На самом деле у вороны было пять ног, или В ожидании Годо
«ЧЕТВЕРОНОГАЯ ВОРОНА» по Д. Хармсу
режиссёр Павел Артемьев, МТЮЗ
Кто это - Толстой говорил, что в России жить весело, но не смешно, а во Франции смешно, но не весело? На этом спектакле, ВЕСЁЛОМ, НО НЕ СМЕШНОМ я наконец отрефлексировала свою интуитивную настороженность и уважительное, но не любовное отношение к театру абсурда.
Ещё один студенческий спектакль гитисовской мастерской Леонида Хейфеца, усыновлённый ТЮЗом, и наш друг (чтоб не сказать френд) lev-semerkin пишет об этих двух спектаклях чуть ли не как о диптихе. Но по зрительским ощущениям - небо и земля. Лейтенант с острова Инишмор именно что смешной спектакль: да, юмор чёрный, да, говорит о страшных вещах, но зрительские эмоции на выходе положительные. А здесь нормальный юмор, но - театр абсурда. А театр абсурда отличается тем, что способен аккумулировать (и ретранслировать соответственно) зашкаливающую порцию агрессии, которую не вмещает классическая пьеса. Можно пойти дальше и додумать почему: в классической пьесе персонажи действуют осознанно, мотивируя свои поступки более или менее рационально; но зло по своей природе абсурдно, нет у него разумного основания, и к злу в чистом виде с классической логикой не подступишься. А театр абсурда улавливает, фиксирует, воспроизводит именно эти «ножницы», то есть самую суть зла (если бы она у него была). И создатели лучших образцов театра абсурда (от Людмилы Рошкован до Павла Артемьева, в отличие от патентованного театрального «обэриута» Михаила Левитина) не кокетничают с «темнотой» и алогичностью абсурдистских текстов, но напротив со всей серьёзностью вскрывают их реалистичность. Однако вынести это бывает непросто, даже несмотря на распрекрасные актёрские работы.
Начиналось всё весело, изобретательно, прелестно: ещё двух реплик не сказали, а уже и картинка, и ситуация, и характеры... Пришёл мужик к магазину, а магазин закрыт на учёт, под дверью сидит киргиз и лузгает семечки. Тут же в очереди дамочка бальзаковского возраста с прелестными формами, а позже объявится некий «американец» Петя, с которым у дамочки возникнет кратковременная, но взаимная симпатия (на почве пристрастия к горькой). Парочка уйдёт выпивать на дому, а Мужик (Олег Ребров) останется - под дверью, без дамочки и в обществе лузгающего семечки киргиза (великолепный Руслан Братов). И начнёт человек переживать, и переживания его можно было бы резюмировать как страдания великорусского шовиниста, чья жизнь навеки отравлена присутствием ненавистного и во всём виноватого киргиза: что бы тот ни делал - блаженно пел, дрыгал ногой, просто дышал! - мужику это как пилой по нервам. И только он, сжав кулаки, собрался наконец реализовать своё патриотическое чувство, как подошли ещё три киргиза, и на Мужика стало жалко смотреть - так мучается человек...
Вторая новелла между тем не теряет из виду дамочку с её импровизированным кавалером. История стремительно пьянеющих и ненадолго сближающихся Гали и Пети, с блеском разыгрываемая «героически» прекрасной харАктерной актрисой Софьей Райзман и Александром Палем, хотя и не увенчалась браком, тоже не предвещала никаких осложнений. Но за ней последовала Сказка рыбаке и рыбке новелла о Мужике, вернувшемся домой к своей бабе яге, где два человека поедом едят друг друга с перекошенными от злобы лицами. Завидую тем, кто мог смеяться, и кому, очевидно, не довелось пережить характерного отчаянья при виде таких семейных сцен; мне же просто физически поплохело. Откровенно говоря, я отношу эту свою зрительскую реакцию на счёт буквализма актёрской игры Софьи Сливиной и Олега Реброва, в которой для зашкаливающей агрессии персонажей не было найдено художественного эквивалента. И вся обоюдная ненависть супругов, на первой же минуте превысившая предельно допустимые нормы, самым непосредственным образом полилась на зрителя. Этой поистине трагической ошибки не было в спектакле Александра Суворова по Макдонаху, где игровая реальность была первичнее реальности ситуации, о которой шла речь, и любое слово было обыграно, что обезвреживало агрессию, переплавляя её в качественный юмор.
Вернувшись к магазину после битвы со своей бабой ягой (разумеется, проигранной, ибо в семейных баталиях последнее слово всегда остаётся за женщиной; тем страшнее, когда женщина становится на путь разрушения), обессиленный и порезанный на ленточки Мужик прислоняется к тем же киргизам, как к родным. А когда все расходятся по домам, взламывает таки заветную дверь, за которой оказывается... бетонная стена.
Рай, в который герои никак не попадут, в двусмысленном художественном оформлении Полины Гришиной напомнил мне притчу о том, как человек побывал на экскурсии в аду и в раю. В аду он увидел людей, сидящих за богато накрытым столом с очень длинными ложками, которыми им никак не удаётся зачерпнуть еду у себя в тарелке, поэтому все злятся и сидят голодные. Когда человек попал в рай, он увидел точно такой же стол и людей с точно такими же ложками! Но люди, сидевшие за столом, кормили этими ложками друг друга, и за столом царили мир и согласие. Финальная картина спектакля Павла Артемьева совмещает в себе похоронный образ ада (тёмно-красные на белом фоне шторы и красная дорожка) с райским эффектом чудесным образом преобразившихся лиц. На том свете - ничего нового - Мужика встретили его старые знакомые, всё те же самые, ненавистные ему при жизни киргизы и жена-злыдня, а также Галя и Петя, только улыбчивые и нарядные. И сам Мужик приоделся, преобразился и возрадовался, но лично мне от этой радости было как-то кисло...
режиссёр Павел Артемьев, МТЮЗ
Кто это - Толстой говорил, что в России жить весело, но не смешно, а во Франции смешно, но не весело? На этом спектакле, ВЕСЁЛОМ, НО НЕ СМЕШНОМ я наконец отрефлексировала свою интуитивную настороженность и уважительное, но не любовное отношение к театру абсурда.
Ещё один студенческий спектакль гитисовской мастерской Леонида Хейфеца, усыновлённый ТЮЗом, и наш друг (чтоб не сказать френд) lev-semerkin пишет об этих двух спектаклях чуть ли не как о диптихе. Но по зрительским ощущениям - небо и земля. Лейтенант с острова Инишмор именно что смешной спектакль: да, юмор чёрный, да, говорит о страшных вещах, но зрительские эмоции на выходе положительные. А здесь нормальный юмор, но - театр абсурда. А театр абсурда отличается тем, что способен аккумулировать (и ретранслировать соответственно) зашкаливающую порцию агрессии, которую не вмещает классическая пьеса. Можно пойти дальше и додумать почему: в классической пьесе персонажи действуют осознанно, мотивируя свои поступки более или менее рационально; но зло по своей природе абсурдно, нет у него разумного основания, и к злу в чистом виде с классической логикой не подступишься. А театр абсурда улавливает, фиксирует, воспроизводит именно эти «ножницы», то есть самую суть зла (если бы она у него была). И создатели лучших образцов театра абсурда (от Людмилы Рошкован до Павла Артемьева, в отличие от патентованного театрального «обэриута» Михаила Левитина) не кокетничают с «темнотой» и алогичностью абсурдистских текстов, но напротив со всей серьёзностью вскрывают их реалистичность. Однако вынести это бывает непросто, даже несмотря на распрекрасные актёрские работы.
Начиналось всё весело, изобретательно, прелестно: ещё двух реплик не сказали, а уже и картинка, и ситуация, и характеры... Пришёл мужик к магазину, а магазин закрыт на учёт, под дверью сидит киргиз и лузгает семечки. Тут же в очереди дамочка бальзаковского возраста с прелестными формами, а позже объявится некий «американец» Петя, с которым у дамочки возникнет кратковременная, но взаимная симпатия (на почве пристрастия к горькой). Парочка уйдёт выпивать на дому, а Мужик (Олег Ребров) останется - под дверью, без дамочки и в обществе лузгающего семечки киргиза (великолепный Руслан Братов). И начнёт человек переживать, и переживания его можно было бы резюмировать как страдания великорусского шовиниста, чья жизнь навеки отравлена присутствием ненавистного и во всём виноватого киргиза: что бы тот ни делал - блаженно пел, дрыгал ногой, просто дышал! - мужику это как пилой по нервам. И только он, сжав кулаки, собрался наконец реализовать своё патриотическое чувство, как подошли ещё три киргиза, и на Мужика стало жалко смотреть - так мучается человек...
Вторая новелла между тем не теряет из виду дамочку с её импровизированным кавалером. История стремительно пьянеющих и ненадолго сближающихся Гали и Пети, с блеском разыгрываемая «героически» прекрасной харАктерной актрисой Софьей Райзман и Александром Палем, хотя и не увенчалась браком, тоже не предвещала никаких осложнений. Но за ней последовала Сказка рыбаке и рыбке новелла о Мужике, вернувшемся домой к своей бабе яге, где два человека поедом едят друг друга с перекошенными от злобы лицами. Завидую тем, кто мог смеяться, и кому, очевидно, не довелось пережить характерного отчаянья при виде таких семейных сцен; мне же просто физически поплохело. Откровенно говоря, я отношу эту свою зрительскую реакцию на счёт буквализма актёрской игры Софьи Сливиной и Олега Реброва, в которой для зашкаливающей агрессии персонажей не было найдено художественного эквивалента. И вся обоюдная ненависть супругов, на первой же минуте превысившая предельно допустимые нормы, самым непосредственным образом полилась на зрителя. Этой поистине трагической ошибки не было в спектакле Александра Суворова по Макдонаху, где игровая реальность была первичнее реальности ситуации, о которой шла речь, и любое слово было обыграно, что обезвреживало агрессию, переплавляя её в качественный юмор.
Вернувшись к магазину после битвы со своей бабой ягой (разумеется, проигранной, ибо в семейных баталиях последнее слово всегда остаётся за женщиной; тем страшнее, когда женщина становится на путь разрушения), обессиленный и порезанный на ленточки Мужик прислоняется к тем же киргизам, как к родным. А когда все расходятся по домам, взламывает таки заветную дверь, за которой оказывается... бетонная стена.
Рай, в который герои никак не попадут, в двусмысленном художественном оформлении Полины Гришиной напомнил мне притчу о том, как человек побывал на экскурсии в аду и в раю. В аду он увидел людей, сидящих за богато накрытым столом с очень длинными ложками, которыми им никак не удаётся зачерпнуть еду у себя в тарелке, поэтому все злятся и сидят голодные. Когда человек попал в рай, он увидел точно такой же стол и людей с точно такими же ложками! Но люди, сидевшие за столом, кормили этими ложками друг друга, и за столом царили мир и согласие. Финальная картина спектакля Павла Артемьева совмещает в себе похоронный образ ада (тёмно-красные на белом фоне шторы и красная дорожка) с райским эффектом чудесным образом преобразившихся лиц. На том свете - ничего нового - Мужика встретили его старые знакомые, всё те же самые, ненавистные ему при жизни киргизы и жена-злыдня, а также Галя и Петя, только улыбчивые и нарядные. И сам Мужик приоделся, преобразился и возрадовался, но лично мне от этой радости было как-то кисло...