Сергей Медведев: Ездить с мигалкой в Сколково - полный нонсенс.
Я вырос в стране зеленых заборов. В Серебряном Бору, где наша семья снимала летом пару комнат в даче, за высоким зеленым забором на Третьей линии была сказочная территория под названием "Санаторий МК", где был спецбуфет, откуда наша хозяйка, работавшая в этом санатории уборщицей, приносила иногда колбасу, вырезку и раннюю болгарскую черешню.
Было, правда, еще более мифическое пространство под названием "Санаторий ЦК", где, говорили, был совсем уж удивительный спецбуфет, в котором водились импортные продукты (детское воображение будоражили слова "Мартини" и "Мальборо"), но туда вход был уже заказан.
В смутные годы перестройки заборы пошатнулись. Снимая дачу на Николиной горе, мы могли через дыры в зеленом заборе проникать в поселок "Сосны", где жила обслуга одноименного правительственного санатория и имелся продовольственный магазин с куда более интересным выбором продуктов, чем на стремительно пустевших полках московских универсамов. Забор латали, но уже как-то лениво, предчувствуя грядущий развал. Впрочем, и сама Николина Гора была одним сплошным заповедником советского спецраспределения - барские участки по гектару, подсобные хозяйства, машины и прислуга щедро выделялись интеллигенции, обслуживающей власть, еще с начала тридцатых годов. Николина Гора и Переделкино, Руза и Малеевка, бесчисленные дома творчества композиторов и писателей - все это были части той же системы пайков, подачек и подкормок, что расположенные неподалеку партийные заказники "Сосны", "Лесные дали", "Лесные поляны". Большевики давно облюбовали сосновые леса к западу от Москвы.
Советский Союз был глубоко сословным обществом. Он стоял не на вере и идеологии, а на литерах, пайках, спецраспределителях, поликлиниках и санаториях. Система статусов и привилегий была сродни султанскому дворцу и императорскому Китаю. Помню, как уже в перестройку я попал в один столичный райком партии и был впечатлен наличием спецлифта для сотрудников райкома и общего - для простых смертных.
Сегодня приставка "спец-" возвращается - но уже в виде брендированного советского шика. В Доме на Набережной есть заведение под названием Спецбуфет №7, на Тверской есть банкетный зал "Служебный вход", так же как существуют "спецавтоцентры" Ауди, "Поликлиника ЦК", "дома особого назначения" (ДОН-Строй), не говоря уже о жилом комплексе "Ближняя дача" (интересно, а в Берлине есть жилой комплекс "Бункер Гитлера"?). В виду модной ныне ностальгии по СССР приставка "спец" -- это винтажный неосоветский вариант устаревших новорусских словечек "вип", "эксклюзив", "де-люкс", "премиум" и "элит".
И ладно бы это была всего лишь тоска по мифическому номенклатурному качеству. Здесь вылезает извечный российский лакейский комплекс: тоска прислуги по барскому столу, тоска по близости к власти. Ведь что такое "спецбуфет" и "спецавтоцентр"? Это не только заявка на эксклюзивность, это знак близости к верховной власти, это королевская подвязка, ханский ярлык, это заветный телефонный аппарат с гербом вместо диска. В рекламной заставке того же ЖК "Ближняя дача" к дому мечты ведет красная ковровая дорожка, как в коридоре исполкома или партийного санатория. Важна даже не сама власть, а близость к ней, ее запах, ее символ, ее знак. Точно так же у нас автолюбители попроще обрамляют номера рамками типа "Федеральная служба безопасности" или "Генеральная прокуратура РФ". За 300 рублей приобщиться к власти, к ее магическим буквам.
Пресловутые мигалки и спецномера - из той же серии. Дело не просто в удовольствии прокатиться с ветерком по осевой Кутузовского мимо часовой пробки (или даже просто так: гоняют по осевой и ночью, когда трасса полупуста). В конце концов, за это нарушение можно просто заплатить - как теоретически у нас можно откупиться практически от любого нарушения - но платить деньги за привилегию неинтересно. Важно получить ее из рук власти, чтобы эта привилегия, почище любого Ролекса и джипа с охраной, доступных любому торговцу с Черкизона, свидетельствовала о твоей избранности.
У нас в России сословное общество, где гарантией благополучия является принадлежность к государственному сословию. Основным институтом становится "кормление", соответственно в иерархической, статусной системе власти множатся различные кормушки, сосцы свиноматки власти: спецполиклиники и спецсанатории, спецбуфеты и спецраспределители, спецсекция в ГУМе и спецроддом на улице Веснина.
Это началось не вчера, не при Брежневе и не при Сталине. Это традиционная средневековая модель власти, восходящая еще к Ивану Грозному и кремлевским ритуалам 16-17 века. По свидетельству историка Тамары Кондратьевой, в тот период наиболее яркой, видимой характеристикой власти была ее кормленческая функция. От щедрости и частоты царских "подач" зависела прочность вертикальной иерархии, основанной на верности придворных и спокойствии городского населения. В то время даже для высших бояр важнее денежного жалования был "дворцовый корм" - мясо, рыба, вино, солод, сено. В праздники к ним добавлялись шубы, дорогие ткани и другие предметы роскоши. Отсутствие "подачи" к празднику было верным признаком опалы. Ощущение, что власть - главный кормилец, усиливали застолья, на которых царь был главным распорядителем, а близость к нему означала для придворных возможность получить лучшие подачи и лучшие блюда.
И если в средневековой Руси важность человека измерялась жирностью куска мяса, полученного за царским столом, то в сталинском СССР (где ритуалы кремлевских застолий в точности воспроизводили пиры Ивана Грозного) люди, как свидетельствует та же Кондратьева, делились по литерам своих пайков: "Народ и партия едины, различны только магазины". Как пишет в "Воспоминаниях" Надежда Мандельштам: "Один молодой физик ел бифштекс, полученный в распределителе тестя, и похваливал: "Вкусно и особенно приятно, потому что у других этого нет ...". Сегодняшняя российская тоска по вертушкам и ковровым дорожкам, по спецстоловым и спецсанаториям, мигалки и спецпропуска на осевой Кутузовского проспекта - это все то же сталинско-грозненское новое средневековье, о котором писал Сорокин в "Дне опричника", и самый верный признак демодернизации России. Ездить с мигалкой в Сколково - полный нонсенс. Модернизация начинается там, где кончается спецбуфет.
Текст: Финам ФМ
Было, правда, еще более мифическое пространство под названием "Санаторий ЦК", где, говорили, был совсем уж удивительный спецбуфет, в котором водились импортные продукты (детское воображение будоражили слова "Мартини" и "Мальборо"), но туда вход был уже заказан.
В смутные годы перестройки заборы пошатнулись. Снимая дачу на Николиной горе, мы могли через дыры в зеленом заборе проникать в поселок "Сосны", где жила обслуга одноименного правительственного санатория и имелся продовольственный магазин с куда более интересным выбором продуктов, чем на стремительно пустевших полках московских универсамов. Забор латали, но уже как-то лениво, предчувствуя грядущий развал. Впрочем, и сама Николина Гора была одним сплошным заповедником советского спецраспределения - барские участки по гектару, подсобные хозяйства, машины и прислуга щедро выделялись интеллигенции, обслуживающей власть, еще с начала тридцатых годов. Николина Гора и Переделкино, Руза и Малеевка, бесчисленные дома творчества композиторов и писателей - все это были части той же системы пайков, подачек и подкормок, что расположенные неподалеку партийные заказники "Сосны", "Лесные дали", "Лесные поляны". Большевики давно облюбовали сосновые леса к западу от Москвы.
Советский Союз был глубоко сословным обществом. Он стоял не на вере и идеологии, а на литерах, пайках, спецраспределителях, поликлиниках и санаториях. Система статусов и привилегий была сродни султанскому дворцу и императорскому Китаю. Помню, как уже в перестройку я попал в один столичный райком партии и был впечатлен наличием спецлифта для сотрудников райкома и общего - для простых смертных.
Сегодня приставка "спец-" возвращается - но уже в виде брендированного советского шика. В Доме на Набережной есть заведение под названием Спецбуфет №7, на Тверской есть банкетный зал "Служебный вход", так же как существуют "спецавтоцентры" Ауди, "Поликлиника ЦК", "дома особого назначения" (ДОН-Строй), не говоря уже о жилом комплексе "Ближняя дача" (интересно, а в Берлине есть жилой комплекс "Бункер Гитлера"?). В виду модной ныне ностальгии по СССР приставка "спец" -- это винтажный неосоветский вариант устаревших новорусских словечек "вип", "эксклюзив", "де-люкс", "премиум" и "элит".
И ладно бы это была всего лишь тоска по мифическому номенклатурному качеству. Здесь вылезает извечный российский лакейский комплекс: тоска прислуги по барскому столу, тоска по близости к власти. Ведь что такое "спецбуфет" и "спецавтоцентр"? Это не только заявка на эксклюзивность, это знак близости к верховной власти, это королевская подвязка, ханский ярлык, это заветный телефонный аппарат с гербом вместо диска. В рекламной заставке того же ЖК "Ближняя дача" к дому мечты ведет красная ковровая дорожка, как в коридоре исполкома или партийного санатория. Важна даже не сама власть, а близость к ней, ее запах, ее символ, ее знак. Точно так же у нас автолюбители попроще обрамляют номера рамками типа "Федеральная служба безопасности" или "Генеральная прокуратура РФ". За 300 рублей приобщиться к власти, к ее магическим буквам.
Пресловутые мигалки и спецномера - из той же серии. Дело не просто в удовольствии прокатиться с ветерком по осевой Кутузовского мимо часовой пробки (или даже просто так: гоняют по осевой и ночью, когда трасса полупуста). В конце концов, за это нарушение можно просто заплатить - как теоретически у нас можно откупиться практически от любого нарушения - но платить деньги за привилегию неинтересно. Важно получить ее из рук власти, чтобы эта привилегия, почище любого Ролекса и джипа с охраной, доступных любому торговцу с Черкизона, свидетельствовала о твоей избранности.
У нас в России сословное общество, где гарантией благополучия является принадлежность к государственному сословию. Основным институтом становится "кормление", соответственно в иерархической, статусной системе власти множатся различные кормушки, сосцы свиноматки власти: спецполиклиники и спецсанатории, спецбуфеты и спецраспределители, спецсекция в ГУМе и спецроддом на улице Веснина.
Это началось не вчера, не при Брежневе и не при Сталине. Это традиционная средневековая модель власти, восходящая еще к Ивану Грозному и кремлевским ритуалам 16-17 века. По свидетельству историка Тамары Кондратьевой, в тот период наиболее яркой, видимой характеристикой власти была ее кормленческая функция. От щедрости и частоты царских "подач" зависела прочность вертикальной иерархии, основанной на верности придворных и спокойствии городского населения. В то время даже для высших бояр важнее денежного жалования был "дворцовый корм" - мясо, рыба, вино, солод, сено. В праздники к ним добавлялись шубы, дорогие ткани и другие предметы роскоши. Отсутствие "подачи" к празднику было верным признаком опалы. Ощущение, что власть - главный кормилец, усиливали застолья, на которых царь был главным распорядителем, а близость к нему означала для придворных возможность получить лучшие подачи и лучшие блюда.
И если в средневековой Руси важность человека измерялась жирностью куска мяса, полученного за царским столом, то в сталинском СССР (где ритуалы кремлевских застолий в точности воспроизводили пиры Ивана Грозного) люди, как свидетельствует та же Кондратьева, делились по литерам своих пайков: "Народ и партия едины, различны только магазины". Как пишет в "Воспоминаниях" Надежда Мандельштам: "Один молодой физик ел бифштекс, полученный в распределителе тестя, и похваливал: "Вкусно и особенно приятно, потому что у других этого нет ...". Сегодняшняя российская тоска по вертушкам и ковровым дорожкам, по спецстоловым и спецсанаториям, мигалки и спецпропуска на осевой Кутузовского проспекта - это все то же сталинско-грозненское новое средневековье, о котором писал Сорокин в "Дне опричника", и самый верный признак демодернизации России. Ездить с мигалкой в Сколково - полный нонсенс. Модернизация начинается там, где кончается спецбуфет.
Текст: Финам ФМ