Неудавшийся скандал, или Богоборчество Эймунтаса Някрошюса
«ИОВ» по мотивам «Книги Иова» из Ветхого Завета
Постановка - Эймунтас Някрошюс, театр «Meno Fortas» (Вильнюс)
Это спектакль-упрёк, спектакль-вызов - человека Богу. Но для того чтобы этот вызов оказался хоть сколько-нибудь состоятелен, добрую часть библейского текста нужно было отрезать, а образ самого Бога переосмыслить в языческом ключе.
Это вторая работа Эймунтаса Някрошюса по мотивам Ветхого Завета - после «Песни песней», которая была задумана как гимн человеческой любви, но прозвучала слишком тихо для гимна и, в общем, прошла незамеченной.
С самого начала спектакля, с первых минут Някрошюс расставляет свои акценты в библейской притче об Иове. Традиционная сценография Марюса Някрошюса. Глубина сцены тонет в кромешной, бесконечной тьме. Все действующие лица одеты в чёрное или белое - в зависимости от степени их близости к добру и свету, что в этом спектакле вовсе не значит «к Богу». Бог для Някрошюса - фигура в высшей степени сомнительная. Сатана одет в чёрное. Жена Иова (а может, его ангел) - в белое струящееся платье. Сам Иов - в белую рубаху и серые штаны. Друзья Иова - в серое. Бог же одет в белый пиджак поверх чёрной рубахи с чёрными штанами. Его белизна, благость лишь видимость, под которой скрывается чернота.
Иов Някрошюса не просто невиновен, как невиновен библейский Иов. Это Иов богоборец. Его испытывают, и он побеждает. Но в конце он ещё предъявляет счёт поставившему на него Создателю. Он ставит вопросы и смиренно ждёт на них ответа, не удовлетворяясь дежурным богословием друзей. Друзья Иова здесь клеветники и предатели. Их упрёки призваны лишь подчеркнуть невиновность Иова и, в конечном счёте, усилить его богоборческий пафос. Ключевые слова этого Иова, резонирующие в умах его современников: «объяви мне, за что Ты со мною борешься? Хорошо ли для Тебя, что Ты угнетаешь, что презираешь дело рук Твоих, а на совет нечестивых посылаешь свет?»
И хотя сам Иов в конце концов получает ответ из первых рук, но ответ этот таков, что ни его, ни нас, зрителей, он устроить не может. Это в Библии встреча с живым Богом снимает все вопросы. Это библейский Иов, узрев Бога после всех перенесённых им страданий, «отрёкся и раскаялся в прахе и пепле», «и возвратил Господь потерю Иова». У Някрошюса библейский финал отрезан, а Божьи слова «Где был ты, когда Я полагал основания земли?» звучат полным неадекватом людским страданиям. Иов про Фому, Бог ему про Ерёму. Примерно так. Бог предстаёт у Някрошюса языческим богом сил, капризным и хвастливым вседержителем, забавляющимся людьми, как игрушками, ждущим от человека поклонения и равнодушным к его страданиям. Страшно далёк этот бог от народа и от Иова, его почитающего. Примерно как у Германа Гессе в «Степном волке»:
Ну, а мы в эфире обитаем,
Мы во льду астральной вышины
Юности и старости не знаем,
Возраста и пола лишены.
Мы на ваши страхи, дрязги, толки,
На земное ваше копошенье
Как на звезд глядим коловращенье,
Дни у нас неизмеримо долги.
По нынешним временам такой message вполне мог рассчитывать на солидарность зрителя, не будь спектакль так размазан и затянут. Но трёхкратное повторение начальных глав книги в сочетании с дефицитом зрелищности, в свою очередь, стали испытанием для зрителя, в финале ограничившегося вежливыми аплодисментами. В этот раз обошлось даже без криков «браво!», что на московской фестивальной сцене равносильно провалу.
Можно, конечно, воздать должное актёрским работам Ремигиюса Вилкайтиса, исполнявшего роль Иова, и Сальвиюса Трепулиса (Бог). Пофантазировать на тему, что значит груда горящих лампочек на теле Иова или ящики, извлечённые в какой-то момент всеми действующими лицами из письменного стола и после некоторых манипуляций возвращённые на место. Можно живописать отдельные мизансцены и реконструировать концепцию Някрошюса. Только какой в этом смысл, если всё это служит такому банальному и поверхностному прочтению? Ну право, скучно.
Постановка - Эймунтас Някрошюс, театр «Meno Fortas» (Вильнюс)
Это спектакль-упрёк, спектакль-вызов - человека Богу. Но для того чтобы этот вызов оказался хоть сколько-нибудь состоятелен, добрую часть библейского текста нужно было отрезать, а образ самого Бога переосмыслить в языческом ключе.
Это вторая работа Эймунтаса Някрошюса по мотивам Ветхого Завета - после «Песни песней», которая была задумана как гимн человеческой любви, но прозвучала слишком тихо для гимна и, в общем, прошла незамеченной.
С самого начала спектакля, с первых минут Някрошюс расставляет свои акценты в библейской притче об Иове. Традиционная сценография Марюса Някрошюса. Глубина сцены тонет в кромешной, бесконечной тьме. Все действующие лица одеты в чёрное или белое - в зависимости от степени их близости к добру и свету, что в этом спектакле вовсе не значит «к Богу». Бог для Някрошюса - фигура в высшей степени сомнительная. Сатана одет в чёрное. Жена Иова (а может, его ангел) - в белое струящееся платье. Сам Иов - в белую рубаху и серые штаны. Друзья Иова - в серое. Бог же одет в белый пиджак поверх чёрной рубахи с чёрными штанами. Его белизна, благость лишь видимость, под которой скрывается чернота.
Иов Някрошюса не просто невиновен, как невиновен библейский Иов. Это Иов богоборец. Его испытывают, и он побеждает. Но в конце он ещё предъявляет счёт поставившему на него Создателю. Он ставит вопросы и смиренно ждёт на них ответа, не удовлетворяясь дежурным богословием друзей. Друзья Иова здесь клеветники и предатели. Их упрёки призваны лишь подчеркнуть невиновность Иова и, в конечном счёте, усилить его богоборческий пафос. Ключевые слова этого Иова, резонирующие в умах его современников: «объяви мне, за что Ты со мною борешься? Хорошо ли для Тебя, что Ты угнетаешь, что презираешь дело рук Твоих, а на совет нечестивых посылаешь свет?»
И хотя сам Иов в конце концов получает ответ из первых рук, но ответ этот таков, что ни его, ни нас, зрителей, он устроить не может. Это в Библии встреча с живым Богом снимает все вопросы. Это библейский Иов, узрев Бога после всех перенесённых им страданий, «отрёкся и раскаялся в прахе и пепле», «и возвратил Господь потерю Иова». У Някрошюса библейский финал отрезан, а Божьи слова «Где был ты, когда Я полагал основания земли?» звучат полным неадекватом людским страданиям. Иов про Фому, Бог ему про Ерёму. Примерно так. Бог предстаёт у Някрошюса языческим богом сил, капризным и хвастливым вседержителем, забавляющимся людьми, как игрушками, ждущим от человека поклонения и равнодушным к его страданиям. Страшно далёк этот бог от народа и от Иова, его почитающего. Примерно как у Германа Гессе в «Степном волке»:
Ну, а мы в эфире обитаем,
Мы во льду астральной вышины
Юности и старости не знаем,
Возраста и пола лишены.
Мы на ваши страхи, дрязги, толки,
На земное ваше копошенье
Как на звезд глядим коловращенье,
Дни у нас неизмеримо долги.
По нынешним временам такой message вполне мог рассчитывать на солидарность зрителя, не будь спектакль так размазан и затянут. Но трёхкратное повторение начальных глав книги в сочетании с дефицитом зрелищности, в свою очередь, стали испытанием для зрителя, в финале ограничившегося вежливыми аплодисментами. В этот раз обошлось даже без криков «браво!», что на московской фестивальной сцене равносильно провалу.
Можно, конечно, воздать должное актёрским работам Ремигиюса Вилкайтиса, исполнявшего роль Иова, и Сальвиюса Трепулиса (Бог). Пофантазировать на тему, что значит груда горящих лампочек на теле Иова или ящики, извлечённые в какой-то момент всеми действующими лицами из письменного стола и после некоторых манипуляций возвращённые на место. Можно живописать отдельные мизансцены и реконструировать концепцию Някрошюса. Только какой в этом смысл, если всё это служит такому банальному и поверхностному прочтению? Ну право, скучно.