под дождь
Я - трус, который решается говорить с людьми откровенно только на малюсеньком островке, который я называю “психотерапией”. И даже там не очень. Более-менее откровенно получается на еще меньшем островке, который я обозначил как “мистерии”. Ради того, чтобы поговорить правда откровенно, нам приходится курить траву, есть грибы и делать прочие неудобоваримые вещи.
Но те, с кем я говорю, обычно и этого не умеют.
Искренность остается для нас самым сильным наркотиком.
Почти недостижимым, особенно потому, что с возрастом мы учимся закрывать себя от любых поползновений туда и оттуда.
Так мы лучше функционируем.
Я - трус. Я пару раз попытался, но меня довольно быстро обломали. Искренним быть ужасно не выгодно. Это граничит с безумием. Безумным быть страшно.
Но те, с кем я говорю, обычно и этого не умеют.
Искренность остается для нас самым сильным наркотиком.
Почти недостижимым, особенно потому, что с возрастом мы учимся закрывать себя от любых поползновений туда и оттуда.
Так мы лучше функционируем.
Я - трус. Я пару раз попытался, но меня довольно быстро обломали. Искренним быть ужасно не выгодно. Это граничит с безумием. Безумным быть страшно.