Вот в чём вопрос...
«РАЗВАЛИНЫ» Юрия Клавдиева
режиссёр Кирилл Вытоптов,
Центр драматургии и режиссуры Казанцева и Рощина
Литературный, в сущности, театр, истина которого заключена в словах. Пьеса Клавдиева этому способствует: персонажи здесь не столько действующие лица, сколько лица декларирующие. А в центре пьесы вопрос на засыпку: как далеко может зайти человек в борьбе за выживание? Морально ли было кушать мёртвых людей в блокадном Ленинграде или надо было помереть с голоду?
С одной стороны, многодетная мать, которая в войну, в блокаду одна подымает детей, без прописки, а следовательно, без работы и без продуктовых карточек, но - на человечине. С другой стороны, не приспособленный к жизни папаша-интеллигент, над беспомощностью которого смеётся даже его маленькая дочка, но - высоких моральных устоев. Обращаясь к примеру детей-блокадников, драматург задаёт вопрос своему зрителю: а ты бы как на их месте?... И по точности постановки вопроса, по степени актуальности поднимаемой темы сегодня это спектакль номер один в Москве. Чью сторону держит режиссёр, из самого спектакля не поймёшь. И это тот редкий случай, когда неочевидность, невыраженность авторской позиции должна быть причислена к достоинствам спектакля. Наверняка среди зрителей найдутся приверженцы и той, и другой точек зрения, и обе стороны могут числить себя в союзниках автора. В этой постановке вопроса, и острой, и корректной, схвачена природа современного российского общества, того, что по-настоящему нас разделяет, по-моему.
Современный сленг: «ломануться», «ржачно» и т.п. - коробил своим антиисторизмом: значит, копали неглубоко. С другой стороны, свидетельство того, что авторам спектакля внимание современников было дороже исторической корректности; настоящее важнее прошлого. Детей играли так, как играли их когда-то давно: играли фактуру детства, харАктерность, собственно детей. Это очень мило, но и очень мало. Современный театр и кино учит, что драматичнее играть в ребёнке взрослого. А такая игра в детский сад смотрится сегодня как капустник, шутка, развлекалочка взрослых. И то, что это может быть интересно по исполнению (Анечка - Софья Райзман), по сути ничего не меняет. Лишним свидетельством профанации темы служат смешки зрителя, реагирующего не столько на стержневую тему голода, сколько на харАктерную игру взрослых в маленьких детей.
Весь спектакль я пыталась вычислить возраст детей. С одной стороны, игры в куклы, дикция, интонации детского сада. С другой стороны, дежурство на крыше во время бомбёжек и фразы типа «с точки зрения религии…» - как минимум средняя школа. Анечка - своему папе: «Это ты про то, что они от мёртвых людей отламывают?» Вообще, Анечкины реплики наиболее анахронистичны.
Конфликт «умеющих» жить, приспосабливающихся к любой жизни тружеников и возвышенной, но беспомощной, до паразитизма, интеллигенции. Одни умеют жить, другие знают как надо. И всё происходящее вроде бы убедительно говорит за то, что для выживания практика важнее теории, физическое выживание важнее соблюдения заповедей. Да и симпатии зрителя явно на стороне главной героини. Центральная роль идеолога вынужденного каннибализма Марьи Ильиничны (Ирина Денисова) - и самая большая актёрская удача спектакля. А роль её идейного оппонента, «вшивого интеллигента» Ираклия Александровича Ниверина (Андрей Огонян) как раз самая слабая. Из всех действующих лиц «каннибалка» Марья Ильинична выглядит наиболее истощённой, а папаша - только в тот момент, когда от него этого требует текст роли; а прошли тему голода, перешли к идейным спорам - и вот полудохлый интеллигент замахал руками, как вдоволь наевшийся перед началом спектакля актёр.
И всё-таки что-то в спектакле подсказывало, что и драматург, и режиссёр против каннибализма, сколь бы вынужденным и неизбежным тот ни представлялся. Конечно, «принципами не пообедаешь, не поправишь здоровье, не согреешься». Но, как сказано в ответ на эти слова в том же советском фильме, «принципы не шашлык, не витамин B12, не грелка»; но для чего-то они нужны человеку. И конечно, жизнь - высшая ценность, но тем она и ценна, что можно прожить её человеком; а если теряешь человеческий облик, то, может, тебе и незачем жить-то?... Подтверждение своим оптимистичным, но, откровенно говоря, безосновательным подозрениям я нашла уже после спектакля: заглянула в программку и узнала, что Развалины - это фамилия. Марии Ильиничны и её детей.
P.S. ...И тут я прочитала, что драматург-то как раз на стороне Марии Ильиничны... ЧуднО всё-таки.
Фотографии взяты на сайте театра.
режиссёр Кирилл Вытоптов,
Центр драматургии и режиссуры Казанцева и Рощина
Литературный, в сущности, театр, истина которого заключена в словах. Пьеса Клавдиева этому способствует: персонажи здесь не столько действующие лица, сколько лица декларирующие. А в центре пьесы вопрос на засыпку: как далеко может зайти человек в борьбе за выживание? Морально ли было кушать мёртвых людей в блокадном Ленинграде или надо было помереть с голоду?
С одной стороны, многодетная мать, которая в войну, в блокаду одна подымает детей, без прописки, а следовательно, без работы и без продуктовых карточек, но - на человечине. С другой стороны, не приспособленный к жизни папаша-интеллигент, над беспомощностью которого смеётся даже его маленькая дочка, но - высоких моральных устоев. Обращаясь к примеру детей-блокадников, драматург задаёт вопрос своему зрителю: а ты бы как на их месте?... И по точности постановки вопроса, по степени актуальности поднимаемой темы сегодня это спектакль номер один в Москве. Чью сторону держит режиссёр, из самого спектакля не поймёшь. И это тот редкий случай, когда неочевидность, невыраженность авторской позиции должна быть причислена к достоинствам спектакля. Наверняка среди зрителей найдутся приверженцы и той, и другой точек зрения, и обе стороны могут числить себя в союзниках автора. В этой постановке вопроса, и острой, и корректной, схвачена природа современного российского общества, того, что по-настоящему нас разделяет, по-моему.
Современный сленг: «ломануться», «ржачно» и т.п. - коробил своим антиисторизмом: значит, копали неглубоко. С другой стороны, свидетельство того, что авторам спектакля внимание современников было дороже исторической корректности; настоящее важнее прошлого. Детей играли так, как играли их когда-то давно: играли фактуру детства, харАктерность, собственно детей. Это очень мило, но и очень мало. Современный театр и кино учит, что драматичнее играть в ребёнке взрослого. А такая игра в детский сад смотрится сегодня как капустник, шутка, развлекалочка взрослых. И то, что это может быть интересно по исполнению (Анечка - Софья Райзман), по сути ничего не меняет. Лишним свидетельством профанации темы служат смешки зрителя, реагирующего не столько на стержневую тему голода, сколько на харАктерную игру взрослых в маленьких детей.
Весь спектакль я пыталась вычислить возраст детей. С одной стороны, игры в куклы, дикция, интонации детского сада. С другой стороны, дежурство на крыше во время бомбёжек и фразы типа «с точки зрения религии…» - как минимум средняя школа. Анечка - своему папе: «Это ты про то, что они от мёртвых людей отламывают?» Вообще, Анечкины реплики наиболее анахронистичны.
Конфликт «умеющих» жить, приспосабливающихся к любой жизни тружеников и возвышенной, но беспомощной, до паразитизма, интеллигенции. Одни умеют жить, другие знают как надо. И всё происходящее вроде бы убедительно говорит за то, что для выживания практика важнее теории, физическое выживание важнее соблюдения заповедей. Да и симпатии зрителя явно на стороне главной героини. Центральная роль идеолога вынужденного каннибализма Марьи Ильиничны (Ирина Денисова) - и самая большая актёрская удача спектакля. А роль её идейного оппонента, «вшивого интеллигента» Ираклия Александровича Ниверина (Андрей Огонян) как раз самая слабая. Из всех действующих лиц «каннибалка» Марья Ильинична выглядит наиболее истощённой, а папаша - только в тот момент, когда от него этого требует текст роли; а прошли тему голода, перешли к идейным спорам - и вот полудохлый интеллигент замахал руками, как вдоволь наевшийся перед началом спектакля актёр.
И всё-таки что-то в спектакле подсказывало, что и драматург, и режиссёр против каннибализма, сколь бы вынужденным и неизбежным тот ни представлялся. Конечно, «принципами не пообедаешь, не поправишь здоровье, не согреешься». Но, как сказано в ответ на эти слова в том же советском фильме, «принципы не шашлык, не витамин B12, не грелка»; но для чего-то они нужны человеку. И конечно, жизнь - высшая ценность, но тем она и ценна, что можно прожить её человеком; а если теряешь человеческий облик, то, может, тебе и незачем жить-то?... Подтверждение своим оптимистичным, но, откровенно говоря, безосновательным подозрениям я нашла уже после спектакля: заглянула в программку и узнала, что Развалины - это фамилия. Марии Ильиничны и её детей.
P.S. ...И тут я прочитала, что драматург-то как раз на стороне Марии Ильиничны... ЧуднО всё-таки.
Фотографии взяты на сайте театра.