Гирька и Давид
Мало того, что у нее сложилась типичная для людей «отфамильная» кличка, так она же была еще и толстенькая!
Девичья школьная форма советского образца была прелестна. Но не всегда, и не на всех. В начальной школе Гирька в школьной форме напоминала циркового зверя. Она была словно свинчена из шариков. И туловище ее напоминало шарик. Один шарик… Ее круглая мордашка с пылающим румянцем и зелеными кошачьими глазами была украшена двумя русыми косами, вечно опутанными неряшливыми, не поместившимися в них прядями; школьный фартук с перекрученными бретельками везде врезался ей в бока, плечи, спину. Оттого, что ее было со всех сторон «много» - Гирька была вечно грязная: в мелу, в пыли, в чернилах. Таких девочек много наснимали в «Ералаше» в виде однообразных типажей - маленьких «управдомов», командующих забитыми тонкошеими мальчишками. («Ералаш» мне не очень нравится именно своими типажами, слепленными грубо, без внимания и жалости к реальным детям, которые - по большей части - совсем не типажи. Если там есть толстяк - то обязательно тупой обжора и долдон. А то будто мало в детях страсти к травле - тут ее еще бездумно подразожгут! Впрочем, я не требую от «Ералаша» - сборника инсценированных школьных анекдотов большой психологической глубины и тонкости. Кесарю кесарево, слесарю слесарево. Так, к слову пришлось).
Гирька была чрезвычайно гордой, независимой и свободолюбивой. В этом она опередила в развитии нас всех. У нее уже в самом юном возрасте была уверенность в том, что она - личность и у нее есть права. Причем отстаивала свои права она не капризно, а мужественно. Никто не смел безнаказанно ее обидеть. Даже учитель. Уж я не говорю о мальчишках, которых «жирная туша», дикая, «бешеная» Гирька раздражала. Самим своим гордым и независимым видом, странными манерами и отсутствием желания что-то из себя изображать. Гордо задранным подбородком, шеей, не втянутой в полные плечики. Отсутствием готовности все время быть на стреме, и защищать зад от пинков и щипков, косы от дерганья, портфель от утаскивания и забрасывания его на дерево. Но любое из этих деяний имело последствия для тех, кто его совершил, неотвратимые и весьма плачевные: кулачки у Гирьки были - как гирьки.
Случай, о котором я хочу рассказать, произошел с Гирькой и с нами всеми в четвертом классе. Уроки рисования у нас происходили в кабинете, который его хозяин, наш учитель с говорящим именем-отчеством - Михаил Илларионович, оформил очень тщательно и старательно. На стенах висели репродукции знаменитых картин и гипсовые слепки, которые имели целью настроить нас на серьезный лад.
Я ходила в Художку, а школьные уроки рисования не любила из-за отсутствия на них даже намека на дисциплину и какие-то внятные учебные планы. Так, занятие, времяпровождение. Флегматичный Михаил Илларионович был хорошим дизайнером, очень тщательно и со вкусом он оформил и украсил всю школу, а вот уроки… Уроки ему самому явно были не очень интересны, как и ученики. И на них было неинтересно, что не могло не сказаться на дисциплине. Меньшего внимания в школе к ученикам и урокам не проявлял никто из учителей. На перемене пред рисованием в его отсутствие в классе вообще происходили сущие шабаши с беганьем по партам, обезьяньими воплями и с частыми всеобщими побоищами на фоне копий шедевров мирового искусства.
В очередной раз мальчишки всем скопом напали на Гирьку, как мелкие собаки на медведя. В четвертом классе как раз было время размежевания полов после детсадовского равенства перед подростковым интересом друг к другу. Мальчики и девочки в эту пору не дружили, а вражили. Иногда - армия на армию. Иногда - компания на компанию. А Гирьку с одной стороны избегали девочки и с другой - преследовали мальчики. Девочкам она понравиться не пыталась, грубила, вернее, лепила все, что о ком думает. Ее семья была издалека, из Приморского края. И в облике ее веяло что-то океанское. Но совсем не Тихое.
Когда от мальчишек не стало спасу, она воскликнула, обращаясь к нападавшим, наседавшим, наскакивавшим: «Что вы за люди? И люди ли вы вообще? Нет! Вы…» - и Гирька пошла перечислять разные неаппетитные вещи, что могли, по ее мнению, сравниться с теми, кто не давал ей покоя: то, что обычно сдают на анализ, разные виды мусора и животные с невысоким интеллектом, не отличающиеся приятным обличьем.
«А кто для тебя люди, а, Гирька? - издевательским тоном спросил какой-то маленький ушастый хищный зверек. - Кто люди? Покажи хоть одного?»
Гирька обвела пылающими очами класс. Ее полное красивое лицо было пунцовым, она тяжело дышала, косы ее мохнатые-лохматые с коричневыми капроновыми вечно развязанными ленточками вились, как змеи. Ни на ком из нас не остановился этот огненный взгляд.
«Вот - человек! Один-единственный здесь!» - и Гирька показала на гипсовый слепок лица статуи Давида Микеланджело.
«Ну и целуйся с ним!» - крикнул кто-то.
«Целоваться? С ним? - Гирька посмотрела в гипсовое лицо гордо и очарованно. - И поцелуюсь! С удовольствием! Он лучше всех!»
Мощным движением Гирька рванула последнюю парту к стене, не обращая внимания, что с нее посыпались чьи-то альбомы и карандаши. Потом забросила на нее стул. И вскочив на него приблизила лицо к маске Давида. С минуту они смотрели друг на друга - Гирька и Давид.
Большими, красивыми, выпуклыми глазами. Потом соединились волнующе прекрасными, полными, у обоих - искаженными гневной гримасой губами. И на миг замерли.
Замерли все.
Замер Давид. За те столетия, что он был создан, он такого не припоминал… Он был поражен - и это на нем отразилось - его пышные нахмуренные брови приподнялись. Или мне показалось?
Замерла Гирька. Это был ее первый поцелуй. И он был - не с кем попало!
Замер класс. Никто не свистнул, не улюлюкнул. Все окаменели и сравнились в этом с Давидом. Увы, только в этом - ведь он несравненен!
Замер в дверях вошедший в класс Михаил Илларионович.
Теперь вашему вниманию я предлагаю два финала этой истории.
№1
- Гирева! Вон из класса! - простонал Михаил Илларионович.
Обернув к нам невидящее лицо, Гирька ссыпалась со стула на парту, с парты на пол. Равнодушно покидала вещи в портфель и ушла. Мы не могли прийти в себя от случившегося. Не помню, кто первый обернулся к стене, чтобы посмотреть на гипсовую голову… Следом все обернулись: маска Давида исчезла.
- Смотрите! - крикнул кто-то, указывая в окно класса. Вдоль железных прутьев школьного забора, между облетевших тополей прочь от школы уходила наша Гирька в компании невероятно красивого и почему-то голого человека. Но это не смущало ни его, ни Гирьку - они шли и тихо беседовали о чем-то, пока непонятном нам, тем кто не видел Тихого океана и кто еще ни разу не целовался.
№2.
- Гирева! Сядь на место! - простонал Михаил Илларионович.
Обернув к нам невидящее лицо, Гирька ссыпалась со стула на парту, с парты на пол. Равнодушно достала из портфеля альбом и карандаши и начала что-то тихо рисовать... Мы не могли прийти в себя от случившегося.
Нападки на Гирьку с того дня постепенно сошли на нет.
До всех постепенно дошло то, что мне стало ясно в тот миг, когда я увидела этот поцелуй: один из самых волнующих поцелуев, что я видела за свою жизнь - в снах, в кино, а также наяву…
Ирина Гирева - не такая, как мы. Она другая, совсем. По другой ветке эволюции выросшая, из другого теста слепленная. Не нам чета…