РУССКИЕ ОККУПАНТЫ. ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ. ГОД 1914
Материал интересен тем, что дает возможность оценить, как вели себя солдаты русской императорской армии на территории Восточной Пруссии в начале Первой Мировой войны. Скажу так: "На войне, как на войне", всякое бывает, с одной стороны, как отмечалось самими же немцами, "русские солдаты вели себя преимущественно дисциплинированно", образцово, с другой, "при вступлении в населенный пункт и остановки на ночлег, чтобы обеспечить себе безопасность, русские войска брали заложников. Эта мера применялась и в ответ на убийства", "все селения, откуда стреляют, сжигаются". Оккупанты могли расстрелять не только за вражескую засаду, но и за брошенный в казачий разъезд камень.
Жестко? Да, конечно! Во время Второй Мировой, немцы тоже брали заложников из числа местных жителей. Их могли расстрелять в целях устрашения и, как ответ на гибель немецкого солдата или офицера. А еще, немцы проводили карательные операции, в ходе которых сжигали деревни, по подозрению в том, что их население поддерживает, снабжает партизан и укрывает раненных. Похоже с событиями Первой Мировой? Да, похоже. Но есть и разница. Немцы не только жгли деревни, они еще и уничтожали мирное население этих деревень. Сами, и с помощью частей вспомогательной полиции. И проводили все это в гигантских масштабах! Такова была "общая политика" по отношению к тем, кого немцы считали "недочеловеками". Вот данные, касаемых только Белоруссии:
Источник: "Трагедия белорусских деревень 1941-1944. Документы и материалы" (Департамент по архивам и делопроизводству Мин. юст. Республики Беларусь, Национальный архив Республики Беларусь, Белорусский государственный архив кинофотодокументов, Фонд "Историческая память"), Минск-Москва, 2011г.
После такого, думаю, не стоит и заводить разговор о том, как вела себя Красная Армия на территории нацистской Германии. Или стоит?
Оригинал взят у oper_1974 в Русские и прусские. 1914 г.
Из статьи Константина Пахалюка.
Восточная Пруссия - одна из немногих провинций Германии, где в ходе Первой мировой войны шли военные действия и единственная, где смогли побывать русские войска, начавшие вторжение 17 августа 1914 г.
В "Объявлении всем жителям Восточной Пруссии", распространяемом по городам и селениям, говорилось:
"Императорские Российские войска вчера... перешли границу Пруссии и двигаются вперед, сражаясь с войсками Германии. Воля государя императора - миловать мирных людей.
По предоставленной мне власти объявляю:
1. Всякое сопротивление, оказываемое императорским войскам Российской армии мирными жителями, - будет беспощадно караться, невзирая на пол и возраст населения.
2. Селения, где будет проявлено хоть малейшее нападение или оказано мирными жителями сопротивление войскам или их распоряжениям, немедленно сжигаются до основания.
Если же со стороны жителей Восточной Пруссии не будет проявлено враждебных действий, то всякая даже малейшая оказанная ими Российским войскам услуга будет щедро оплачиваться и награждаться. Селения же и имущества будут охраняться в полной неприкосновенности".
Восточная Пруссия, хоть и не имевшая особого значения для какой-нибудь отрасли экономики страны, считалась довольно развитым промышленным и аграрным регионом Германии.
Неудивительно, что наступавшие, особенно нижние чины, были поражены богатством и ухоженностью немецких земель. Капитан А.А. Успенский, командир роты в 106-м Уфимском пехотном полку, спустя несколько десятилетий вспоминал:
"Солдаты наши с изумлением смотрели на немецкие, уютные крестьянские усадьбы с черепичными крышами и красивые шоссе, везде обсаженные фруктовыми деревьями. Удивлялись, что висят фрукты, и никто их не трогает! Жителей нигде не было видно, ни одного человека".
Даже князь императорской крови Гавриил Константинович Романов удивлялся: "Какую противоположность представлял Ширвиндт по сравнению с грязным и непривлекательным Владиславовом! Чистенький город, повсюду была видна аккуратность".
Схожее мнение высказывал офицер Генерального штаба А.И. Верховский, служивший в штабе 3-й Финляндской стрелковой бригады, воевавшей в начале сентября 1914 г. в районе г. Лык:
"Поражал этот непривычный русскому взору переход от города к деревне: не было неизбежных в русских городах окраин с пустырями и свалками, по которым бродят тощие собаки. Никаких покосившихся заборов, ям, куч навоза и мусора. Казалось, там, где кончался богатый город, начиналась полная достатка деревня".
О въезде в Лык писал и офицер Б.Н. Сергеевский: "Город был еще совершенно не тронут войной. Улицы были полны народом, все магазины и кафе торговали. При въезде нашем в город какие-то две барышни в белых платьях очень мило махали нам платками...".
Следует заметить, что Лык русские войска заняли 19 августа, а процитированные мемуаристы побывали здесь спустя полмесяца, в начале сентября. Правда, позднее этот город (равно как и ряд других, "переживших" оккупацию августа 1914 г.) во время осенних боев сильно пострадал.
Ухоженность и порядок Восточной Пруссии отмечали и другие участники событий. Некоторые не понимали, зачем немцам нужно было начинать войну, если у них и так все есть.
Богатство германской земли вызывало, особенно у простого солдата (в массе невежественного), чувство зависти, которое нередко трансформировалось в ненависть.
Мирные бюргеры же видели в русских захватчиков, врагов нации, от которых можно ожидать всего. Взаимное недоверие и озлобленность накладывались друг на друга, что часто выливалось в различные эксцессы, мешая установлению стабильного оккупационного режима.
Столкнувшись с солдатами противника в реальности, бюргеры неожиданно понимали: перед ними абсолютно не дикари из средневековья.
Постепенно сильный первоначальный страх отступал, но исчезнуть, конечно же, не мог. А вдруг в вежливом офицере или простодушном солдате проснется дикий зверь?
Г.Торнер, хозяин отеля в Инстербурге, в котором несколько недель размещался штаб 1-й армии генерала П.К. фон Ренненкампфа, отмечал непредсказуемость русской натуры, и то, что, несмотря на выражаемое оккупантами добродушие, "нужно было все-таки постоянно держать себя в руках".
Но в то же время определенная часть населения, разогретая сообщениями (в массе сильно преувеличенными и ложными) о зверствах русских и патриотическими лозунгами, старалась воспользоваться любым случаем, чтобы навредить врагу.
Так, многие нарочно указывали неприятельским разъездам и посыльным неправильные дороги. Во время отступления русских войск мирные (хотя какие же они после этого "мирные"?) граждане нередко оказывали содействие своей армии в изгнании оккупантов. К примеру, обыватели Алленштайна помогали громить русский 13-й корпус, с боем оставлявший город.
Таким же образом вели себя жители Тильзита в сентябре 1914 г. (неудивительно, когда в последствие русские войска вновь показались недалеко от города, там произошла паника).
В целом подобные действия местного населения, которое "безобидным" вовсе не назовешь, думаю, нужно рассматривать как проявление патриотизма (наши же, также небезосновательно, видели в этом коварство).
Даже в сделанном генералом Пантелеевым "Докладе правительственной комиссии, назначенной в 1914 г. для расследования условий и причин гибели 2-й армии ген. Самсонова в Восточной Пруссии осенью 1914 г." отмечалось среди прочих причин поражения "непринятие надлежащих мер к осмотру пройденного армией пространства, особенно лесов, городов и селений, к задержанию партизан противника и уничтожению средств сигнализации и сношения (телефонов), коими противник пользовался в тылу наших войск".
Происходили даже глупые случаи. Так, в Нейденбурге один рабочий кинул камень в казачий разъезд, за что тут же был расстрелян. На что рассчитывал этот немец - не понятно.
Как в официальных документах, так и в воспоминаниях очевидцев отмечается, что некоторые "мирные" жители убивали одиночных солдат, стреляя им в спины.
Это могли быть как одиночные патриотически-настроенные граждане, так и (что более вероятно) немецкие патрули и соединения ландштурма, которые, пользуясь пособничеством местного населения, нападали на русские войска, устраивали засады.
Также, как отмечал командир 1-й кавалерийской дивизии генерал В.И. Гурко:
"с первых дней кампании нам стало ясно, что противник использует для сбора разведывательной информации все мыслимые способы...
Вступив на германскую территорию, мы очень скоро обнаружили, что враг использует для сбора информации местных жителей, в первую очередь - мальчишек школьного возраста, которые во время движения наших частей появлялись на велосипедах у них перед фронтом и на флангах.
Первое время мы не обращали на них внимания - до тех пор, пока обстоятельства совершенно ясно не показали нам, ради чего раскатывают вокруг нас эти велосипедисты. Тогда мы были вынужде-ны отдать приказ открывать по юным самокатчикам огонь (что давало немцев возможность заявлять, будто русские солдаты расстреливали детей).
Метод передачи информации о наших перемещениях при помощи поджогов я уже упоминал (немцы поджигали стога сена и различные хозяйственные постройки на пути движения русских войск). Несколько раз мы ловили германских солдат, переодетых крестьянами или даже женщинами".
А полковник В.Е. Желондковский (офицер 1-й батареи 6-й артиллерийской бригады 15-го корпуса 2-й армии) писал, о том, как сразу же после перехода границы командир батареи пришел в ярость:
"Что за безобразие, какие-то немцы шляются вдоль колонны. Наверное считают пушки и солдат. Разведчики, гоните их от колонны. Пошли вон отсюда".
Оба немца побежали в сторону прямо по целине, закрывая руками головы от сыпавшихся на них ударов нагаек. Через несколько шагов отошедший в картофельное поле солдат нашел 2 велосипеда, а около них 2 винтовки и патроны в сумках. "Вот видите, что это за немцы, и, почему мы их не арестовали", сокрушался мой командир".
Таким образом, можно заключить, что в основе поведения немецкого населения лежал страх за собственную жизнь, недоверие к противнику и ненависть к нему, усиленные как активной пропагандой, так и традиционными предубеждениями.
В донесении в штаб фронта 25 (12) августа П.К. фон Ренненкампф отмечал, что "...поступают редкие донесения одиночных выстрелах из селений по войскам. Все селения, откуда стреляют, сжигаются, о чем население оповещено".
К примеру, в районе Хайнрихсвальде немецкий патруль убил несколько гусар и расстрелял ротмистра, за что русские войска подожгли вокзал и два хозяйства возле Британиен.
Однако случалось, что подозрения были излишними. Например, когда в деревню Сантопен вошли части 1-й кавалерийской дивизии, немцы открыли артиллерийский огонь. Один полковник встревожился его предельной точностью и спросил у нескольких стоящих рядом с церковью немцев, есть ли на колокольне германские наблюдатели.
Клятвенным заверениям, что там никого нет, полковник не поверил и послал полкового трубача это разведать. Тот стал подниматься, как вдруг в колокольне послышался выстрел. Все решили, что наверху кто-то обнаружен. Полковник впал в бешенство и приказал расстрелять совравших обывателей Сантопена, что было произведено в исполнение немедленно.
В это время спустился посланный рядовой и доложил, что там никого нет. Оказывается, он случайно нажал на спуск, когда поднимался наверх.
Более трагический случай произошел в деревне Абшванген. В ночь на 29 августа пробравшийся сюда немецкий отряд из Кенигсберга устроил засаду, закрыв выезд с площади возами с соломой, и обстрелял штабную машину кавалергардов (полк входил в состав 1-й гвардейской кавалерийской дивизии). В результате погиб корнет Голынский, несколько человек были ранены, но им удалось скрыться.
В ответ кавалергарды оцепили деревню и произвели массовый обыск. Всех, у кого нашли оружие, расстреляли, а их дома сожгли. В итоге расстреляны 65 человек в Абшвангене и 9 в соседних Алменхаузене и Ной-Вальдеке. Впоследствии в память о погибших были установлены специальные обелиски. Однако подобное поведение кавалергардов согласуется с приказом командующего 1-й армией генерала П.К. фон Ренненкампфа.
Кроме того, при вступлении в населенный пункт и остановки на ночлег, чтобы обеспечить себе безопасность, русские войска брали заложников. Эта мера применялась и в ответ на убийства.
Так, по воспоминаниям немки Бетти Клаус, в Хайнрихсвальде за расправу над солдатом (его преследовали на велосипедах и застрелили) ротмистр собрал на площади 100 жителей города и пригрозил их наказать, если не будет выдан убийца.
Пастор Мертенс через переводчика уговорил отпустить женщин и детей, но ротмистр стоял на своем и даже обещал повесить двух мужчин.
Кровопролития удалось избежать: один немец, учитель Грау, попытался взять на себя вину. Русский офицер, удивленный храбростью немца, отпустил его. Но все же 31 человека били кнутом.
"Русские солдаты, - отмечал Отто Хаген, - вели себя преимущественно дисциплинированно, после того как несколько мародеров в первые дни были приговорены главнокомандующим к расстрелу"...
Впоследствии в мемуарах начальник штаба 8-й немецкой армии генерал Э. Людендорф признал: "В августе и сентябре многие русские части вели себя при вторжении в Восточную Пруссию образцово. Винные погреба и склады охранялись. Ренненкампф поддерживал в Инстербурге строгую дисциплину".
Жестко? Да, конечно! Во время Второй Мировой, немцы тоже брали заложников из числа местных жителей. Их могли расстрелять в целях устрашения и, как ответ на гибель немецкого солдата или офицера. А еще, немцы проводили карательные операции, в ходе которых сжигали деревни, по подозрению в том, что их население поддерживает, снабжает партизан и укрывает раненных. Похоже с событиями Первой Мировой? Да, похоже. Но есть и разница. Немцы не только жгли деревни, они еще и уничтожали мирное население этих деревень. Сами, и с помощью частей вспомогательной полиции. И проводили все это в гигантских масштабах! Такова была "общая политика" по отношению к тем, кого немцы считали "недочеловеками". Вот данные, касаемых только Белоруссии:
Источник: "Трагедия белорусских деревень 1941-1944. Документы и материалы" (Департамент по архивам и делопроизводству Мин. юст. Республики Беларусь, Национальный архив Республики Беларусь, Белорусский государственный архив кинофотодокументов, Фонд "Историческая память"), Минск-Москва, 2011г.
После такого, думаю, не стоит и заводить разговор о том, как вела себя Красная Армия на территории нацистской Германии. Или стоит?
Оригинал взят у oper_1974 в Русские и прусские. 1914 г.
Из статьи Константина Пахалюка.
Восточная Пруссия - одна из немногих провинций Германии, где в ходе Первой мировой войны шли военные действия и единственная, где смогли побывать русские войска, начавшие вторжение 17 августа 1914 г.
В "Объявлении всем жителям Восточной Пруссии", распространяемом по городам и селениям, говорилось:
"Императорские Российские войска вчера... перешли границу Пруссии и двигаются вперед, сражаясь с войсками Германии. Воля государя императора - миловать мирных людей.
По предоставленной мне власти объявляю:
1. Всякое сопротивление, оказываемое императорским войскам Российской армии мирными жителями, - будет беспощадно караться, невзирая на пол и возраст населения.
2. Селения, где будет проявлено хоть малейшее нападение или оказано мирными жителями сопротивление войскам или их распоряжениям, немедленно сжигаются до основания.
Если же со стороны жителей Восточной Пруссии не будет проявлено враждебных действий, то всякая даже малейшая оказанная ими Российским войскам услуга будет щедро оплачиваться и награждаться. Селения же и имущества будут охраняться в полной неприкосновенности".
Восточная Пруссия, хоть и не имевшая особого значения для какой-нибудь отрасли экономики страны, считалась довольно развитым промышленным и аграрным регионом Германии.
Неудивительно, что наступавшие, особенно нижние чины, были поражены богатством и ухоженностью немецких земель. Капитан А.А. Успенский, командир роты в 106-м Уфимском пехотном полку, спустя несколько десятилетий вспоминал:
"Солдаты наши с изумлением смотрели на немецкие, уютные крестьянские усадьбы с черепичными крышами и красивые шоссе, везде обсаженные фруктовыми деревьями. Удивлялись, что висят фрукты, и никто их не трогает! Жителей нигде не было видно, ни одного человека".
Даже князь императорской крови Гавриил Константинович Романов удивлялся: "Какую противоположность представлял Ширвиндт по сравнению с грязным и непривлекательным Владиславовом! Чистенький город, повсюду была видна аккуратность".
Схожее мнение высказывал офицер Генерального штаба А.И. Верховский, служивший в штабе 3-й Финляндской стрелковой бригады, воевавшей в начале сентября 1914 г. в районе г. Лык:
"Поражал этот непривычный русскому взору переход от города к деревне: не было неизбежных в русских городах окраин с пустырями и свалками, по которым бродят тощие собаки. Никаких покосившихся заборов, ям, куч навоза и мусора. Казалось, там, где кончался богатый город, начиналась полная достатка деревня".
О въезде в Лык писал и офицер Б.Н. Сергеевский: "Город был еще совершенно не тронут войной. Улицы были полны народом, все магазины и кафе торговали. При въезде нашем в город какие-то две барышни в белых платьях очень мило махали нам платками...".
Следует заметить, что Лык русские войска заняли 19 августа, а процитированные мемуаристы побывали здесь спустя полмесяца, в начале сентября. Правда, позднее этот город (равно как и ряд других, "переживших" оккупацию августа 1914 г.) во время осенних боев сильно пострадал.
Ухоженность и порядок Восточной Пруссии отмечали и другие участники событий. Некоторые не понимали, зачем немцам нужно было начинать войну, если у них и так все есть.
Богатство германской земли вызывало, особенно у простого солдата (в массе невежественного), чувство зависти, которое нередко трансформировалось в ненависть.
Мирные бюргеры же видели в русских захватчиков, врагов нации, от которых можно ожидать всего. Взаимное недоверие и озлобленность накладывались друг на друга, что часто выливалось в различные эксцессы, мешая установлению стабильного оккупационного режима.
Столкнувшись с солдатами противника в реальности, бюргеры неожиданно понимали: перед ними абсолютно не дикари из средневековья.
Постепенно сильный первоначальный страх отступал, но исчезнуть, конечно же, не мог. А вдруг в вежливом офицере или простодушном солдате проснется дикий зверь?
Г.Торнер, хозяин отеля в Инстербурге, в котором несколько недель размещался штаб 1-й армии генерала П.К. фон Ренненкампфа, отмечал непредсказуемость русской натуры, и то, что, несмотря на выражаемое оккупантами добродушие, "нужно было все-таки постоянно держать себя в руках".
Но в то же время определенная часть населения, разогретая сообщениями (в массе сильно преувеличенными и ложными) о зверствах русских и патриотическими лозунгами, старалась воспользоваться любым случаем, чтобы навредить врагу.
Так, многие нарочно указывали неприятельским разъездам и посыльным неправильные дороги. Во время отступления русских войск мирные (хотя какие же они после этого "мирные"?) граждане нередко оказывали содействие своей армии в изгнании оккупантов. К примеру, обыватели Алленштайна помогали громить русский 13-й корпус, с боем оставлявший город.
Таким же образом вели себя жители Тильзита в сентябре 1914 г. (неудивительно, когда в последствие русские войска вновь показались недалеко от города, там произошла паника).
В целом подобные действия местного населения, которое "безобидным" вовсе не назовешь, думаю, нужно рассматривать как проявление патриотизма (наши же, также небезосновательно, видели в этом коварство).
Даже в сделанном генералом Пантелеевым "Докладе правительственной комиссии, назначенной в 1914 г. для расследования условий и причин гибели 2-й армии ген. Самсонова в Восточной Пруссии осенью 1914 г." отмечалось среди прочих причин поражения "непринятие надлежащих мер к осмотру пройденного армией пространства, особенно лесов, городов и селений, к задержанию партизан противника и уничтожению средств сигнализации и сношения (телефонов), коими противник пользовался в тылу наших войск".
Происходили даже глупые случаи. Так, в Нейденбурге один рабочий кинул камень в казачий разъезд, за что тут же был расстрелян. На что рассчитывал этот немец - не понятно.
Как в официальных документах, так и в воспоминаниях очевидцев отмечается, что некоторые "мирные" жители убивали одиночных солдат, стреляя им в спины.
Это могли быть как одиночные патриотически-настроенные граждане, так и (что более вероятно) немецкие патрули и соединения ландштурма, которые, пользуясь пособничеством местного населения, нападали на русские войска, устраивали засады.
Также, как отмечал командир 1-й кавалерийской дивизии генерал В.И. Гурко:
"с первых дней кампании нам стало ясно, что противник использует для сбора разведывательной информации все мыслимые способы...
Вступив на германскую территорию, мы очень скоро обнаружили, что враг использует для сбора информации местных жителей, в первую очередь - мальчишек школьного возраста, которые во время движения наших частей появлялись на велосипедах у них перед фронтом и на флангах.
Первое время мы не обращали на них внимания - до тех пор, пока обстоятельства совершенно ясно не показали нам, ради чего раскатывают вокруг нас эти велосипедисты. Тогда мы были вынужде-ны отдать приказ открывать по юным самокатчикам огонь (что давало немцев возможность заявлять, будто русские солдаты расстреливали детей).
Метод передачи информации о наших перемещениях при помощи поджогов я уже упоминал (немцы поджигали стога сена и различные хозяйственные постройки на пути движения русских войск). Несколько раз мы ловили германских солдат, переодетых крестьянами или даже женщинами".
А полковник В.Е. Желондковский (офицер 1-й батареи 6-й артиллерийской бригады 15-го корпуса 2-й армии) писал, о том, как сразу же после перехода границы командир батареи пришел в ярость:
"Что за безобразие, какие-то немцы шляются вдоль колонны. Наверное считают пушки и солдат. Разведчики, гоните их от колонны. Пошли вон отсюда".
Оба немца побежали в сторону прямо по целине, закрывая руками головы от сыпавшихся на них ударов нагаек. Через несколько шагов отошедший в картофельное поле солдат нашел 2 велосипеда, а около них 2 винтовки и патроны в сумках. "Вот видите, что это за немцы, и, почему мы их не арестовали", сокрушался мой командир".
Таким образом, можно заключить, что в основе поведения немецкого населения лежал страх за собственную жизнь, недоверие к противнику и ненависть к нему, усиленные как активной пропагандой, так и традиционными предубеждениями.
В донесении в штаб фронта 25 (12) августа П.К. фон Ренненкампф отмечал, что "...поступают редкие донесения одиночных выстрелах из селений по войскам. Все селения, откуда стреляют, сжигаются, о чем население оповещено".
К примеру, в районе Хайнрихсвальде немецкий патруль убил несколько гусар и расстрелял ротмистра, за что русские войска подожгли вокзал и два хозяйства возле Британиен.
Однако случалось, что подозрения были излишними. Например, когда в деревню Сантопен вошли части 1-й кавалерийской дивизии, немцы открыли артиллерийский огонь. Один полковник встревожился его предельной точностью и спросил у нескольких стоящих рядом с церковью немцев, есть ли на колокольне германские наблюдатели.
Клятвенным заверениям, что там никого нет, полковник не поверил и послал полкового трубача это разведать. Тот стал подниматься, как вдруг в колокольне послышался выстрел. Все решили, что наверху кто-то обнаружен. Полковник впал в бешенство и приказал расстрелять совравших обывателей Сантопена, что было произведено в исполнение немедленно.
В это время спустился посланный рядовой и доложил, что там никого нет. Оказывается, он случайно нажал на спуск, когда поднимался наверх.
Более трагический случай произошел в деревне Абшванген. В ночь на 29 августа пробравшийся сюда немецкий отряд из Кенигсберга устроил засаду, закрыв выезд с площади возами с соломой, и обстрелял штабную машину кавалергардов (полк входил в состав 1-й гвардейской кавалерийской дивизии). В результате погиб корнет Голынский, несколько человек были ранены, но им удалось скрыться.
В ответ кавалергарды оцепили деревню и произвели массовый обыск. Всех, у кого нашли оружие, расстреляли, а их дома сожгли. В итоге расстреляны 65 человек в Абшвангене и 9 в соседних Алменхаузене и Ной-Вальдеке. Впоследствии в память о погибших были установлены специальные обелиски. Однако подобное поведение кавалергардов согласуется с приказом командующего 1-й армией генерала П.К. фон Ренненкампфа.
Кроме того, при вступлении в населенный пункт и остановки на ночлег, чтобы обеспечить себе безопасность, русские войска брали заложников. Эта мера применялась и в ответ на убийства.
Так, по воспоминаниям немки Бетти Клаус, в Хайнрихсвальде за расправу над солдатом (его преследовали на велосипедах и застрелили) ротмистр собрал на площади 100 жителей города и пригрозил их наказать, если не будет выдан убийца.
Пастор Мертенс через переводчика уговорил отпустить женщин и детей, но ротмистр стоял на своем и даже обещал повесить двух мужчин.
Кровопролития удалось избежать: один немец, учитель Грау, попытался взять на себя вину. Русский офицер, удивленный храбростью немца, отпустил его. Но все же 31 человека били кнутом.
"Русские солдаты, - отмечал Отто Хаген, - вели себя преимущественно дисциплинированно, после того как несколько мародеров в первые дни были приговорены главнокомандующим к расстрелу"...
Впоследствии в мемуарах начальник штаба 8-й немецкой армии генерал Э. Людендорф признал: "В августе и сентябре многие русские части вели себя при вторжении в Восточную Пруссию образцово. Винные погреба и склады охранялись. Ренненкампф поддерживал в Инстербурге строгую дисциплину".