ИСТОРИЯ ОДНОГО БУХГАЛТЕРА
Оригинал взят у oper_1974 в Скромный бухгалтер. 1942-43 г.
"В 1940 году окончил семилетнюю школу. Старший брат Иван получил в те дни новое назначение. Он возглавил отдел здравоохранения в Любанском районе и "выписал" меня к себе из деревни, и я занял ответственную должность старшего бухгалтера в конторе "Раймаслопром".
Когда началась война, дел у меня сразу прибавилось. Надо было срочно взять кредит в банке и рассчитать работников, которых увольняли и призывали в армию, закрыть все счета, привести в порядок документы, подготовиться к эвакуации.
На эти дела ушли первые два дня войны. К вечеру понедельника 23 июня обнаружил, что все районное начальство удрало и даже мобилизованные стали возвращаться по домам - военный комиссар всех распустил. А из транспортных средств конторы осталась одна-единственная лошадь. Без телеги.
Юный бухгалтер Кравцов.
А у директора школы была телега, но не было лошади, вот мы и объединились: запрягли ее в телегу, сложили туда свои пожитки и направились в Могилев.
Восемь дней и ночей в потоке беженцев добирались до этого города. Оттуда в товарном вагоне я доехал до Орши, затем приехал в Витебск. Потом шел пешком до тех пор, пока не добрался до станции Дретунь, где в местном колхозе трудился наш отец Иван Степанович Кравцов.
Весной 1942 года все наше семейство Кравцовых, спасаясь от облав, отправилось в Россонский район, где действовала партизанская бригада имени Сталина под командованием окруженца старшего лейтенанта Красной Армии Родиона Артёмовича Охотина.
Бригада имени Сталина была славным партизанским соединением с серьезным боевым опытом. Родион Охотин начал борьбу в тылу врага еще в августе 1941 года. Сначала сформировал группу, потом отряд, а весной 1942 года шесть отрядов, действовавших в Россонском районе, были объединены в бригаду.
"Партизанская бригада имени Сталина в течение четырех с половиной месяцев своей борьбы смогла полностью освободить Россонский район с районным центром", - докладывал в Москву секретарь райкома партии Василевич осенью 1942 года.
Поэтому недостатка в добровольцах "охотинцы" не испытывали. Весной 1942 года в бригаде числилось 800 бойцов, к сентябрю - 1.200, а к ноябрю 1943 года - более 2.300. А Родион Охотин получил звание полковника, вернулся в армейские ряды и довоевал до победного мая.
Партизан Кравцов.
Не обученную военному делу молодежь расчетливый комбриг в бой не посылал. И я поначалу был, как говориться, на побегушках. Мне давали мешок с продуктами и говорили: отнеси еду группе, которая выполняет задание вдалеке от лагеря бригады. Я уходил на несколько дней. Потом возвращался и получал новый мешок.
Но после обучения молодежь собрали, сформировали отделения и взводы, начали обучать солдатской науке. Учили примерно месяц, затем вооружили и отправили в бой. Я назначен на очень ответственную должность и получил оружие и боеприпасы - ручной пулемет ДП, диски, патроны и тяжеленную противотанковую гранату РПГ-40.
Зимой бригаду перебросили в Краснопольский район. Там началась карательная операция немцев, и нам надо было сдержать их наступление. Позицию нам отвели очень неудобную. Немцы шли сверху по склону холма, а мы сидели внизу, в какой-то канаве, и они нас видели.
Любой солдат-пехотинец знает, что в таких условиях принимать бой значит почти наверняка погибнуть. Но нам отступать было некуда - враг методично сжимал кольцо окружения вокруг бригады.
Короткими очередями я валил в снег черные силуэты и ни о чем плохом не думал. Неожиданно, кратко клацнув последней, 47-й гильзой, замолчал пулемет. Кончился диск, надо заменить, только подумал и удар страшной силы отключил мое сознание.
Сколько пробыл без памяти, не знаю. Очнулся, и вижу - немцы подошли почти вплотную, пулемета моего нет, а из-под шапки за воротник полушубка что-то льется. И голова болит страшно! Но что же делать? Огляделся по сторонам - никого из наших нет! А немцы все ближе и ближе... Я тогда достал гранату, сорвал кольцо и бросил ее в них.
Взрыв получился очень мощным, вверх взлетела целая туча снега. И тут я выскочил из канавы, которая чуть было не стала могилой, и что есть силы побежал вперед, в этот спасительный снежный вихрь. Пробежал несколько метров, куда-то свернул, еще пробежал. Немцы открыли огонь; только клочья овчины полетели от моего полушубка, что-то сильно ударило в левое плечо.
Подбежал к какой-то баньке и, чтобы укрыться от огня, спрятался за ее стеной. Но немцы заметили это: их пули ложились слева и справа от спасительного сруба, они хотели взять меня живым!
Но тут я заметил неподалеку от бани лошадь. Запряженная в сани она стояла на дороге и неторопливо что-то жевала. Обливаясь кровью и потом, я пробежал последние метры, кулем плюхнулся на солому в сани, ухватил вожжи и огрел ими животину по тощему крупу.
Лошадь от неожиданности резко рванула вперед, да так, что я чуть не вывалился из саней. Фыркая и позвякивая сбруей, лошадка-спасительница галопом мчалась по дороге. В санях опять потерял сознание.
Очнулся у своих. Первым делом попросил воды - пить хотелось жутко.?Мне дали ведро - вода в нем покрылась льдом. Так я лед рукой ломаю, пью, а с меня в ведро кровь течет.
Партизанский фельдшер осмотрел парня. Ранение в левое плечо, рана на голове и оторванный почти напрочь большой палец левой же руки, который держался только на клочке кожи. Наспех забинтовав голову и руку, лекарь отправил меня в партизанский госпиталь.
Там вечером нас навестил бригадный врач Гинзбург. "Пришьем палец!" - уверенно заявил ученик Гиппократа. И пришил! Бинтов, правда, не было, потому перевязали мою конечность полоской нежнейшего шелка, отчекрыженной от купола трофейного парашюта.
Но голова болела страшно, нестерпимо. Наутро во время обхода я пожаловался на этот недуг. Врач снял бинт с макушки и застыл в изумлении: в моей голове торчал осколок мины, который фельдшер в горячке боя просто не заметил! Пришлось опять ложиться на операционный стол...
Тяжелораненых партизан перевезли в Клястицы. Я медленно поправлялся: постепенно затягивались раны на голове и на плече. А палец болел, чернел прямо на глазах и прирастать к руке совсем не собирался.
Там, в Клястицах, вскоре появился армейский военный врач - майор медицинской службы с Большой земли. Он осмотрел мой палец и укоризненно покачал головой: "Зачем тебя мучить?..". Ловко и быстро он ампутировал больной орган, и мои страдания прекратились.
Но еще целых три месяца я пробыл в госпитале. А когда выписался и прибыл в бригаду, командир дал мне новое ответственное задание...
- Будешь начальником боепитания, - сказал командир отряда. - Наш начбой получил ранение в живот, и его вывезли за линию фронта в армейский госпиталь. Так что принимай дела.
Должность начальника боепитания в годы войны была одной из самых ответственных в каждой роте и в каждом батальоне. Дело в том, что солдат носил с собой множество необходимых ему вещей. Шинель и вещмешок, противогаз и малая саперная лопатка, оружие и боеприпасы, плащ-палатка, котелок, фляга, перевязочный пакет - это, так сказать, тот необходимый минимум, без которого на фронте не выжить и который всегда надо иметь под рукой.
Поэтому боеприпасов боец мог взять сравнительно немного. Боекомплект на винтовку - 120 патронов (3 кг), на автомат ППШ - три диска (5 кг), ручных гранат - по три-четыре штуки на бойца (еще 2 кг). Лента к пулемету "максим" - еще семь кило, боекомплект к противотанковому ружью - еще четыре.
А расход боеприпасов бывал порой огромным. Тот же "максим" теоретически мог расстрелять все 250 патронов своей ленты за полминуты! А автоматчик способен выпустить весь диск ППШ (71 патрон) по врагу за пять-семь секунд.
И еще - так уж повелось испокон веку, что, убегая в панике с поля боя, солдаты всех армий первым делом выбрасывают свои патроны. Чтобы легче было бежать.
А начбой как раз и обязан был следить за расходом боеприпасов и вовремя пополнять боекомплект у всего оружия вверенного ему подразделения.
Но одно дело - начбой в регулярной армии. Тут и склады боеприпасов, и транспорт, и патронные заводы в глубоком тылу. А каково быть начальником боепитания в партизанском отряде?! Тут крутись как хочешь, а патронов и гранат со склада не подвезут!
И сколько бы требований ни разослал по инстанциям - никто не поможет. Каждую мину, каждый снаряд, каждую гранату надо отбить у врага или изготовить самому.
Мы собирали авиабомбы, снаряды, мины, патроны. Что подходило к нашему оружию, то сразу же пускали в дело. А из оставшихся боеприпасов извлекали взрывчатку и делали мины. Каждая мина - это коробка с зарядом, капсюль, бикфордов шнур, тлеющий шнур. Я их сделал штук 200.
Поначалу с боеприпасами было туго. Но потом их понемногу стали привозить из-за линии фронта. Я ездил на партизанский аэродром, встречал "борта" с Большой земли, привозил в бригаду снаряды, мины и патроны.
В начале октября 1943 года советские войска освободили Невель и вплотную подошли к территории БССР.?Немцы начали вытеснять партизанские отряды и бригады из прифронтовой полосы, чтобы они не мешали им укреплять оборону на этом участке фронта.
Наша бригада держала оборону на берегу Дриссы. Там был построен дзот, а в нем стоял пулемет "максим". Ну, и во время боя подъехал немецкий броневик, начал стрелять из орудия - дзот разбил, шестерых наших убило, пулемет посекло осколками.
Командир отряда вызвал меня и приказал: делай что хочешь, но пулемет к утру отремонтируй! (Это был наш последний пулемет). Я натаскал в шалаш дров, развел костер и начал при помощи самодельного паяльника накладывать металлические заплатки на кожух. Паял всю ночь.
Утром вылез из шалаша подышать и вдруг вижу - связной во весь опор мчится верхом на коне и орет: "Наши! Товарищи, наши пришли!". И через несколько часов пришли наши солдаты. Так 3 ноября 1943 года партизанская бригада имени Сталина соединилась с частями Красной Армии.
Мой путь партизанского начбоя завершился. Бригаду расформировали, и бывшие народные мстители влились в ряды нашей армии. А я, как не годный к строевой службе, остался дома.
Поначалу трудился бухгалтером в военном комиссариате, затем - в штабе Белорусского военного округа. Лично знал и до сих пор помню всех командующих войсками округа и начальников штабов - выдавал им денежное довольствие." - из воспоминаний В.И. Кравцова.
p.s
Это тоже история бухгалтера. Но другого. Посмотревший это, не пожалеет!
"В 1940 году окончил семилетнюю школу. Старший брат Иван получил в те дни новое назначение. Он возглавил отдел здравоохранения в Любанском районе и "выписал" меня к себе из деревни, и я занял ответственную должность старшего бухгалтера в конторе "Раймаслопром".
Когда началась война, дел у меня сразу прибавилось. Надо было срочно взять кредит в банке и рассчитать работников, которых увольняли и призывали в армию, закрыть все счета, привести в порядок документы, подготовиться к эвакуации.
На эти дела ушли первые два дня войны. К вечеру понедельника 23 июня обнаружил, что все районное начальство удрало и даже мобилизованные стали возвращаться по домам - военный комиссар всех распустил. А из транспортных средств конторы осталась одна-единственная лошадь. Без телеги.
Юный бухгалтер Кравцов.
А у директора школы была телега, но не было лошади, вот мы и объединились: запрягли ее в телегу, сложили туда свои пожитки и направились в Могилев.
Восемь дней и ночей в потоке беженцев добирались до этого города. Оттуда в товарном вагоне я доехал до Орши, затем приехал в Витебск. Потом шел пешком до тех пор, пока не добрался до станции Дретунь, где в местном колхозе трудился наш отец Иван Степанович Кравцов.
Весной 1942 года все наше семейство Кравцовых, спасаясь от облав, отправилось в Россонский район, где действовала партизанская бригада имени Сталина под командованием окруженца старшего лейтенанта Красной Армии Родиона Артёмовича Охотина.
Бригада имени Сталина была славным партизанским соединением с серьезным боевым опытом. Родион Охотин начал борьбу в тылу врага еще в августе 1941 года. Сначала сформировал группу, потом отряд, а весной 1942 года шесть отрядов, действовавших в Россонском районе, были объединены в бригаду.
"Партизанская бригада имени Сталина в течение четырех с половиной месяцев своей борьбы смогла полностью освободить Россонский район с районным центром", - докладывал в Москву секретарь райкома партии Василевич осенью 1942 года.
Поэтому недостатка в добровольцах "охотинцы" не испытывали. Весной 1942 года в бригаде числилось 800 бойцов, к сентябрю - 1.200, а к ноябрю 1943 года - более 2.300. А Родион Охотин получил звание полковника, вернулся в армейские ряды и довоевал до победного мая.
Партизан Кравцов.
Не обученную военному делу молодежь расчетливый комбриг в бой не посылал. И я поначалу был, как говориться, на побегушках. Мне давали мешок с продуктами и говорили: отнеси еду группе, которая выполняет задание вдалеке от лагеря бригады. Я уходил на несколько дней. Потом возвращался и получал новый мешок.
Но после обучения молодежь собрали, сформировали отделения и взводы, начали обучать солдатской науке. Учили примерно месяц, затем вооружили и отправили в бой. Я назначен на очень ответственную должность и получил оружие и боеприпасы - ручной пулемет ДП, диски, патроны и тяжеленную противотанковую гранату РПГ-40.
Зимой бригаду перебросили в Краснопольский район. Там началась карательная операция немцев, и нам надо было сдержать их наступление. Позицию нам отвели очень неудобную. Немцы шли сверху по склону холма, а мы сидели внизу, в какой-то канаве, и они нас видели.
Любой солдат-пехотинец знает, что в таких условиях принимать бой значит почти наверняка погибнуть. Но нам отступать было некуда - враг методично сжимал кольцо окружения вокруг бригады.
Короткими очередями я валил в снег черные силуэты и ни о чем плохом не думал. Неожиданно, кратко клацнув последней, 47-й гильзой, замолчал пулемет. Кончился диск, надо заменить, только подумал и удар страшной силы отключил мое сознание.
Сколько пробыл без памяти, не знаю. Очнулся, и вижу - немцы подошли почти вплотную, пулемета моего нет, а из-под шапки за воротник полушубка что-то льется. И голова болит страшно! Но что же делать? Огляделся по сторонам - никого из наших нет! А немцы все ближе и ближе... Я тогда достал гранату, сорвал кольцо и бросил ее в них.
Взрыв получился очень мощным, вверх взлетела целая туча снега. И тут я выскочил из канавы, которая чуть было не стала могилой, и что есть силы побежал вперед, в этот спасительный снежный вихрь. Пробежал несколько метров, куда-то свернул, еще пробежал. Немцы открыли огонь; только клочья овчины полетели от моего полушубка, что-то сильно ударило в левое плечо.
Подбежал к какой-то баньке и, чтобы укрыться от огня, спрятался за ее стеной. Но немцы заметили это: их пули ложились слева и справа от спасительного сруба, они хотели взять меня живым!
Но тут я заметил неподалеку от бани лошадь. Запряженная в сани она стояла на дороге и неторопливо что-то жевала. Обливаясь кровью и потом, я пробежал последние метры, кулем плюхнулся на солому в сани, ухватил вожжи и огрел ими животину по тощему крупу.
Лошадь от неожиданности резко рванула вперед, да так, что я чуть не вывалился из саней. Фыркая и позвякивая сбруей, лошадка-спасительница галопом мчалась по дороге. В санях опять потерял сознание.
Очнулся у своих. Первым делом попросил воды - пить хотелось жутко.?Мне дали ведро - вода в нем покрылась льдом. Так я лед рукой ломаю, пью, а с меня в ведро кровь течет.
Партизанский фельдшер осмотрел парня. Ранение в левое плечо, рана на голове и оторванный почти напрочь большой палец левой же руки, который держался только на клочке кожи. Наспех забинтовав голову и руку, лекарь отправил меня в партизанский госпиталь.
Там вечером нас навестил бригадный врач Гинзбург. "Пришьем палец!" - уверенно заявил ученик Гиппократа. И пришил! Бинтов, правда, не было, потому перевязали мою конечность полоской нежнейшего шелка, отчекрыженной от купола трофейного парашюта.
Но голова болела страшно, нестерпимо. Наутро во время обхода я пожаловался на этот недуг. Врач снял бинт с макушки и застыл в изумлении: в моей голове торчал осколок мины, который фельдшер в горячке боя просто не заметил! Пришлось опять ложиться на операционный стол...
Тяжелораненых партизан перевезли в Клястицы. Я медленно поправлялся: постепенно затягивались раны на голове и на плече. А палец болел, чернел прямо на глазах и прирастать к руке совсем не собирался.
Там, в Клястицах, вскоре появился армейский военный врач - майор медицинской службы с Большой земли. Он осмотрел мой палец и укоризненно покачал головой: "Зачем тебя мучить?..". Ловко и быстро он ампутировал больной орган, и мои страдания прекратились.
Но еще целых три месяца я пробыл в госпитале. А когда выписался и прибыл в бригаду, командир дал мне новое ответственное задание...
- Будешь начальником боепитания, - сказал командир отряда. - Наш начбой получил ранение в живот, и его вывезли за линию фронта в армейский госпиталь. Так что принимай дела.
Должность начальника боепитания в годы войны была одной из самых ответственных в каждой роте и в каждом батальоне. Дело в том, что солдат носил с собой множество необходимых ему вещей. Шинель и вещмешок, противогаз и малая саперная лопатка, оружие и боеприпасы, плащ-палатка, котелок, фляга, перевязочный пакет - это, так сказать, тот необходимый минимум, без которого на фронте не выжить и который всегда надо иметь под рукой.
Поэтому боеприпасов боец мог взять сравнительно немного. Боекомплект на винтовку - 120 патронов (3 кг), на автомат ППШ - три диска (5 кг), ручных гранат - по три-четыре штуки на бойца (еще 2 кг). Лента к пулемету "максим" - еще семь кило, боекомплект к противотанковому ружью - еще четыре.
А расход боеприпасов бывал порой огромным. Тот же "максим" теоретически мог расстрелять все 250 патронов своей ленты за полминуты! А автоматчик способен выпустить весь диск ППШ (71 патрон) по врагу за пять-семь секунд.
И еще - так уж повелось испокон веку, что, убегая в панике с поля боя, солдаты всех армий первым делом выбрасывают свои патроны. Чтобы легче было бежать.
А начбой как раз и обязан был следить за расходом боеприпасов и вовремя пополнять боекомплект у всего оружия вверенного ему подразделения.
Но одно дело - начбой в регулярной армии. Тут и склады боеприпасов, и транспорт, и патронные заводы в глубоком тылу. А каково быть начальником боепитания в партизанском отряде?! Тут крутись как хочешь, а патронов и гранат со склада не подвезут!
И сколько бы требований ни разослал по инстанциям - никто не поможет. Каждую мину, каждый снаряд, каждую гранату надо отбить у врага или изготовить самому.
Мы собирали авиабомбы, снаряды, мины, патроны. Что подходило к нашему оружию, то сразу же пускали в дело. А из оставшихся боеприпасов извлекали взрывчатку и делали мины. Каждая мина - это коробка с зарядом, капсюль, бикфордов шнур, тлеющий шнур. Я их сделал штук 200.
Поначалу с боеприпасами было туго. Но потом их понемногу стали привозить из-за линии фронта. Я ездил на партизанский аэродром, встречал "борта" с Большой земли, привозил в бригаду снаряды, мины и патроны.
В начале октября 1943 года советские войска освободили Невель и вплотную подошли к территории БССР.?Немцы начали вытеснять партизанские отряды и бригады из прифронтовой полосы, чтобы они не мешали им укреплять оборону на этом участке фронта.
Наша бригада держала оборону на берегу Дриссы. Там был построен дзот, а в нем стоял пулемет "максим". Ну, и во время боя подъехал немецкий броневик, начал стрелять из орудия - дзот разбил, шестерых наших убило, пулемет посекло осколками.
Командир отряда вызвал меня и приказал: делай что хочешь, но пулемет к утру отремонтируй! (Это был наш последний пулемет). Я натаскал в шалаш дров, развел костер и начал при помощи самодельного паяльника накладывать металлические заплатки на кожух. Паял всю ночь.
Утром вылез из шалаша подышать и вдруг вижу - связной во весь опор мчится верхом на коне и орет: "Наши! Товарищи, наши пришли!". И через несколько часов пришли наши солдаты. Так 3 ноября 1943 года партизанская бригада имени Сталина соединилась с частями Красной Армии.
Мой путь партизанского начбоя завершился. Бригаду расформировали, и бывшие народные мстители влились в ряды нашей армии. А я, как не годный к строевой службе, остался дома.
Поначалу трудился бухгалтером в военном комиссариате, затем - в штабе Белорусского военного округа. Лично знал и до сих пор помню всех командующих войсками округа и начальников штабов - выдавал им денежное довольствие." - из воспоминаний В.И. Кравцова.
p.s
Это тоже история бухгалтера. Но другого. Посмотревший это, не пожалеет!
Click to view