, кто пришли чуть позже, обзавелись нью-эйджем, медитацией, восточными практиками и те де. Для человека, читавшего Кастанеду или Судзуки вопрос о том, как стать святым без Бога вообще не стоит. Как, собственно, он не стоит в буддизме - Бог иллюзорен, но это не отменяет понятие святости, которая, вероятно, тоже иллюзорна, но не о том речь. Для того, чтобы идти по пути воина, Бог вообще не нужен.
Поколение Сартра-Зиновьева (те, кто родились в первую четверть ХХ века) попали в промежуток между нисповергателями и новообращенными. Им пришлось труднее всех. Многие в конце концов уверовали - им облегчили этот выбор тоталитарные атеистические режимы, расцвет которых пришелся на их молодость. Куда меньшее число приняли участие в трансцендентном поиске пятидесятых-шестидесятых. Кто-то умер молодым. Кто-то ударился в политику. Мало кто дожил до старости.
Если брать публичные фигуры, то Зиновьев будет едва ли не последним представителем этого поколения.
Последние двадцать лет я не слишком внимательно следил за эволюцией политических взглядов Зиновьева. Он придумал слово «катастройка». Кажется, пару раз отрекся от той оценки социализма, которую в свое время дал в «Зияющих высотах». Едва ли не выразить сожаление, что вообще их написал. Сказать знаменитую фразу «целили в коммунизм, а попали в Россию». Предложил концепцию «теплой войны», которую Запад вел против СССР с конца семидесятых и выиграл к концу восьмидесятых. Наверняка предложил еще множество остроумных концпеций и дал сотню парадоксальных интервью.
Все это не особо меня занимало - потому что для меня Зиновьев был не про политику, а про другие, более важные, вещи. И мне всегда хотелось верить, что вот этим, важным вещам, Зиновьев всегда сохранял верность.
Если бы он крестился перед смертью - это было бы капитуляцией.
А что перед смертью говорил, что всю жизнь жил по христианским заповедям - так это хорошо. Значит, чувствовал, что все-таки смог стать святым без Бога.
вечная ему память.