Эдуард Лимонов: Я люблю смелые мысли, свои и чужие
Сам я дворняга. Терпеть не могу бар. Для меня барин - это говнюк.
Что дальше? Пробовать власть на зуб, все время размахивать у нее перед носом красной тряпкой.
Я неплохо знал живопись, искусство - каким оно было, когда я жил в Париже и Нью-Йорке. Я обожал «Последнее танго в Париже». Сегодня в жизни мне не нужен дополнительный драматизм - я бы его даже снизил.
За эти семь лет я научился хоронить и провожать товарищей в тюрьму. У нас полно трагедий.
Если кто-то может быть все время сытым, хохочущим и поганым, меня это не касается.
Я не занимаюсь перевоспитанием. Я работаю только с теми, кто хочет что-то изменить.
Терпеть не могу туризма. Ездить могу только с целью. Не боялся бы, что меня обратно не пустят - поехал бы сейчас на старые места, побродил.
У меня была и не одна семья. В 2006-м у меня родился ребенок. Кажется, послезавтра ему будет год и четыре месяца.
Все в жизни - политика. Вы выходите на улицу, идете... Темно, под фонарем три молодых человека. Надо решить: пройти мимо с гордо поднятой головой, перейти трусливо на другую сторону или повернуться и не идти? Русская политика - та же ситуация под фонарем, только со множеством действующих лиц.
Те, кто смирился, для меня не существуют. Говорю об этих овощах, и во мне вскипает писательское ницшеанское негодование. Овощем может быть и красивый высокий молодой человек, и прекрасная женщина. Будем говорить только о людях, которые воспринимают мир серьезно.
Почему всегда в черном? Проще. Грязи не видно. Когда мы создавали партию, говорили всем: одевайтесь в черное. Взяли тип парня с окраин, бедного молодого человека, который идет в своих башмаках и куртке.
Не вульгарный экономизм объясняет мир, а злоба, амбиции и эмоции. Если во главе государства стоит человек с плохим характером, Нерон, то вся страна подражает Нерону, и любой легионер стремится вышибить из тебя душу. Руководитель государства всегда модель. Злоба - она, возможно, от неудавшегося большого куска жизни, от личной незащищенности. Путин уволился в начале 1990-х. В том возрасте он мог быть черт знает кем, а он всего-то был подполковником.
Я только недавно начал осваивать дары цивилизации: электронную почту и так далее. Раньше не принимал.
Все говорят, что оппозиция ничего не добилась. Оппозиция заставила власть проявиться, как она бы не хотела проявляться. Теперь, когда во время маршей мобилизуются тысячи звероподобных мужчин на улицах, мы видим, насколько она жестока и репрессивна.
Мне всегда находилось занятие. Я люблю смелые мысли, свои и чужие. В своей новой книжке я пишу, что человек - биоробот.
Возможно, наша цель вообще - найти своих создателей, допросить их с пристрастием, выведать у них свою тайну и, может быть, победить их, может быть, съесть. Непонятно, откуда мы пришли, где наше начало... Есть с чем сразиться, кроме Путина.
Оставьте это дурное нытье. Слушайте, вы хотите иметь тысячу людей на улицах? Надо начинать с сотни.
Я очень зол на философов ночного горшка, которые сидят и говорят: а вот сейчас на марш вышло меньше. Да пусть идут к чертовой матери со своими подсчетами! Ты сам выйди в эту кашу - даже глазом моргнуть не успеешь, как скрутят... Кто тут сможет точно сосчитать, сколько пришло?
Есть здесь какой-то врожденный пессимизм: не надо подымать и пальца, а лучше лежать на диване и ждать, пока труп врага мимо проплывет. Но они даже и в это не верят. Эти привычки легче оставлять, безусловно, людям молодым, которые еще на себе груз жизни так тяжело не тащили.
Я понимаю, не дело людей - выходить на улицы. Выходить должны только буйные, политические активисты. Но это в нормальное время.
Уголовное дело мне интереснее любого романа. Читаешь и видишь людей, кто как держится. Ты мог считать его всю жизнь сильным, а он слаб. Ты думал, что это твой друг, а он предал тебя.
Не люблю кино: отживающее искусство. В одном какой-нибудь безумно жестоком видео, снятом чеченскими террористами, больше правды жизни. Последним фильмом, озадачившим меня, был «Бойцовский клуб».
Этой власти даже сторонники не нужны: ей нужны те, кто живет на коленях. Я просто уверен, что в России нет ни одного бизнесмена - может быть, только такие беззаботные бабочки - ни одного собственника, которые бы ни боялись. Пусть они сорок раз встают, когда Путин приходит на заседание Союза промышленников, и смотрят на него медовыми глазами, я верю, что все его ненавидят - за тот страх, который он поселил.
Практически все русские фильмы - это пьесы, это Немирович-Данченко, одессит в клетчатом костюме. Нет, спасибо.
Я никогда не отдыхаю - я меняю род активности.
Никакой семьей, никакой работой не заслонишься от этой неизвестной власти. Приходят какие-то неизвестные люди, их мотивы нам неизвестны. В чем причины многих преследований - тоже неизвестно.
Никто сегодня не пересидит. У Ходорковского была армия телохранителей, а его арестовали в частном самолете, вынули тепленького.
Я не знаю интеллигенцию старую. Я не знаю интеллигенцию моего возраста и абсолютно не знаком с сорокалетними. Когда я говорю «интеллигенция», я имею в виду их детей и внуков, рожденных в 1980-е и в 1990-е.
Часто люди, и особенно в России, поступают как-то без оглядки: ах так, не по-моему, так я ухожу. Слишком много эмоций.
Российская действительность такова, что отнимает все силы и время.
Esquire