Две кавказские истории
Я не фашистка, по той простой причине, что в дурном настроении нелюблю всех, без скидок на пол, возраст и расу, а в хорошем, опять же без скидок, всех люблю. Эти истории рассказываю, скорее, в качестве питерской заисовки, не собираясь делать из них глобальных выводов.
1. Собутыльник Хайама.
Одно время (я была совсем молоденькая, незамужняя и бездетная) у мамы была привычка посылать меня за фруктами на Сенной рынок. Фрукты там были по совершенно бросовым ценая, а продавали их даже не в самом здании рынка, а за стеклянной галереей. Однажды, тёплым летним деньком я притащилась туда с рюкзаком, накупила всяких яблок-персиков и подумала, что неплохо бы взять винограда. И тут до моего чуткого носа донёсся роскошный аромат, милый сердцу всякого растамана. В воздухе плыл густой, пряный дым, я повернулась, как флюгер и увидела... Стандартный фруктовый ларёк был очень художественно украшен виноградом всех мыслимых сортов - от чёрного, почти несъедобного толстошкурого винного, до длинных, прозрачных "дамских пальчиков". В косом солнечном луче мелкий киш-миш истекал медовой сладостью и вокруг вились осы. Посреди всего этого великолеия восседал старик, совершенно мумийного вида, пергаментно-коричневый, в чём-то вроде чалмы. На вид ему можно было дать от восьмидести до тысячи восьмисот, возможно, он ещё бухал с Хайамом или вовсе был современником Пророка. Это чудо курило кальян, видимо, даже не подозревая, что делает что-то противозаконное. Разумееться, я подошла именно к этому лотку, сделав постное личико и полотнее завязав бандану.
- Добрый день, а какой Вы мне виноград посоветуете взять?
Дедушка обрадовался мне, как родной, и задвинул лекцию о винограде минут на двадцать. Вспроизвести я её не берусь, тем более, что я не столько слушала о влиянии почвы на качество винограда, сколько наслаждалась его жестами и внешним видом. Он был весь словно из дерева сделанный, с сухими пальцами, жарко горящими, совершенно чёрными глазами и жестами, более приличными религиозной мистерии, чем торговле. Он сидел на коврике, видимо, сотканном вручную, а на пальце тускло светился перстень, скованный деревенским кузнецом - изумительно красивое и грубое в то же время серебро, вросшее в тело. В совершенном упоении я купила у него аж пять килограммов разных ягод, всю дорогу ожидая, что сейчас он мне скажет что ни будь вроде "Пей вино, не горюй, горе медленный яд...".
2. Танцующие чеченцы.
Надо сказать, что моего мужа очень любят всякие странные люди. То он ухитряеться разговорить нищего у церкви, и выясняет, что тот - хлыст, то дружит с бомжом математиком-философом с экзотическими идеями, ну и конечно его любят восточные люди (ага, потому что с лица моё сокровище напоминает арабского террориста). Как-то раз мы отправились пьянствовать тёплой майской ночью и около трёх по полуночи оказались на Сенной, пришли туда за пивом. Тут к нам подошли двое молодых ребят и, как водиться, спросили сигарет. Я, честно говоря, напряглась - при том что парни были примерно моих габаритов, двигались они так, что было ясно - пока человек покрупнее будет замахиваться, они его три раза вокруг обегут.
- Можно нам с вами выпить? У вас очень лица приятные! - сообщил парень постарше.
"Блин" - подумала я - "сейчас или приебутся ко мне, или попытаються что ни будь стырить". Парни и правда, поинтересовались у моего спутника, кто я, и тот, задвинув меня за спину, сурово сказал:
- Жена!
Это, конечно, не было правда, но объяснять в три ночи двум абрекам "кто кому Вася" не бог весть как интересно и благоразумно. Старший из мальчиков начал рассказывать свою жизнь, о том, как они жили в Грозном, а потом там стало совсем плохо, и они уехали сюда, в Питер, и как им тут холодно, и как хочеться домой, а домой нельзя, потому что дома надо брать автомат и идти умирать молодыми, а умирать им не хочеться. Знаете этот всё ускоряющийся темп восточной речи? На какой-то ноте уже сложно разобрать слова, а я, совершенно завороженная, готова была хлюпать носом, глядя, как парень хватает моего "мужа" за руку (причём ладони у этого горца никак не больше моих) и как он жалобно и гортанно говорит, что тут холодно, холодно, холодно!
На вопрос, кем они тут работают, мы получили неожиданный ответ - танцорами. К этому моменту мы уже дошли до Елисеевского, потихоньку начало светать, и старший парень (второй нам так ни слова и не сказал) загорелся показать, какие такие они с братом танцоры.
*Тут последовала вставная новелла о том, что брат его глухой, оглох при взрыве, поэтому совсем почти не разговаривает, да ещё и русского толком не знает.
-А как же он танцует?
- А он ритм слышит, ну и на меня смотрит!*
Они встали друг напротив друга, старший брат запел и начал хлопать в ладоши. У песни был рваный, как бы ломаный темп, вызывающий в памяти острые горные хребты. Они кружились, внимательно глядя друг на друга, это был очень красивый и какой-то боевой танец, а уж на фоне белой ночи, рядм со стеклянной громадой модернового здания это выглядело абсолютно фантасмагорически. Представляете, розовый хрупкий холод, бешенные выкрики и движение невесомых, опасных существ, под сухие хлопки ладоней!
Мы врод как обменялись телефонами, но так больше никогда и не встретились.
1. Собутыльник Хайама.
Одно время (я была совсем молоденькая, незамужняя и бездетная) у мамы была привычка посылать меня за фруктами на Сенной рынок. Фрукты там были по совершенно бросовым ценая, а продавали их даже не в самом здании рынка, а за стеклянной галереей. Однажды, тёплым летним деньком я притащилась туда с рюкзаком, накупила всяких яблок-персиков и подумала, что неплохо бы взять винограда. И тут до моего чуткого носа донёсся роскошный аромат, милый сердцу всякого растамана. В воздухе плыл густой, пряный дым, я повернулась, как флюгер и увидела... Стандартный фруктовый ларёк был очень художественно украшен виноградом всех мыслимых сортов - от чёрного, почти несъедобного толстошкурого винного, до длинных, прозрачных "дамских пальчиков". В косом солнечном луче мелкий киш-миш истекал медовой сладостью и вокруг вились осы. Посреди всего этого великолеия восседал старик, совершенно мумийного вида, пергаментно-коричневый, в чём-то вроде чалмы. На вид ему можно было дать от восьмидести до тысячи восьмисот, возможно, он ещё бухал с Хайамом или вовсе был современником Пророка. Это чудо курило кальян, видимо, даже не подозревая, что делает что-то противозаконное. Разумееться, я подошла именно к этому лотку, сделав постное личико и полотнее завязав бандану.
- Добрый день, а какой Вы мне виноград посоветуете взять?
Дедушка обрадовался мне, как родной, и задвинул лекцию о винограде минут на двадцать. Вспроизвести я её не берусь, тем более, что я не столько слушала о влиянии почвы на качество винограда, сколько наслаждалась его жестами и внешним видом. Он был весь словно из дерева сделанный, с сухими пальцами, жарко горящими, совершенно чёрными глазами и жестами, более приличными религиозной мистерии, чем торговле. Он сидел на коврике, видимо, сотканном вручную, а на пальце тускло светился перстень, скованный деревенским кузнецом - изумительно красивое и грубое в то же время серебро, вросшее в тело. В совершенном упоении я купила у него аж пять килограммов разных ягод, всю дорогу ожидая, что сейчас он мне скажет что ни будь вроде "Пей вино, не горюй, горе медленный яд...".
2. Танцующие чеченцы.
Надо сказать, что моего мужа очень любят всякие странные люди. То он ухитряеться разговорить нищего у церкви, и выясняет, что тот - хлыст, то дружит с бомжом математиком-философом с экзотическими идеями, ну и конечно его любят восточные люди (ага, потому что с лица моё сокровище напоминает арабского террориста). Как-то раз мы отправились пьянствовать тёплой майской ночью и около трёх по полуночи оказались на Сенной, пришли туда за пивом. Тут к нам подошли двое молодых ребят и, как водиться, спросили сигарет. Я, честно говоря, напряглась - при том что парни были примерно моих габаритов, двигались они так, что было ясно - пока человек покрупнее будет замахиваться, они его три раза вокруг обегут.
- Можно нам с вами выпить? У вас очень лица приятные! - сообщил парень постарше.
"Блин" - подумала я - "сейчас или приебутся ко мне, или попытаються что ни будь стырить". Парни и правда, поинтересовались у моего спутника, кто я, и тот, задвинув меня за спину, сурово сказал:
- Жена!
Это, конечно, не было правда, но объяснять в три ночи двум абрекам "кто кому Вася" не бог весть как интересно и благоразумно. Старший из мальчиков начал рассказывать свою жизнь, о том, как они жили в Грозном, а потом там стало совсем плохо, и они уехали сюда, в Питер, и как им тут холодно, и как хочеться домой, а домой нельзя, потому что дома надо брать автомат и идти умирать молодыми, а умирать им не хочеться. Знаете этот всё ускоряющийся темп восточной речи? На какой-то ноте уже сложно разобрать слова, а я, совершенно завороженная, готова была хлюпать носом, глядя, как парень хватает моего "мужа" за руку (причём ладони у этого горца никак не больше моих) и как он жалобно и гортанно говорит, что тут холодно, холодно, холодно!
На вопрос, кем они тут работают, мы получили неожиданный ответ - танцорами. К этому моменту мы уже дошли до Елисеевского, потихоньку начало светать, и старший парень (второй нам так ни слова и не сказал) загорелся показать, какие такие они с братом танцоры.
*Тут последовала вставная новелла о том, что брат его глухой, оглох при взрыве, поэтому совсем почти не разговаривает, да ещё и русского толком не знает.
-А как же он танцует?
- А он ритм слышит, ну и на меня смотрит!*
Они встали друг напротив друга, старший брат запел и начал хлопать в ладоши. У песни был рваный, как бы ломаный темп, вызывающий в памяти острые горные хребты. Они кружились, внимательно глядя друг на друга, это был очень красивый и какой-то боевой танец, а уж на фоне белой ночи, рядм со стеклянной громадой модернового здания это выглядело абсолютно фантасмагорически. Представляете, розовый хрупкий холод, бешенные выкрики и движение невесомых, опасных существ, под сухие хлопки ладоней!
Мы врод как обменялись телефонами, но так больше никогда и не встретились.