Александр Бараш (a_barash)
* * *
я к себе обращаюсь как столп соляной - к человечности
как пустыня - к весне как дорога - к лежащим на ней
как пластинка к игле риторика - к речи
к арабу - еврей
Потому что нет сил оставаться без сил и пенять на погоду
а хамсин в голове - это баня для тех кто к себе не готов
чьи глаза превратились в целлофановые пакеты
кто из виду исчез сняв свое меховое пальто
Эти тени бегут на экскурсии по "булгаковскому Иерусалиму"
им под каждой оливой поет троекратное кукареку
а под утро приснится страна где росли мы
как пила на суку
я к себе обращаюсь как черт обращается к ладану
я к себе обращаюсь как плач превращается в свист
я - к себе муэдзин на восток Маяковский - к портрету Ленина
и к земле - банановый лист
* * *
Здесь цепочку следов оставляет поток
пересохший две тысячи утр назад
И как свет сквозняком пробирает тростник -
вырастает истлевший твой сад
Время - крепость с запасом воды и зерна
на кипящем столпе восходящих лучей
И сознанье твое - золотой зиккурат
над скрещеньем торговых путей
Агиа Триада
Мы идем по дороге
от Феста к Агиа Триаде
Несколько километров пешего хода
по ключице холма Время от времени на поворотах
вздрагивает сверкающей чешуей плоть Ливийского моря
Оливковые долины покойны но не мертвы -
это показывает колебание воздуха
подплывающего на солнце словно
боксер после легкого нокдауна
Я ощущаю себя
рыбой в безводном аквариуме
Мне хорошо потому что почти все равно
Я в наилучшей форме: любопытство к пейзажу
сильнее всего остального Эта античная страсть
побеждает изнеможение жажду и метастазы
русского синдрома - основной болезни
всех кто вырос на
северном полюсе
Европы
Там
другой порог боли
(часто - за гранью человеческой жизни) -
там человек не является центром мира - и в результате
мир не антропоморфен - и незачем сопротивляться смерти
Мы носим в себе этот синдром как раковые больные
на последней стадии - знание о том
что больше ничего
не будет
Но сейчас
увидев на дальнем
склоне горы - Агиа Триаду
я выливаю себе на голову остатки воды
из пластмассовой бутылки (вода теплая как моча но чуть-чуть помогает)
съедаю персик (он пахнет так же как шиповник на даче в подмосковном детстве -
и таким образом отменяет ностальгию -
за неадекватностью притязаний и
за недостатком времени) -
и приближаюсь
к тому месту
где
три с половиной тысячи лет назад
жили подобные мне - и поднимая глаза видели
ту же линию гор красную землю и голубое море Залив
со времени Троянской Войны сильно отступил
от бывшего царского порта
глядевшего в сторону
Египта а если
скосить глаза влево -
то и на историческую родину - Финикию
Там как-то ночью на пляже к северу от Хайфы
быковатый сержант из ооновских войск
на одной acid party - повстречал
ученицу тихона Что
произошло дальше -
читай в древне-
греческих
мифах
Агиа Триада
это маленькая белая
византийская церковь Троицкая по-русски -
на месте западного крыла царского дворца - многоэтажного
с водопроводом канализацией фресками световыми окнами архивом - и
близкой катастрофой не расшифрованной как и их алфавит
Кое-кто поговаривает что тьма египетская -
побочный результат здешних событий
в середине 15 века до
вашей эры
* * *
Я ушел бы в глухую долину с горизонтом глядящим во тьму
жил бы в легкой пещере питаясь своей немотой
Но меня не хватает на то чтобы быть одному
я бессмысленно пуст как сухой водоем
Чтоб заполнить себя - нужно камень с груди отвалить
и откроется ключ над дугою оплывших террас
и горящим лучом прорастет сквозь меня эта нить
для которой я лишь водовод а источник - вне нас
И тогда я бы смог на закате огромного дня
сесть на белые камни у входа в свой ласковый склеп
и прикрывши глаза ощущать как идет сквозь меня
и уходит - не встретив препятствия - смерть
Акрополь (из цикла Родос)
Дорога к акрополю - ощутимый выход
из города - вверх и под углом -
под солнцем по слепящим плитам
как по затвердевшей позолоченной полосе
от берега - к источнику блеска
На переходе к другому измерению
из тела выпаривается способность
испытывать чувства сопровождаемые слезами
Благодатности достаточно
в самом прикосновении к высшему
Там в красно-синем параллелепипеде
за несколькими уровнями колоннад
над обрывами с колючками и скорпионами
речь шла не о жизни и смерти а о чем-то другом:
то что для нас цель для них было средством -
красота которая спасла миф
Полдень Глубоко внизу светится бухта
Улица безлюдна и переполнена солнцем
Пол-пути к акрополю
К вечеру выяснится
что примерно в этом месте
надо было сворачивать
в другую сторону -
* * *
Наступило
лучшее время нашей семьи.
Я отдаю себе в этом отчет. Вот он.
Мы сейчас - то, что будет называться
"когда родители были молодые". А для детей
начинается эпоха
(с ее примерно трех лет, и с его девяти),
на которой в видеотеке памяти будет написано
крупными печатными буквами:
"Детство".
В детстве наша семья жила
в трехкомнатной съемной квартире
на углу улиц Шопена и Ударных Рот.
Под окном дальней комнаты
был развесистый куст алоэ,
а балкон гостиной опутал цветущий горох.
Ты нет, а я - помню,
как еще неженатый парикмахер Йони
поджидал клиентов в той стеклянной комнатке,
где теперь офис по продаже квартир.
А за столиком у ближней лавки всегда сидела
древняя старуха Натива Бен-Йехуда
из поколения создателей государства,
типа из фильма "Затерянный мир".
Муэдзинов из Старого Города
было слышно только под утро,
и то уже на выходе из подъезда, когда из фонарей,
как вода в песок, пропадает свет,
в тот час, когда роса на покатых стеклах машин
розова и пушиста, как сахарная вата,
и почтальон, не глуша мотор своего пикапа,
мечет под двери жирные пачки газет.
Глава правительства, плешивый щеголь,
часто ездил по нашей улице,
машины эскорта квакали и завывали под ухом,
словно амфибии из тропических болот.
А мы собирались вокруг журнального столика,
как у костра, или под музыку из Ю-Тьюба
полуголые, держась за руки,
с дикими криками водили свой хоровод.
С периодичностью раз в десять лет
происходили войны.
Один росли, другие "садились", как одежда,
и убыстрялся темп.
Но несколько лет царило почти
невыносимое равновесие.
И вот мы
входим в это время, как с ребенком в море
в первый раз в его жизни... когда-то,
сейчас, потом.
* * *
Если б кто спросил меня с любовью:
где ты, голубь сизый и больной?
На скамеечке у Русского подворья
вот он я, и мой блокнот со мной.
Опадают листья с эвкалиптов
и ползут куда-то в перегной.
Где же ты и где твоя улыбка?
Вот он я, и жизнь моя со мной.
* * *
Синий лен на террасе под соснами
и долина в предгорьях твоих -
это больше, чем время
и что оно
с нами делает, теплыми, сонными,
жизнь снимая, как кожу с живых.
Кто уходит - тот все же останется
тенью в зеркале, светом в окне.
Он здесь дышит, как бабочка в танце,
в напряженно-прозрачном пространстве.
И цветы, ослепительно-ясные,
как сигнальные светят огни.
Место жизни - спасенье от времени.
В гулкой чаше долины завис,
словно облако на рассвете -
пена млечная, алые нити -
пар дыхания всех,
кто жил
здесь.