Король Убю, или Ни слова о политике
«КОРОЛЬ УБЮ» Альфреда Жарри
Постановка - Деклан Доннеллан, ассоциация «Théâtres et Compagnie» (Франция) совместно с «Чик бай джаул» (Великобритания)
Брутальный и физиологичный фантастический фарс Альфреда Жарри - комедийный парафраз шекспировских трагедий, на что прямо указывает и текст посвящения пьесы, отождествляющий её героя с «потрясателем копья». Больше всего сюжетных отсылок к «Макбету», пару раз возникали цитаты из «Гамлета». Тем более интригующе смотрелась перед началом спектакля декорация в пастельных тонах.
Как показать на сцене, что в одном человеке живёт несколько совершенно разных существ? Как представить действие происходящим в восприятии одного из персонажей? Как придать одному измерению статус воображаемой, а другому действительной реальности? Для начала Доннеллан попросту убавляет звук.
Интерьер французского респектабельного дома (сценография - Ник Ормерод). Муж и жена готовятся к приёму гостей, а сын (Сильвен Левит) под приглушённые, едва различимые трели французской речи болтается по дому с видеокамерой и снимает всё подряд с нездоровым увеличением, отчего обычные предметы интерьера начинают казаться необычными и таящими в себе угрозу, намекая на параллельную реальность.
В какой-то момент (когда супруги прикоснутся друг к другу) мягкое освещение уютной гостиной сменится на зловещий синий свет, трели прекратятся и мужчина и женщина задёргаются в судорогах одержимости. Через секунду они снова образцовые буржуа в гламурной рамке. Затем видение повторится, затем ещё раз и наконец зловещий фарс окончательно воцарится на сцене, лишь время от времени перебиваемый картинами благопристойного светского ужина.
Под давлением тщеславной Мамаши Убю глупый, жадный и трусливый драгунский капитан Папаша Убю (Кристоф Грегуар) убивает короля Польши, захватывает его трон и начинает казнить и грабить всех подряд, вести захватнические войны, преимущественно отсиживаясь за спинами своих солдат и т.п. И оказалось, что с момента своего первого появления на сцене в конце 19 века король Убю с его диктаторскими замашками нисколько не потерял в своей «ужасности», а в сегодняшней России и вовсе пришёлся кстати. Что ни реплика - то лыко в строку. И точь-в-точь как у Шекспира, чем больше король упивается своей безграничной властью, тем больше спивается, деградирует, разрушается вдохновившая его на злодеяние леди Макбет.
В разгар крестового похода четы Убю за неправедным богатством в партере разворачивается интермедия: Мамаша Убю (Камиль Кайоль) на чисто русском, надо сказать, языке обращается к залу: «ЗДЕСЬ нет денег!? Я своими глазами видела пять lamborghini у входа, десять мерседесов! Gucci в Москве почему-то втрое дороже, чем в Париже! …Это у вас Louis Vuitton?»
При всём при том пьеса Жарри ничуть не поколебалась в своей карнавальности - никакого пафоса. Идеально выдержана грань балаганного действа, в котором всё возможно и всё понарошку - и корона, и золото, и судейские мантии, и реки крови. А удвоение реальности только усиливает этот карнавальный, потусторонний эффект. Мгновенно происходит переключение всех действующих лиц из одного плана в другой, впрыгивание актёров в другой ритм, жанр, стиль, эпоху. Посреди творящегося шабаша в очередной раз преобразившаяся Мамаша Убю выглядывает с кухни и вопрошает своих гостей, за секунду до того занятых потасовкой: «Я собираюсь положить орешки в салат - ни у кого нет аллергии?» Нет, ни у кого нет, - и отвлекшиеся на секунду короли, герцоги и графы снова возвращаются к бойне. Но в реальности как бы светский ужин во французском доме, а весь кровавый гиньоль - фантазм шизоидного подростка, предоставленного самому себе.
Декорация дома и его аристократичные обитатели то и дело отсылали к картинам Луиса Буньюэля. Время от времени мелькала ещё одна киношная ассоциация - «Отвращение» Романа Поланского с молоденькой Катрин Денёв в главной роли. А ближе к концу на мгновение дохнуло Клодом Шабролем: когда этот парень, видящий себя свершающим возмездие Макдуфом, расстреливает всех присутствующих, принимаемых за короля Убю и его свиту, кажется, что он на самом деле расстрелял своих маму с папой и их гостей. Но в следующее мгновение, доиграв воображаемую партию до победного конца, он присоединяется к застолью, и ужин как ничуть не бывало чин чинарём продолжается дальше.
Когда-то, когда я ещё совсем не знала английского языка, посмотрев постановку британского театра «Чик бай джаул», где шекспировские герои двигались как фигуры на шахматной доске, я запомнила название театра, окружив его ореолом тайны с лёгким налётом ориентализма. Прошли годы. Многие знания - многая печали. Казалось бы, теперь чары должны были развеяться, тем более что предыдущая встреча с Доннелланом в «Буре» была для меня неудачной. Ан нет, вышло всё наоборот. И холодный, рациональный Доннеллан, усиленный рациональностью французского театра, неожиданно нашёл дорогу к моему сердцу и уму. Впрочем, может быть, в этом больше виноват французский театр, который я всегда любила:)
Постановка - Деклан Доннеллан, ассоциация «Théâtres et Compagnie» (Франция) совместно с «Чик бай джаул» (Великобритания)
Брутальный и физиологичный фантастический фарс Альфреда Жарри - комедийный парафраз шекспировских трагедий, на что прямо указывает и текст посвящения пьесы, отождествляющий её героя с «потрясателем копья». Больше всего сюжетных отсылок к «Макбету», пару раз возникали цитаты из «Гамлета». Тем более интригующе смотрелась перед началом спектакля декорация в пастельных тонах.
Как показать на сцене, что в одном человеке живёт несколько совершенно разных существ? Как представить действие происходящим в восприятии одного из персонажей? Как придать одному измерению статус воображаемой, а другому действительной реальности? Для начала Доннеллан попросту убавляет звук.
Интерьер французского респектабельного дома (сценография - Ник Ормерод). Муж и жена готовятся к приёму гостей, а сын (Сильвен Левит) под приглушённые, едва различимые трели французской речи болтается по дому с видеокамерой и снимает всё подряд с нездоровым увеличением, отчего обычные предметы интерьера начинают казаться необычными и таящими в себе угрозу, намекая на параллельную реальность.
В какой-то момент (когда супруги прикоснутся друг к другу) мягкое освещение уютной гостиной сменится на зловещий синий свет, трели прекратятся и мужчина и женщина задёргаются в судорогах одержимости. Через секунду они снова образцовые буржуа в гламурной рамке. Затем видение повторится, затем ещё раз и наконец зловещий фарс окончательно воцарится на сцене, лишь время от времени перебиваемый картинами благопристойного светского ужина.
Под давлением тщеславной Мамаши Убю глупый, жадный и трусливый драгунский капитан Папаша Убю (Кристоф Грегуар) убивает короля Польши, захватывает его трон и начинает казнить и грабить всех подряд, вести захватнические войны, преимущественно отсиживаясь за спинами своих солдат и т.п. И оказалось, что с момента своего первого появления на сцене в конце 19 века король Убю с его диктаторскими замашками нисколько не потерял в своей «ужасности», а в сегодняшней России и вовсе пришёлся кстати. Что ни реплика - то лыко в строку. И точь-в-точь как у Шекспира, чем больше король упивается своей безграничной властью, тем больше спивается, деградирует, разрушается вдохновившая его на злодеяние леди Макбет.
В разгар крестового похода четы Убю за неправедным богатством в партере разворачивается интермедия: Мамаша Убю (Камиль Кайоль) на чисто русском, надо сказать, языке обращается к залу: «ЗДЕСЬ нет денег!? Я своими глазами видела пять lamborghini у входа, десять мерседесов! Gucci в Москве почему-то втрое дороже, чем в Париже! …Это у вас Louis Vuitton?»
При всём при том пьеса Жарри ничуть не поколебалась в своей карнавальности - никакого пафоса. Идеально выдержана грань балаганного действа, в котором всё возможно и всё понарошку - и корона, и золото, и судейские мантии, и реки крови. А удвоение реальности только усиливает этот карнавальный, потусторонний эффект. Мгновенно происходит переключение всех действующих лиц из одного плана в другой, впрыгивание актёров в другой ритм, жанр, стиль, эпоху. Посреди творящегося шабаша в очередной раз преобразившаяся Мамаша Убю выглядывает с кухни и вопрошает своих гостей, за секунду до того занятых потасовкой: «Я собираюсь положить орешки в салат - ни у кого нет аллергии?» Нет, ни у кого нет, - и отвлекшиеся на секунду короли, герцоги и графы снова возвращаются к бойне. Но в реальности как бы светский ужин во французском доме, а весь кровавый гиньоль - фантазм шизоидного подростка, предоставленного самому себе.
Декорация дома и его аристократичные обитатели то и дело отсылали к картинам Луиса Буньюэля. Время от времени мелькала ещё одна киношная ассоциация - «Отвращение» Романа Поланского с молоденькой Катрин Денёв в главной роли. А ближе к концу на мгновение дохнуло Клодом Шабролем: когда этот парень, видящий себя свершающим возмездие Макдуфом, расстреливает всех присутствующих, принимаемых за короля Убю и его свиту, кажется, что он на самом деле расстрелял своих маму с папой и их гостей. Но в следующее мгновение, доиграв воображаемую партию до победного конца, он присоединяется к застолью, и ужин как ничуть не бывало чин чинарём продолжается дальше.
Когда-то, когда я ещё совсем не знала английского языка, посмотрев постановку британского театра «Чик бай джаул», где шекспировские герои двигались как фигуры на шахматной доске, я запомнила название театра, окружив его ореолом тайны с лёгким налётом ориентализма. Прошли годы. Многие знания - многая печали. Казалось бы, теперь чары должны были развеяться, тем более что предыдущая встреча с Доннелланом в «Буре» была для меня неудачной. Ан нет, вышло всё наоборот. И холодный, рациональный Доннеллан, усиленный рациональностью французского театра, неожиданно нашёл дорогу к моему сердцу и уму. Впрочем, может быть, в этом больше виноват французский театр, который я всегда любила:)