Ксения Чарыева (bewenaja_viwnja)
* * *
Чур, не водá! - огонь, чуть проще воздух;
Земля отсечена при монтаже.
Я помню все, что знала в девяностых,
Но не могу почувствовать уже.
Вот так берешь и держишь, как экзамен:
Дым собирается над клумбами в клубы,
В клубки - как сиз, так и - неосязаем
(Так мы такси мне вызываем).
Держи меня, соломинка, люби.
Рассветный сон под алюминиевый грохот -
От века до плывущего зрачка
Неясный, крóшащийся старый город,
Окно синюшное глухое, за которым
Отцовская чернильница
взлетает в глупом свете ночника -
Ах, не иначе, чтобы сверзиться с позором.
* * *
Жизнь болезнь и песнь навсегда втроем.
Такая выпала доля, и снег такой
Тысячеглазый. Я оборачиваюсь, я машу рукой,
Образуя как бы дверной проем
В стенке воздуха, слипшегося с огнем
Мимоходных дыханий. - Прости,
Если слишком долго пришлось прождать,
Да только раньше было нельзя сойти:
Аты-баты, ать-два - вдоль всего Великого Лестничного Пути -
Восемнадцать полков белых, зеленых,
Красных, серых солдат.
Ты прощаешь меня за стеклом окна,
То разворачивая, то комкая пятерню,
Я прощаю тебя с набирающим темп
Облегчением разрезаемого сукна,
И - пока не поздно, пока не поздно, - берегу, храню.
И бреду навстречу другим домам.
И, заметённым по самое, улицам Колонца
Добавляет призрачности туман,
И плывет, и не видит себе конца.
* * *
о любви, возведенной в степень доверия
о вдосталь ли в первопрестольной любви
по водостоку шли в доску свои
в буквальном соку голубиные перья
камушки вши
я переписал на болванку из-под «The Doors» жестяные мелодии с тромбоцитов
жидкой ткани сердечно-сосудистой системы
водосточных животных
Маленький сон о любви
Золотые ступени миную
И встаю у стеклянных дверей.
На дороге лежат врассыпную
Голубика, шиповник, порей.
Из угла выезжает повозка,
Давит бусины зеленчака.
Мой покойный наставник и тезка,
Улыбаясь, глядит с облучка.
Я машу ему, выпростав руки
Из манжет, поизмявших шитво.
В проскопии известной разлуки
Жест без вспышки снимает его.
Он проносится мимо, как буря,
От колес колея, как гюрза.
Я смотрю ему вслед, жадно щуря
Ослепленные смертью глаза.
Из цикла "void & freedom"
вернувшийся несолоно хлебавши
так дышит тяжело!
с высокой башни, черной белой башни
я брошу ему нужное число,
он наберет его в окошке ввода,
и двери запоют
о том, что есть свобода есть свобода
свобода есть свобода есть свобода
свобода есть, но есть еще приют
о привкус воли с привкусом неволи!
блажен вошедший в лифт
и,
оказавшись в длинном холле,
предвидевший у зеркала в спине на станиоли
чеканный полувытершийся шрифт
|пристрастие к напольным зеркалам
примете адресата не равно ли?|
а дальше будет занавес, а дальше будет, может быть, он сам
Аннотация
Прозрачная громада летней ночи
Проходит в миллиметре от окна
В ней вечность слов. Ее слоновьи ноги
Обернуты материями сна
Что общего у язвенника с язвой?
Из контрафакта льется контрафакт
Я чувствую чрезмерность этой связи
Меня увозит белый катафалк
Я вижу истину, она мгновенна
Вернувшись, я рассказываю всем
Как на ковре из белых хризантем
Со Смертью мы, как дети обручем, играли решетом Эратосфена
* * *
Ждать,
Держать тяжесть одежды
Дай мне предлог ненавистной надежды.
Свистни в стеклянную трубку недели,
Чтобы семь черно-белых отверстий проветрились смертью.
(Всё, на что мне никогда не хватило бы смелости)