Преодолевая мысленно «железный занавес»
История советской фазы отечественной истории - если не "чёрная дыра", то тёмное зачернённое пятно. За десятилетия исступлённой борьбы со "сталинизмом" и вообще с "совком" - возник вакуум понимания и принимания великих деяний красного "Третьего Рима", победительных свершений наших советско-коммунистических предков. "Десталинизацию" следует признать весьма удачной (с точки зрения врагов нашей страны) операцией, в результате на ровном месте рухнул могущественнейший Советский Союз, а эффективность её наглядно проявляется в нынешней Украине, где к власти пришли потомки пособников Гитлера, переиначив историю, перечеркнув нашу общую Великую Победу. Помойные завалы и дымовые завесы самопредательского антисоветизма придётся историкам разгребать ещё долго, и не исключено, что более-менее честную историю нашей страны напишет какой-нибудь зарубежный неангажированный историк, а не обитатель того или иного постсоветского обломкка.
Сегодня по телеканалу «История» весь день транслируют сериал «Советская империя». Словечко "империя" режет слух, точнее называть Советский Союз, по-моему, "идеократической корпорацией". В этом сериале - много любопытного, а я хорошо помню последние 70 лет, в том числе почти полвека советских, и сопоставляю. Прихожу к выводу - какова бы ни была цензура, мысль всегда имеет возможность припасть к запретным источникам, было бы желание, т.е. запрос души. Например, сегодня в РФ и в других постсоветских обломках нет общественного запроса на модернизацию, и хоть тресни, подвижников-единомышленников не вижу. А в 1950-е мало кто интересовался дореволюционной русской и зарубежной философией, в букинистических магазинах лежали и не раскупались переводы сочинений Ницше или Гуссерля, дореволюционные интеллектуальные журналы, книги Владимира Соловьева, Дмитрия Мережковского, Сергея Булгакова и т.п. Сейчас на них мода, а тогда - ноль внимания, я покупал за копейки. И когда в 1962 году поступил в аспирантуру Института философии АН СССР, то был первым, кто в институтской библиотеке открыл и разрезал изданный в 1906 году первый том «Философии общего дела» Николая Фёдорова.
Поскольку от рождения инстинктивно противлюсь всякой стадной суггестии, и даже Вольф Мессинг не сумел меня усыпить, когда в 1956 году устраивал сеанс у нас в Доме культуры МГУ на Ленинских горах, то из протеста против назойливой официальной пропаганды интересовался зарубежными голосами и вражескими идеологиями типа нацизма. Так, в 1945-1946, когда наша семья перебралась к отцу-офицеру по месту его службы в Восточной Пруссии, любил рассматривать фотографии нацистских шоу-парадов в журналах и книгах, изданных в Германии в 1933-1945, а в 1955 году, когда поступил на физический факультет МГУ, обнаружил в справочной библиотеке на 22 этаже главного здания в открытом доступе многотомную гитлеровскую энциклопедию, которую изучил.
В конце 1940-х пытались мне впарить антиамериканизм и вообще антизападничество, но у меня под рукой были комплекты журнала «Красный воин» военных лет, в которых американские и английские союзники изображались вполне благожелательно, картинки были достаточным противоядием. Кроме того, в кинотеатрах показывали трофейные фильмы типа «Тарзана», и учительницы водили нас всем классом смотреть, затем обсуждали на уроке.
Однако Великая Победа вдохновляла наш патриотизм, мы в классе горячо обсуждали отечественные достижения в войнах и науках, тогда издавалось много книг русских учёных и путешественников, и я критически относился к Сталину за его неудачу с Югославией, жаждал русского доминирования в мире. Огромное впечатление на меня в школе оказала работа Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» (1950), мы с Александром Анисимовым и Игорем Кольченко часами бродили по брегам речки Македонки в подмосковном Быково и обсуждали её. И США выглядели в наших глазах не очень привлекательно, зато мы видели, как восторженно в мире относятся к СССР и Сталину, впечатляли прибывавшие из всех закоулков планеты подарки к 70-летию Иосифа Виссарионовича. В СССР на конгессы сторонников мира приезжали знаменитые тогда деятели из США и Европы, издавался очень интересный журнал «В защиту мира», позднее в МГУ чуть не каждую неделю проходили встречи с западными звездами искусств и наук (типа Ив Монтана или Нильса Бора). Будучи от рождения любознательным и пытаясь объять необъятное, поглощал информацию отовсюду и с детства вырабатывал собственную систему знания.
Проживая во второй половине 1950-х в общежитии МГУ на Ленинских горах, общался с обучающимися в СССР западными студентами и через них наладил более-менее регулярное получение таких «буржуазных» изданий, как Frankfurter Allgemeine Zeitung, швейцарского еженедельника Die Zeit и немецких Die Sterne и Der Spiegel, это сейчас почти любое значимое общественно-политическое СМИ можно каждодневно читать в Интернете, а тогда я имел перед глазами ту информацию, какой хотела питаться душа. Подшивки тех лет сохранились у меня в архиве.
Свободно брал а абонементе МГУ на Моховой книги дореволюционных мыслителей и комплекты таких русских изданий, как «Русская мысль», «Русское богатство», «Вопросы философии и психологии», «Весы» и т.п. Моя комната в общежитии была всегда загромождена годовыми комплектами этих замечательных журналов.
Два слова о доступе к свежей зарубежной гуманитарной литературе и к запретным хранилищам спецхрана. Тогда не было общественного запроса на зарубежную философию, но в академических библиотеках, а также в центрах научного прорыва типа Обнинска, выставлялись англо-американские и западногерманские философские журналы. Их никто не читал, а я штудировал и иногда заимствовал, когда в 1959 году проходил практику на первой в мире атомной электростанции. В зале новых поступлений Ленинской библиотеки и в редакции бюллетеня «Новые книги за рубежом по общественным наукам» очень оперативно поступали новые изданные за рубежом книги по философии и истории, и я в начале 1960-х кормился рецензиями на них и переводами. Пришел в 1962 в редакцию бюллетеня только что опубликованный в ФРГ двухтомник Хайдеггера «Ницше», мой друг Леонид Греков дал его мне, я вместе со своим учителем-наставником Алексеем Фёдоровичем Лосевым его прочитал и написал рецензию и получил мощный интеллектуальный импульс. Зашел в зал новых поступлений Ленинки и увидел книгу Томаса Куна «Структура научных революций», востребовал её в родной Институт философии и тогда же в 1963 году сделал доклад на секторе и написал рецензию. В другой раз увидел в этом же зале новых поступлений книгу Джеральда Уитроу «Естественная философия времени», тоже сделал о ней сообщение на секторе и затем перевел.
Получить доступ в спецхран было проще простого - приносил бумажку из института, указывал максимально общею тему и читал, что хотел. Так, в спецхране Ленинки прочел в начале 1960-х подшивки эмигрантских газет «Возрождение» и «Последние новости», а когда Алексей Лосев пожелал плотнее ознакомиться с мыслями о мифе идеолога нацизма Альфреда Розенберга, я в спецхране выписал его книгу «Миф XX века», законспектировал и с конспектом ознакомил профессора. Тогда же в мастерской Ильи Глазунова можно было познакомиться-пообщаться с западными деятелями, да и личные письма мои доходили до зарубежных авторов, которые высылали мне свои книги. Религиозно-православную литературу изучал с конца 1960-х в Московской патриархии, когда работал в её Редакционно-издательском отделе у митрополита Питирима (Нечаева) /тогда в Новодевичьем монастыре/, а уж зарубежной информации переваривал выше крыши, когда работал с Институтом прикладной математики АН СССР, помощником директора Института Африки АН СССР, старшим научным сотрудником Отдела исторических наук Института научной информации по общественным наукам, заведующим сектором Дипломатической академии МИД СССР. С тех пор накопились у меня сотни томов ксерокопий из книг и журналов по истории, философии и политологии, десятки подшивок ведущих западных газет. Да, за границу не пускали, на собеседования и допросы в КГБ таскали, но уж чего не было, так это информационного голода...
Например, в 1970-1980-е за копейки можно было подписаться на оперативно издаваемые репринты таких авторитетнейших общенаучных изданий, как еженедельники Science, Nature, New Scientist и ежемесячник Scientific American, не говоря уж о куче более специализированных изданий.
Так что любой «железный занавес» мысленно преодолевается легко, было бы желание, а оно мне с младых лет присуще, и всякой пропагандистской суггестии может противостоять субъектная контрсуггестия. Эмоциональная стадность типа антисоветизма или бандеровщины - для экономически-зависимого быдла, живущего внушенными рефлексами, тогда как критическая рациональность, порождаемая собственным интересом, - бог свободного-самодостаточного человека.
Сегодня по телеканалу «История» весь день транслируют сериал «Советская империя». Словечко "империя" режет слух, точнее называть Советский Союз, по-моему, "идеократической корпорацией". В этом сериале - много любопытного, а я хорошо помню последние 70 лет, в том числе почти полвека советских, и сопоставляю. Прихожу к выводу - какова бы ни была цензура, мысль всегда имеет возможность припасть к запретным источникам, было бы желание, т.е. запрос души. Например, сегодня в РФ и в других постсоветских обломках нет общественного запроса на модернизацию, и хоть тресни, подвижников-единомышленников не вижу. А в 1950-е мало кто интересовался дореволюционной русской и зарубежной философией, в букинистических магазинах лежали и не раскупались переводы сочинений Ницше или Гуссерля, дореволюционные интеллектуальные журналы, книги Владимира Соловьева, Дмитрия Мережковского, Сергея Булгакова и т.п. Сейчас на них мода, а тогда - ноль внимания, я покупал за копейки. И когда в 1962 году поступил в аспирантуру Института философии АН СССР, то был первым, кто в институтской библиотеке открыл и разрезал изданный в 1906 году первый том «Философии общего дела» Николая Фёдорова.
Поскольку от рождения инстинктивно противлюсь всякой стадной суггестии, и даже Вольф Мессинг не сумел меня усыпить, когда в 1956 году устраивал сеанс у нас в Доме культуры МГУ на Ленинских горах, то из протеста против назойливой официальной пропаганды интересовался зарубежными голосами и вражескими идеологиями типа нацизма. Так, в 1945-1946, когда наша семья перебралась к отцу-офицеру по месту его службы в Восточной Пруссии, любил рассматривать фотографии нацистских шоу-парадов в журналах и книгах, изданных в Германии в 1933-1945, а в 1955 году, когда поступил на физический факультет МГУ, обнаружил в справочной библиотеке на 22 этаже главного здания в открытом доступе многотомную гитлеровскую энциклопедию, которую изучил.
В конце 1940-х пытались мне впарить антиамериканизм и вообще антизападничество, но у меня под рукой были комплекты журнала «Красный воин» военных лет, в которых американские и английские союзники изображались вполне благожелательно, картинки были достаточным противоядием. Кроме того, в кинотеатрах показывали трофейные фильмы типа «Тарзана», и учительницы водили нас всем классом смотреть, затем обсуждали на уроке.
Однако Великая Победа вдохновляла наш патриотизм, мы в классе горячо обсуждали отечественные достижения в войнах и науках, тогда издавалось много книг русских учёных и путешественников, и я критически относился к Сталину за его неудачу с Югославией, жаждал русского доминирования в мире. Огромное впечатление на меня в школе оказала работа Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» (1950), мы с Александром Анисимовым и Игорем Кольченко часами бродили по брегам речки Македонки в подмосковном Быково и обсуждали её. И США выглядели в наших глазах не очень привлекательно, зато мы видели, как восторженно в мире относятся к СССР и Сталину, впечатляли прибывавшие из всех закоулков планеты подарки к 70-летию Иосифа Виссарионовича. В СССР на конгессы сторонников мира приезжали знаменитые тогда деятели из США и Европы, издавался очень интересный журнал «В защиту мира», позднее в МГУ чуть не каждую неделю проходили встречи с западными звездами искусств и наук (типа Ив Монтана или Нильса Бора). Будучи от рождения любознательным и пытаясь объять необъятное, поглощал информацию отовсюду и с детства вырабатывал собственную систему знания.
Проживая во второй половине 1950-х в общежитии МГУ на Ленинских горах, общался с обучающимися в СССР западными студентами и через них наладил более-менее регулярное получение таких «буржуазных» изданий, как Frankfurter Allgemeine Zeitung, швейцарского еженедельника Die Zeit и немецких Die Sterne и Der Spiegel, это сейчас почти любое значимое общественно-политическое СМИ можно каждодневно читать в Интернете, а тогда я имел перед глазами ту информацию, какой хотела питаться душа. Подшивки тех лет сохранились у меня в архиве.
Свободно брал а абонементе МГУ на Моховой книги дореволюционных мыслителей и комплекты таких русских изданий, как «Русская мысль», «Русское богатство», «Вопросы философии и психологии», «Весы» и т.п. Моя комната в общежитии была всегда загромождена годовыми комплектами этих замечательных журналов.
Два слова о доступе к свежей зарубежной гуманитарной литературе и к запретным хранилищам спецхрана. Тогда не было общественного запроса на зарубежную философию, но в академических библиотеках, а также в центрах научного прорыва типа Обнинска, выставлялись англо-американские и западногерманские философские журналы. Их никто не читал, а я штудировал и иногда заимствовал, когда в 1959 году проходил практику на первой в мире атомной электростанции. В зале новых поступлений Ленинской библиотеки и в редакции бюллетеня «Новые книги за рубежом по общественным наукам» очень оперативно поступали новые изданные за рубежом книги по философии и истории, и я в начале 1960-х кормился рецензиями на них и переводами. Пришел в 1962 в редакцию бюллетеня только что опубликованный в ФРГ двухтомник Хайдеггера «Ницше», мой друг Леонид Греков дал его мне, я вместе со своим учителем-наставником Алексеем Фёдоровичем Лосевым его прочитал и написал рецензию и получил мощный интеллектуальный импульс. Зашел в зал новых поступлений Ленинки и увидел книгу Томаса Куна «Структура научных революций», востребовал её в родной Институт философии и тогда же в 1963 году сделал доклад на секторе и написал рецензию. В другой раз увидел в этом же зале новых поступлений книгу Джеральда Уитроу «Естественная философия времени», тоже сделал о ней сообщение на секторе и затем перевел.
Получить доступ в спецхран было проще простого - приносил бумажку из института, указывал максимально общею тему и читал, что хотел. Так, в спецхране Ленинки прочел в начале 1960-х подшивки эмигрантских газет «Возрождение» и «Последние новости», а когда Алексей Лосев пожелал плотнее ознакомиться с мыслями о мифе идеолога нацизма Альфреда Розенберга, я в спецхране выписал его книгу «Миф XX века», законспектировал и с конспектом ознакомил профессора. Тогда же в мастерской Ильи Глазунова можно было познакомиться-пообщаться с западными деятелями, да и личные письма мои доходили до зарубежных авторов, которые высылали мне свои книги. Религиозно-православную литературу изучал с конца 1960-х в Московской патриархии, когда работал в её Редакционно-издательском отделе у митрополита Питирима (Нечаева) /тогда в Новодевичьем монастыре/, а уж зарубежной информации переваривал выше крыши, когда работал с Институтом прикладной математики АН СССР, помощником директора Института Африки АН СССР, старшим научным сотрудником Отдела исторических наук Института научной информации по общественным наукам, заведующим сектором Дипломатической академии МИД СССР. С тех пор накопились у меня сотни томов ксерокопий из книг и журналов по истории, философии и политологии, десятки подшивок ведущих западных газет. Да, за границу не пускали, на собеседования и допросы в КГБ таскали, но уж чего не было, так это информационного голода...
Например, в 1970-1980-е за копейки можно было подписаться на оперативно издаваемые репринты таких авторитетнейших общенаучных изданий, как еженедельники Science, Nature, New Scientist и ежемесячник Scientific American, не говоря уж о куче более специализированных изданий.
Так что любой «железный занавес» мысленно преодолевается легко, было бы желание, а оно мне с младых лет присуще, и всякой пропагандистской суггестии может противостоять субъектная контрсуггестия. Эмоциональная стадность типа антисоветизма или бандеровщины - для экономически-зависимого быдла, живущего внушенными рефлексами, тогда как критическая рациональность, порождаемая собственным интересом, - бог свободного-самодостаточного человека.