Любопытный сборник - "Любил ли фантастику Шолом-Алейхем?" Вл. Гопман
Оригинал взят у tatjana_a в "Любил ли фантастику Шолом-Алейхем?" Вл. Гопман
Сборник литературоведческих статей - достатчно редкая птица в нашем книгоиздании; и очень жаль, что это так.
В этом сборнике литературоведческие статьи перетекают в лирическое эссе, в галерею нарисованных словом портретов, в поэзию в прозе; недаром автор, иллюстрируя свою мысль, часто и легко цитирует стихотворные строки. Эта мелодичная плавность (при тематическом контрасте) превращает книгу из эклектичного «сборника» в интересный разговор.
Здесь совершенно естественно перейти от основателя фентези Уильяма Морриса (которого я впервые встретила в книге по истории архитектуры!) к саркастичному, гневному, жесткому, как ржавый гвоздь, антиутописту Балларду, а оттуда - к английской эксцентрике и английскому юмору Олдисса, а потом - к юмору Шолом-Алейхема и фантастике в современной израильской литературе.
И ни в одном абзаце нет натужного наукообразия, ни научной сухости, ни взгляда на фантастику как на любопытную литературную маргиналию.
Есть легкость, остроумие, смешные, трогательные и драматические истории из жизни - есть отношение к читателю, как к другу.
А как же иначе? Ведь любой читатель этой книги разделяет любовь автора к фантастике, к правде вымысла...
Как в любом хорошем разговоре, рождаются вопросы, высекаются новые идеи, тянутся ниточки от одного человека к другому: идеал мужества в сагах, которые переводил Моррис, вдруг напоминили принципы, по которым жил материалист и атеист Лавкрафт, а Олдисс в моей голове вдруг раскланялся с Честертоном, и захотелось спросить, читал ли Баллард «Бетономешалку»?
Но уже не спросишь. И поэтому я старательно обхожу воспоминания автора о Мирере, Снегове, Бугрове; его печаль о них вдруг превращается в печаль - о нем, еще одном ушедшем рыцаре фантастики...
Сборник литературоведческих статей - достатчно редкая птица в нашем книгоиздании; и очень жаль, что это так.
В этом сборнике литературоведческие статьи перетекают в лирическое эссе, в галерею нарисованных словом портретов, в поэзию в прозе; недаром автор, иллюстрируя свою мысль, часто и легко цитирует стихотворные строки. Эта мелодичная плавность (при тематическом контрасте) превращает книгу из эклектичного «сборника» в интересный разговор.
Здесь совершенно естественно перейти от основателя фентези Уильяма Морриса (которого я впервые встретила в книге по истории архитектуры!) к саркастичному, гневному, жесткому, как ржавый гвоздь, антиутописту Балларду, а оттуда - к английской эксцентрике и английскому юмору Олдисса, а потом - к юмору Шолом-Алейхема и фантастике в современной израильской литературе.
И ни в одном абзаце нет натужного наукообразия, ни научной сухости, ни взгляда на фантастику как на любопытную литературную маргиналию.
Есть легкость, остроумие, смешные, трогательные и драматические истории из жизни - есть отношение к читателю, как к другу.
А как же иначе? Ведь любой читатель этой книги разделяет любовь автора к фантастике, к правде вымысла...
Как в любом хорошем разговоре, рождаются вопросы, высекаются новые идеи, тянутся ниточки от одного человека к другому: идеал мужества в сагах, которые переводил Моррис, вдруг напоминили принципы, по которым жил материалист и атеист Лавкрафт, а Олдисс в моей голове вдруг раскланялся с Честертоном, и захотелось спросить, читал ли Баллард «Бетономешалку»?
Но уже не спросишь. И поэтому я старательно обхожу воспоминания автора о Мирере, Снегове, Бугрове; его печаль о них вдруг превращается в печаль - о нем, еще одном ушедшем рыцаре фантастики...