Глава 22. "У-у-у, топориком по косточкам!..."
Я лежал у костра и повторял: “Мама, мамочка!”, а потом заметил, что похолодало, поднял голову, огляделся. У костра не было никого. Я поднялся с земли и стал оглядываться. В недалеке стояла Наталья Петровна и била по земле топором. Она била и приговаривала: “Хорошо рублю, хорошо рублю! Как я левой рублю, так мужчин я рублю! Как я правой рублю, так я женщин рублю! Левой - мужчин! Правой - женщин! Левой! Правой! Левой!”
Она остановилась, вытерла пот со лба и сказала, повернувшись ко мне: “И я одинаково хорошо работаю обеими руками!”
А потом добавила, уже прямо в меня: “Иди сюда, сержант!”
Автоматически отметив повышение в звании, я двинулся к ней. По дороге я подумал, не надо ли мне начать опасаться. Почему-то я привык не бояться своих подопечных. Но мало ли…
“Иди, иди сюда, сукин сын”, - приговаривала она. - “Так значит, говоришь, никто меня уже больше не хочет и хотеть не может? Иди-ка мы с тобой об этом потолкуем, родимый!”
Твердости в коленках у меня поубавилось. Я посмотрел на топор, он был грозен и прекрасен.
“К тебе прибежала моя дочка - дескать, ах, хочу трахаться, никого не могу приличного найти! Ты ей как сказал - “не стоИт”? Это у тебя, херового сына, стоит или не стоит! - а у женщин всегда стоит, им только бывает не с кем! Ты ей нашел, а? Ты ей что нашел?”
“Так вот себя же предложил”, - осмелился сказать я.
“А я знаю”, - неожиданно сказала Наталья Петровна. - “Молодец, что признался”.
“Спасибо за молодца”, - подумал я, - “Убивать не будут”.
“И что? Понравилась девочка? Стоит на нее? Давай, сержант, чай, не красная девка! Не стесняйся!”
“Да, понравилась, да, конечно”.
“А-а-а-а-а!... И ты же что, сука, сделал? Ты меня позвал, правильно, сержант? Ты позвал меня и при свидетелях потребовал, чтобы я передала ей свою сексуальную силу! Правильно или нет?”
“М-м-м… Не совсем так…”
Но тут мне уже поплохело, потому что если она была права, то я и правда сука редкостная. Мне нравится девушка, у нее маловато сексуальной силы, я зову ее маму и устраиваю ритуал пополнения ее сексуальности, причем не дай Бог действительно частично за счет мамы. Пусть даже думал я иначе, но ведь я ничего ей не объяснил тогда, когда она забоялась, что сама оскудеет, а просто стал вышучивать. Едем дальше: ритуал удается, дева пополняется, я сплю с ней, мне по кайфу, а потом через какое-то время ко мне попадает ее мама, дает мне сигналы, что хочет меня, а я ее - опускаю. Кстати, при куче народа вокруг.
“При этом ты меня за что наказывал? - продолжала Наталья Петровна. - За то, что осмелилась восхотеть тебя. Когда моя дочь осмелилась восхотеть моего мужчину, ей это можно, я же и виновата, дочь надо простить и благословить. Правильно, пентюх? У-у-у, топориком по косточкам! Я их, блядь, благословить должна! А когда я подхожу к дочкиному мужчине - это ты, пентюх! - то мне: ах какой срам! Стыд и ужас! Чего захотела, старая мымра?”
Она была права, спорить было трудно.
“Дочку мы прощаем, ибо восхотели! Мамку не восхотели - и не прощаем! Кого любим - возвышаем! На кого не стоит - опускаем! Так, что ли? А, сержант, скажи, блядская морда?”
“Получается так, Наталья Петровна”. - Тут уж было не поспорить.
“Так что, сержант, не хочешь меня? Смотри на меня, блядский выродок!”
“Поинтеллигентнее можно?” - поинтесовался я, задействовав прием сбивания противника с прямого удара.
“А что, блядским покровительством не мы пользуемся? Великой матери Бляди не мы поклоняемся? Что ж обидного?”
Черт знает, кто настроил ей логический аппарат в эту ночь. Я знал, что она не глупая женщина, но тут просто обалдел от четкости ума. А откуда она знала подробности про меня и службу? - Ни тогда, ни сейчас не знаю.
“Смотри на меня, сержант! У нас сейчас занятие по наведению мороков! Мы проходим морок “ты меня хочешь!” Видишь, я тебе честно говорю наперед, точно как ты нам говорил на тренировке! Первое, что нужно сделать - это точно узнать у объекта, хочет он тебя или нет!”
“Это не та техника!” - хотел я возразить. Но не стал. Глазами я потихонечку уже искал, куда бежать или чем драться.
“Так хочешь ты меня или нет? Гавриэль?”
“Не хочу”.
“Ага. Не хочешь. Мне трудно в это поверить, но попробуем. Ведь если ты меня не хочешь, то что бы я ни делала, вряд ли я смогла бы тебя убедить в обратном. Правда, сержант?”
“Правда”.
“Смотри, сержант, делаем эксперимент. Ты меня не жалеешь, и я тебя не жалею, идет?”
“Идет”, - сказал я и понял, что боюсь уже совсем сильно.
“Смотри на меня, сержант. Я раздеваюсь”.
Она принялась раздеваться. Черт, она делала это спокойно! Если бы я сейчас стал делать что-то подобное, у меня, наверное, тряслись бы руки.
“Смотрим, погонщик человеческих душ! Смотрим на мистерию оголения человеческого тела! Вот плечи. Вот груди. Вот живот. Вот ноги. Вот отсюда родилась твоя милая Любочка, от которой ты так дрожал…”
Я смотрел, хотя держать глаза открытыми мне было трудно. Хотелось прикрыть их и пригнуться. Если б я был каким-нибудь младшим сержантом, может, я так бы и сделал. Но я ведь внутренне уже был трехполосочным, так что держался, стиснув зубы.
“А теперь смотри, сержант. И еще смотри”, - она подходила ко мне. - “Я ничего особенного не делаю, никакого морока, я просто иду к тебе. И смотри, сука проклятая, смотри!” - она протянула руку с вытянутым пальцем, я мысленно проследил… и уперся взглядом в свои брюки. Еще через минуту холодный разум чекиста осознал, что под ними не все гладко.
В жизни каждого мужчины бывают моменты несогласия с собственным хуем. Это была достаточно яркая и наглядная иллюстрация. Этот подлец отошел от генеральной линии руководящей партии и силился встать. Как депутату тридевятого съезда Коммунистической Партии СССР, встать ему было еще трудно. Но он уже явно старался.
“Если у нас и был спор, Наталья Петровна, то я его проиграл”.
“Ага. Очень приятно, что признаешь. А знаешь почему ты свои желанья не слышал? Какой у тебя возник барьерчик в сознании?”
“Почему?”
“Потому что, - она указала на себя пальцем, - я - Ёбана Мать!”
Она остановилась, вытерла пот со лба и сказала, повернувшись ко мне: “И я одинаково хорошо работаю обеими руками!”
А потом добавила, уже прямо в меня: “Иди сюда, сержант!”
Автоматически отметив повышение в звании, я двинулся к ней. По дороге я подумал, не надо ли мне начать опасаться. Почему-то я привык не бояться своих подопечных. Но мало ли…
“Иди, иди сюда, сукин сын”, - приговаривала она. - “Так значит, говоришь, никто меня уже больше не хочет и хотеть не может? Иди-ка мы с тобой об этом потолкуем, родимый!”
Твердости в коленках у меня поубавилось. Я посмотрел на топор, он был грозен и прекрасен.
“К тебе прибежала моя дочка - дескать, ах, хочу трахаться, никого не могу приличного найти! Ты ей как сказал - “не стоИт”? Это у тебя, херового сына, стоит или не стоит! - а у женщин всегда стоит, им только бывает не с кем! Ты ей нашел, а? Ты ей что нашел?”
“Так вот себя же предложил”, - осмелился сказать я.
“А я знаю”, - неожиданно сказала Наталья Петровна. - “Молодец, что признался”.
“Спасибо за молодца”, - подумал я, - “Убивать не будут”.
“И что? Понравилась девочка? Стоит на нее? Давай, сержант, чай, не красная девка! Не стесняйся!”
“Да, понравилась, да, конечно”.
“А-а-а-а-а!... И ты же что, сука, сделал? Ты меня позвал, правильно, сержант? Ты позвал меня и при свидетелях потребовал, чтобы я передала ей свою сексуальную силу! Правильно или нет?”
“М-м-м… Не совсем так…”
Но тут мне уже поплохело, потому что если она была права, то я и правда сука редкостная. Мне нравится девушка, у нее маловато сексуальной силы, я зову ее маму и устраиваю ритуал пополнения ее сексуальности, причем не дай Бог действительно частично за счет мамы. Пусть даже думал я иначе, но ведь я ничего ей не объяснил тогда, когда она забоялась, что сама оскудеет, а просто стал вышучивать. Едем дальше: ритуал удается, дева пополняется, я сплю с ней, мне по кайфу, а потом через какое-то время ко мне попадает ее мама, дает мне сигналы, что хочет меня, а я ее - опускаю. Кстати, при куче народа вокруг.
“При этом ты меня за что наказывал? - продолжала Наталья Петровна. - За то, что осмелилась восхотеть тебя. Когда моя дочь осмелилась восхотеть моего мужчину, ей это можно, я же и виновата, дочь надо простить и благословить. Правильно, пентюх? У-у-у, топориком по косточкам! Я их, блядь, благословить должна! А когда я подхожу к дочкиному мужчине - это ты, пентюх! - то мне: ах какой срам! Стыд и ужас! Чего захотела, старая мымра?”
Она была права, спорить было трудно.
“Дочку мы прощаем, ибо восхотели! Мамку не восхотели - и не прощаем! Кого любим - возвышаем! На кого не стоит - опускаем! Так, что ли? А, сержант, скажи, блядская морда?”
“Получается так, Наталья Петровна”. - Тут уж было не поспорить.
“Так что, сержант, не хочешь меня? Смотри на меня, блядский выродок!”
“Поинтеллигентнее можно?” - поинтесовался я, задействовав прием сбивания противника с прямого удара.
“А что, блядским покровительством не мы пользуемся? Великой матери Бляди не мы поклоняемся? Что ж обидного?”
Черт знает, кто настроил ей логический аппарат в эту ночь. Я знал, что она не глупая женщина, но тут просто обалдел от четкости ума. А откуда она знала подробности про меня и службу? - Ни тогда, ни сейчас не знаю.
“Смотри на меня, сержант! У нас сейчас занятие по наведению мороков! Мы проходим морок “ты меня хочешь!” Видишь, я тебе честно говорю наперед, точно как ты нам говорил на тренировке! Первое, что нужно сделать - это точно узнать у объекта, хочет он тебя или нет!”
“Это не та техника!” - хотел я возразить. Но не стал. Глазами я потихонечку уже искал, куда бежать или чем драться.
“Так хочешь ты меня или нет? Гавриэль?”
“Не хочу”.
“Ага. Не хочешь. Мне трудно в это поверить, но попробуем. Ведь если ты меня не хочешь, то что бы я ни делала, вряд ли я смогла бы тебя убедить в обратном. Правда, сержант?”
“Правда”.
“Смотри, сержант, делаем эксперимент. Ты меня не жалеешь, и я тебя не жалею, идет?”
“Идет”, - сказал я и понял, что боюсь уже совсем сильно.
“Смотри на меня, сержант. Я раздеваюсь”.
Она принялась раздеваться. Черт, она делала это спокойно! Если бы я сейчас стал делать что-то подобное, у меня, наверное, тряслись бы руки.
“Смотрим, погонщик человеческих душ! Смотрим на мистерию оголения человеческого тела! Вот плечи. Вот груди. Вот живот. Вот ноги. Вот отсюда родилась твоя милая Любочка, от которой ты так дрожал…”
Я смотрел, хотя держать глаза открытыми мне было трудно. Хотелось прикрыть их и пригнуться. Если б я был каким-нибудь младшим сержантом, может, я так бы и сделал. Но я ведь внутренне уже был трехполосочным, так что держался, стиснув зубы.
“А теперь смотри, сержант. И еще смотри”, - она подходила ко мне. - “Я ничего особенного не делаю, никакого морока, я просто иду к тебе. И смотри, сука проклятая, смотри!” - она протянула руку с вытянутым пальцем, я мысленно проследил… и уперся взглядом в свои брюки. Еще через минуту холодный разум чекиста осознал, что под ними не все гладко.
В жизни каждого мужчины бывают моменты несогласия с собственным хуем. Это была достаточно яркая и наглядная иллюстрация. Этот подлец отошел от генеральной линии руководящей партии и силился встать. Как депутату тридевятого съезда Коммунистической Партии СССР, встать ему было еще трудно. Но он уже явно старался.
“Если у нас и был спор, Наталья Петровна, то я его проиграл”.
“Ага. Очень приятно, что признаешь. А знаешь почему ты свои желанья не слышал? Какой у тебя возник барьерчик в сознании?”
“Почему?”
“Потому что, - она указала на себя пальцем, - я - Ёбана Мать!”