Бессмысленно и беспощадно
«MANGER»
Постановка и хореография - Борис Шармац
Musée de la danse, National Dance Center of Rennes and Brittany (Франция), NET
Образчик концептуального театра. Спектакль одной идеи, одного тезиса, одной мысли.
Первая в сезоне вылазка в театр - на знаменитого Шармаца, «значимую фигуру современного танца», - не принесла чувства удовлетворения. Часовое наблюдение за тем, как несколько молодых людей с гибкими, тренированными телам поглощают листы бумаги A4, не вызвало во мне ровным счётом никакого отклика. Стрелки не дрогнули, все датчики остались на своих местах. Но так уж устроен концептуальный театр.
В огромном лофтовом пространстве рассредоточились сначала зрители, а затем и затерявшиеся среди них десяток молодых людей разного пола и цвета кожи. Постояли и принялись жевать (manger) пачку бумаги (действительно бумаги, с плотной, твёрдой текстурой), каждый свою. Иногда они дёргались в конвульсиях, иногда мычали, иногда пели, то хором, но чаще каждый за себя. Иногда колбасились как-нибудь ещё, то объединяясь в группу, то поодиночке. В общем, на этом всё.
Неопытный пользователь S. не допускал мысли, что сценическое действие долго может не являть своего смысла, и бесперебойно генерировал эти самые смыслы один за другим. Похоже, многие поступали так же. Театроведы и культурологи размышляли над семантикой различного цвета кожи, белого цвета бумаги и т.п. Между тем, всё это не имело никакого значения.
Но в какой-то момент из дремучей, полуживотной, полуголодной немоты вдруг возник мощный, слаженный хор на мотив из 7-й симфонии Бетховена. Затем этот хор снова распался на жрущих, жующих и мычащих разобщённых тварей, и тогда мелькнула мысль, что вот он человек, его обыденное, низкое и - его высота. Что других писателей у меня для вас нету другого материала для преображения нету. И, видимо, этот самый (или единственный) сильный по эмоциональному воздействию момент спектакля и есть то, ради чего он был поставлен. Его идея. В часовом спектакле эта сцена занимает пару минут, остальное - жевание. Но сама эта пропорция уже имеет смысл. Зато эту идею вы уже не забудете никогда. А значит, цель концептуального спектакля достигнута.
Из личных впечатлений. То и дело мелькала мысль: а что дальше? Как они себя чувствуют после спектакля, что делают? Два пальца в рот или переваривают, два вечера подряд? Мне было неприятно это зрелище скармливания микрокристаллической целлюлозы молодым пацанам и девчонкам. Возможно, оно и не должно было вызывать удовольствия. Но по окончании спектакля зрители долго хлопали, некоторые, как водится, кричали «браво!» И расходились в целом довольные. Так что не знаю, на какую реакцию был расчёт. На удовольствие, умиление, понимание, сочувствие? Или наоборот - недоумение, ужас, отвращение, скорбь? Тогда жизнеутверждающая реакция аплодирующей публики была не совсем адекватной и свидетельствовала, скорее, о провале затеи. Не знаю.
Из профессиональных моментов. Казалось бы, вот еще один опус, двигающий границы искусства. Можно всё, можно и это. Но и здесь граница маячила. Среди зрителей незаметными и до поры неузнанными ходили ассистенты, оберегавшие листы бумаги и их огрызки от наших сапожищ. Полтораста человек больше часа бродили по огромному залу в уличной обуви, но бумага, которой давились актёры, должна была оставаться чистой. То ли как намёк на незначительную, но всё-таки ценность человеческой жизни, то ли как неосознанная реминисценция незыблемой европейской ценности этой самой жизни. В следующий ход нам, очевидно, покажут, что беречь здоровье актёра вовсе необязательно. А пока граница искусства всё ещё просматривается. Есть к чему стремиться.
Ещё фотки на сайте NETа. Но по мне, довольно и одной.
Постановка и хореография - Борис Шармац
Musée de la danse, National Dance Center of Rennes and Brittany (Франция), NET
Образчик концептуального театра. Спектакль одной идеи, одного тезиса, одной мысли.
Первая в сезоне вылазка в театр - на знаменитого Шармаца, «значимую фигуру современного танца», - не принесла чувства удовлетворения. Часовое наблюдение за тем, как несколько молодых людей с гибкими, тренированными телам поглощают листы бумаги A4, не вызвало во мне ровным счётом никакого отклика. Стрелки не дрогнули, все датчики остались на своих местах. Но так уж устроен концептуальный театр.
В огромном лофтовом пространстве рассредоточились сначала зрители, а затем и затерявшиеся среди них десяток молодых людей разного пола и цвета кожи. Постояли и принялись жевать (manger) пачку бумаги (действительно бумаги, с плотной, твёрдой текстурой), каждый свою. Иногда они дёргались в конвульсиях, иногда мычали, иногда пели, то хором, но чаще каждый за себя. Иногда колбасились как-нибудь ещё, то объединяясь в группу, то поодиночке. В общем, на этом всё.
Неопытный пользователь S. не допускал мысли, что сценическое действие долго может не являть своего смысла, и бесперебойно генерировал эти самые смыслы один за другим. Похоже, многие поступали так же. Театроведы и культурологи размышляли над семантикой различного цвета кожи, белого цвета бумаги и т.п. Между тем, всё это не имело никакого значения.
Но в какой-то момент из дремучей, полуживотной, полуголодной немоты вдруг возник мощный, слаженный хор на мотив из 7-й симфонии Бетховена. Затем этот хор снова распался на жрущих, жующих и мычащих разобщённых тварей, и тогда мелькнула мысль, что вот он человек, его обыденное, низкое и - его высота. Что других писателей у меня для вас нету другого материала для преображения нету. И, видимо, этот самый (или единственный) сильный по эмоциональному воздействию момент спектакля и есть то, ради чего он был поставлен. Его идея. В часовом спектакле эта сцена занимает пару минут, остальное - жевание. Но сама эта пропорция уже имеет смысл. Зато эту идею вы уже не забудете никогда. А значит, цель концептуального спектакля достигнута.
Из личных впечатлений. То и дело мелькала мысль: а что дальше? Как они себя чувствуют после спектакля, что делают? Два пальца в рот или переваривают, два вечера подряд? Мне было неприятно это зрелище скармливания микрокристаллической целлюлозы молодым пацанам и девчонкам. Возможно, оно и не должно было вызывать удовольствия. Но по окончании спектакля зрители долго хлопали, некоторые, как водится, кричали «браво!» И расходились в целом довольные. Так что не знаю, на какую реакцию был расчёт. На удовольствие, умиление, понимание, сочувствие? Или наоборот - недоумение, ужас, отвращение, скорбь? Тогда жизнеутверждающая реакция аплодирующей публики была не совсем адекватной и свидетельствовала, скорее, о провале затеи. Не знаю.
Из профессиональных моментов. Казалось бы, вот еще один опус, двигающий границы искусства. Можно всё, можно и это. Но и здесь граница маячила. Среди зрителей незаметными и до поры неузнанными ходили ассистенты, оберегавшие листы бумаги и их огрызки от наших сапожищ. Полтораста человек больше часа бродили по огромному залу в уличной обуви, но бумага, которой давились актёры, должна была оставаться чистой. То ли как намёк на незначительную, но всё-таки ценность человеческой жизни, то ли как неосознанная реминисценция незыблемой европейской ценности этой самой жизни. В следующий ход нам, очевидно, покажут, что беречь здоровье актёра вовсе необязательно. А пока граница искусства всё ещё просматривается. Есть к чему стремиться.
Ещё фотки на сайте NETа. Но по мне, довольно и одной.