Двое
Когда-то, давным-давно, в тридевятом царстве, за семью горами, нас было двое. Он - золотоволосый мальчик с мечтой в глазах цвета рязанского неба. И я - маленькая девочка, серенький мышонок, младшая сестра, прятавшаяся в его тени. Мы были разные, он и я, непохожи друг на друга по внешности и характеру. Мы росли, как две ветки одного дерева, отдаляясь друг от друга по мере нашего взросления, отдаляясь от давшего нам жизнь ствола. Потом, одним апрельским утром, его не стало. В то утро, когда, просыпаясь и чувствуя весну всеми порами тела, до безумия хочется жить, он, безумный, выбрал иное, примкнув, со своей вечной сардонической ухмылкой, с недокуренной сигареткой, с недочитанной книжкой, с недопитой чашечкой черного кофе, к лучезарной когорте других теней - таких же как он, безумных, молодых и непобежденных, излюбленных капризными богами. Теперь нас уже не двое. Теперь я, младшая сестра, уже старше своего старшего брата, и там, где когда-то мы были присоединены к одному и тому же живому месту на стволе дерева, осталась навсегда кровоточащая рана потери.
МАЛЬЧИК. Его сын. Даниил. Данилка. Даня. Я помню тот день, в далеком апреле, когда мы впервые узнали о том, что он появится на свет. Я помню тот день в таком же далеком декабре, полный ожиданиями и надеждами, когда он родился. Помню тот день, когда я впервые увидела его, крошечного, пищащего. Было так странно чувствовать привязанность к этому ребенку, которого так недавно еще не было совсем. И вот он был и кровь заговорила на своем языке и связала нас всех тесно и навсегда, окинув еще одной петлей. Мой брат восхищенно брал в свои руки малюсенькие пальчики новорожденного сына и говорил мне и маме: "Смотрите, какие у него длинные и тонкие музыкальные пальцы!" Говорил так с гордостью отца, постигшего то, чего не могут понять, осознать другие, непосвященные. Потом, месяц спустя, я катала его, своего племянника, в коляске по Филевским улицам. Синяя коляска с Даней, туго запеленутым и закутанным от январской московской стужи, и я, девятнадцатилетняя, гордая, гордо притворяющаяся, что он мой.
Он рос без меня, этот Даня-Данилка, мальчишка на редко присылаемых фотографиях. Я знала его по рассказам. Я не знала его совсем, но тонко пела в артериях древнюю песню связующая нас кровь предков и из этой песни плавно и неизбежно вытекала тонкая струйка бессознательной любви.
И вот он теперь, девятнадцатилетний, долговязый, уверенный в своей звезде. В его глазах те же знакомые золотые отблески и та же ухмылка кривит его губы. Все повторяется, снова и снова и становится легко верить в незыблемую вечность, существующую помимо рассудка и помимо здравого смысла.
ДЕВОЧКА. Eleanor. Ellie. Norah. Необыкновенное создание, свалившееся неизвестно откуда. Как могла я, смертная, произвести на свет такое? Давно зажило рожавшее ее тело. Забыта физическая боль. Ее первые дни, недели, месяцы слились в одно, уже становящееся далеким воспоминание. Ангельские кудри. Капризный изгиб румяных губ. Ясный взгляд светлых глаз. В ней мое сердце - навсегда, насовсем. И вот я смотрю, как оно уходит от меня на крепких полных ножках, все вперед и вперед. Скоро, совсем скоро, не успеешь оглянуться, она вытянется в длинного, худого подростка. Выпрямятся кудри. Исчезнут ямочки на пухлых ручках. Она перестанет бегать ко мне с каждой болячкой, с каждой детской обидой. Появятся друзья. Появится любовь...
Настанет и день и останутся они - двое. Старший брат и младшая сестра. Как когда-то были и мы. Но не так. По-другому. Быть может они станут друзьями. Быть может они не будут друг друга видеть годами, но кровная связь сильнее времени и настойчивее любого расстояния. Ничто не кончается. Все начинается снова...
МАЛЬЧИК. Его сын. Даниил. Данилка. Даня. Я помню тот день, в далеком апреле, когда мы впервые узнали о том, что он появится на свет. Я помню тот день в таком же далеком декабре, полный ожиданиями и надеждами, когда он родился. Помню тот день, когда я впервые увидела его, крошечного, пищащего. Было так странно чувствовать привязанность к этому ребенку, которого так недавно еще не было совсем. И вот он был и кровь заговорила на своем языке и связала нас всех тесно и навсегда, окинув еще одной петлей. Мой брат восхищенно брал в свои руки малюсенькие пальчики новорожденного сына и говорил мне и маме: "Смотрите, какие у него длинные и тонкие музыкальные пальцы!" Говорил так с гордостью отца, постигшего то, чего не могут понять, осознать другие, непосвященные. Потом, месяц спустя, я катала его, своего племянника, в коляске по Филевским улицам. Синяя коляска с Даней, туго запеленутым и закутанным от январской московской стужи, и я, девятнадцатилетняя, гордая, гордо притворяющаяся, что он мой.
Он рос без меня, этот Даня-Данилка, мальчишка на редко присылаемых фотографиях. Я знала его по рассказам. Я не знала его совсем, но тонко пела в артериях древнюю песню связующая нас кровь предков и из этой песни плавно и неизбежно вытекала тонкая струйка бессознательной любви.
И вот он теперь, девятнадцатилетний, долговязый, уверенный в своей звезде. В его глазах те же знакомые золотые отблески и та же ухмылка кривит его губы. Все повторяется, снова и снова и становится легко верить в незыблемую вечность, существующую помимо рассудка и помимо здравого смысла.
ДЕВОЧКА. Eleanor. Ellie. Norah. Необыкновенное создание, свалившееся неизвестно откуда. Как могла я, смертная, произвести на свет такое? Давно зажило рожавшее ее тело. Забыта физическая боль. Ее первые дни, недели, месяцы слились в одно, уже становящееся далеким воспоминание. Ангельские кудри. Капризный изгиб румяных губ. Ясный взгляд светлых глаз. В ней мое сердце - навсегда, насовсем. И вот я смотрю, как оно уходит от меня на крепких полных ножках, все вперед и вперед. Скоро, совсем скоро, не успеешь оглянуться, она вытянется в длинного, худого подростка. Выпрямятся кудри. Исчезнут ямочки на пухлых ручках. Она перестанет бегать ко мне с каждой болячкой, с каждой детской обидой. Появятся друзья. Появится любовь...
Настанет и день и останутся они - двое. Старший брат и младшая сестра. Как когда-то были и мы. Но не так. По-другому. Быть может они станут друзьями. Быть может они не будут друг друга видеть годами, но кровная связь сильнее времени и настойчивее любого расстояния. Ничто не кончается. Все начинается снова...