На нас не угодишь
«ФРЁКЕН ЖЮЛИ» А. Стриндберга, сценическая версия Михаила Дурненкова
режиссёр Томас Остермайер, Театр наций
Спектакль, поставленный на больших актёров, на «звёзд» первой величины, которых здесь не заслоняет ни одно эпизодическое лицо. Ещё по одной чеканной работе в копилку Евгению Миронову и Чулпан Хаматовой. Но для Томаса Остермайера «Фрёкен Жюли» не победа. Нет, не победа. А сказать по чести, даже провал. И, судя по выражению лица режиссёра после пресс-показа, он и сам это понимает.
«Фрёкен Жюли» - это вам не «Гамлет», не тот масштаб. Пьеса, сто лет назад взорвавшая европейское общество, очевидно, тогда же его и поменяла: страдания взбалмошной аристократки, поплатившейся невинностью за презрение приличий и с опозданием оплакивающей её у ног отцовского лакея, сегодня, увы, не трогают. К тому же, девственная наивность, простительная графской дочке образца 19 века, никак не вяжется с психологией современной генеральской дочки. Но в главных ролях заняты Чулпан Хаматова и Евгений Миронов, которые могут сыграть всё и убедить в чём угодно. Два гениальных актёра призваны в данном случае развлечь зрителя простенькой мелодрамой благородного происхождения: кто посмеет сказать о классике шведской драматургии, что это дешёвая конъюнктура? А между тем в сценической редакции Дурненкова и в постановке Остермайера она воспринимается именно так. С поставленной перед ними задачей актёры справляются на ура, работают в полную силу, сгорают, так сказать, на алтаре. Но герои Стриндберга с их дурненковскими страстями оказываются настолько мельче исполняющих их актёров, что эта их жертвенность в какой-то момент начинает выглядеть неуместной, придавая всему мероприятию оттенок двусмысленности. Поневоле спрашиваешь себя - а чего это они так убиваются? Над какой глобальной проблемой бьются? Может, у пьесы есть какое второе дно? Какая такая бездна разверзлась вдруг в душе у лакея водителя Жана, что Евгений Миронов возносит его на трагическую высоту? Что такого непостижного уму случилось вдруг с героиней Чулпан Хаматовой, чему и мы могли бы приобщиться и посочувствовать, вместо того чтобы смеяться не в тех местах, где это запланировано? С другой стороны, не обсуждать же, в самом деле, всерьёз эту драму выеденного яйца?
Даже назначение Юлии Пересильд на роль безликой горничной кажется безумным расточительством. Что уж говорить о Чулпан Хаматовой! Примерно с середины спектакля, с того момента, как она выходит на сцену с чемоданом, а может, и того раньше действие принимает затяжной оборот (верный признак того, что режиссёр и сам не знает, что делает). Героиня то ли сходит с ума, то ли только приближается к опасной черте, неоднократно берёт в руки пистолет и подносит его к виску, говорит одни и те же слова, наступает на те же грабли ходит по одному и тому же кругу, а зритель, которому уже двадцать раз всё ясно, томится в ожидании эффектного конца. Не дождётся. Это при том, что с текстом пьесы автор инсценировки обошёлся довольно свободно, приблизив его к реалиям наших дней: вместо конюшни гараж, вместо лошади машина, вместо экспрессивного «лакей» невыразительное «водитель», вместо шнурка со звонком мобильные телефоны, не говоря уже о кухне в стиле хай-тек. На месте благополучной Швейцарии зачем-то вдруг возникла экзотическая Индия, ночь на Ивана КупАла как по волшебству превратилась в новогоднюю, летний сад завалило русским снегом, графа сублимировали до генерала, занимающегося абстрактным бизнесом, а дочку его соответственно переселили в район Рублёвки. То есть, я хочу сказать, могли бы сократить текст, если бы сочли нужным, - не захотели.
Для отвода глаз был пущен в ход весь арсенал декоративных приёмов, в основном общие места и цитаты Остермайера из своих и чужих спектаклей. Кристина в исполнении Юлии Пересильд разделывает натуральную курицу, варит бульон, жарит куриные потроха - Евгений Миронов их ест... Происходящее у плиты и особенно на плите крупными планами в реальном времени воспроизводится на большом экране. Поворотный круг сцены позволяет зрителю видеть актёров, не покидающих пределов кухни, в различных ракурсах, как в кино. Каждую секунду действия чёрный провал сцены позади актёров картинно пересекает белый падающий снег. И всё ради того, чтобы поведать миру историю, которой из-за её психологического анахронизма побрезговали бы сегодня даже создатели сериалов.
А теперь внимание - вопрос: зачем это всё было нужно Томасу Остермайеру? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но у меня нет другого ответа, кроме как - поставить кассовый спектакль. «Гамлет» Остермайера был слишком сложно сочинённым для нашего зрителя, принявшего наигранное безумие принца за чистую монету, и в этот раз режиссёр решил сбавить обороты; но «Фрёкен Жюли» оказалась всё же чересчур примитивна. Впрочем, у этих постановок разные задачи: кассу она сделает.
Фотографии Сергея Петрова, дай Бог ему здоровья.
режиссёр Томас Остермайер, Театр наций
Спектакль, поставленный на больших актёров, на «звёзд» первой величины, которых здесь не заслоняет ни одно эпизодическое лицо. Ещё по одной чеканной работе в копилку Евгению Миронову и Чулпан Хаматовой. Но для Томаса Остермайера «Фрёкен Жюли» не победа. Нет, не победа. А сказать по чести, даже провал. И, судя по выражению лица режиссёра после пресс-показа, он и сам это понимает.
«Фрёкен Жюли» - это вам не «Гамлет», не тот масштаб. Пьеса, сто лет назад взорвавшая европейское общество, очевидно, тогда же его и поменяла: страдания взбалмошной аристократки, поплатившейся невинностью за презрение приличий и с опозданием оплакивающей её у ног отцовского лакея, сегодня, увы, не трогают. К тому же, девственная наивность, простительная графской дочке образца 19 века, никак не вяжется с психологией современной генеральской дочки. Но в главных ролях заняты Чулпан Хаматова и Евгений Миронов, которые могут сыграть всё и убедить в чём угодно. Два гениальных актёра призваны в данном случае развлечь зрителя простенькой мелодрамой благородного происхождения: кто посмеет сказать о классике шведской драматургии, что это дешёвая конъюнктура? А между тем в сценической редакции Дурненкова и в постановке Остермайера она воспринимается именно так. С поставленной перед ними задачей актёры справляются на ура, работают в полную силу, сгорают, так сказать, на алтаре. Но герои Стриндберга с их дурненковскими страстями оказываются настолько мельче исполняющих их актёров, что эта их жертвенность в какой-то момент начинает выглядеть неуместной, придавая всему мероприятию оттенок двусмысленности. Поневоле спрашиваешь себя - а чего это они так убиваются? Над какой глобальной проблемой бьются? Может, у пьесы есть какое второе дно? Какая такая бездна разверзлась вдруг в душе у лакея водителя Жана, что Евгений Миронов возносит его на трагическую высоту? Что такого непостижного уму случилось вдруг с героиней Чулпан Хаматовой, чему и мы могли бы приобщиться и посочувствовать, вместо того чтобы смеяться не в тех местах, где это запланировано? С другой стороны, не обсуждать же, в самом деле, всерьёз эту драму выеденного яйца?
Даже назначение Юлии Пересильд на роль безликой горничной кажется безумным расточительством. Что уж говорить о Чулпан Хаматовой! Примерно с середины спектакля, с того момента, как она выходит на сцену с чемоданом, а может, и того раньше действие принимает затяжной оборот (верный признак того, что режиссёр и сам не знает, что делает). Героиня то ли сходит с ума, то ли только приближается к опасной черте, неоднократно берёт в руки пистолет и подносит его к виску, говорит одни и те же слова, наступает на те же грабли ходит по одному и тому же кругу, а зритель, которому уже двадцать раз всё ясно, томится в ожидании эффектного конца. Не дождётся. Это при том, что с текстом пьесы автор инсценировки обошёлся довольно свободно, приблизив его к реалиям наших дней: вместо конюшни гараж, вместо лошади машина, вместо экспрессивного «лакей» невыразительное «водитель», вместо шнурка со звонком мобильные телефоны, не говоря уже о кухне в стиле хай-тек. На месте благополучной Швейцарии зачем-то вдруг возникла экзотическая Индия, ночь на Ивана КупАла как по волшебству превратилась в новогоднюю, летний сад завалило русским снегом, графа сублимировали до генерала, занимающегося абстрактным бизнесом, а дочку его соответственно переселили в район Рублёвки. То есть, я хочу сказать, могли бы сократить текст, если бы сочли нужным, - не захотели.
Для отвода глаз был пущен в ход весь арсенал декоративных приёмов, в основном общие места и цитаты Остермайера из своих и чужих спектаклей. Кристина в исполнении Юлии Пересильд разделывает натуральную курицу, варит бульон, жарит куриные потроха - Евгений Миронов их ест... Происходящее у плиты и особенно на плите крупными планами в реальном времени воспроизводится на большом экране. Поворотный круг сцены позволяет зрителю видеть актёров, не покидающих пределов кухни, в различных ракурсах, как в кино. Каждую секунду действия чёрный провал сцены позади актёров картинно пересекает белый падающий снег. И всё ради того, чтобы поведать миру историю, которой из-за её психологического анахронизма побрезговали бы сегодня даже создатели сериалов.
А теперь внимание - вопрос: зачем это всё было нужно Томасу Остермайеру? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но у меня нет другого ответа, кроме как - поставить кассовый спектакль. «Гамлет» Остермайера был слишком сложно сочинённым для нашего зрителя, принявшего наигранное безумие принца за чистую монету, и в этот раз режиссёр решил сбавить обороты; но «Фрёкен Жюли» оказалась всё же чересчур примитивна. Впрочем, у этих постановок разные задачи: кассу она сделает.
Фотографии Сергея Петрова, дай Бог ему здоровья.