РОССИЯ, КОТОРУЮ ОНИ ПОТЕРЯЛИ. ИЗ ИСТОРИИ ГОЛОДА И КАННИБАЛИЗМА ...
Н.И. Костомаров
Смутное время Московского государства в начале XVII столетия 1604-1613
"Настала тяжкая зима. Но это была только половина бедствия. Осенью посеяли рожь, на весну овес - и не взошли ни рожь, ни овес; и в следующий год был такой же неурожай; летописи не говорят - отчего. Тогда уже постигла Московское государство такая беда, какой, как говорили, не помнили ни деды, ни прадеды. Царь приказал отпереть свои житницы, продавать хлеб дешевле ходячей цены, а очень бедным раздавать деньги. Каждый день в Москве раздавали нищим по полуденьге человеку, а в праздники и воскресные дни по целой деньге. Для приходивших за царскою милостыней в нескольких местах близ стены Белого города выстроили переходы, и в них-то раздавалась милостыня: каждый день у царя выходило по 20000 фунтов стерлингов - говорит один англичанин**.
Но этого было недостаточно; хлеб и прочие припасы, при накопившемся многолюдстве, дорожали более и более; невозможно было всех прокормить такою милостынею; притом же в Московской земле, по замечанию современника***, все должностные лица были воры; они на этот раз раздавали царские деньги своей родне, приятелям и тем, которые с ними делились барышами; их сообщники приходили в лохмотьях, зауряд с нищими и голодными, и получали прежде всех и более всех царские деньги, а настоящие нищие - хромые, слепые, увечные - не могли дотолпиться; их прогоняли палками.
"Я видел сам, - говорит этот современник, "как дьяки, нарядившись в лохмотья, брали милостыню". Пекарям приказано было печь хлебы определенного веса и величины, а они, чтоб придать больше веса своим печеным хлебам, продавали их почти сырыми, и даже нарочно воды подливали; и за это некоторые были казнены смертью. Бедняки ели сено, солому, собак, кошек, мышей, всякую падаль, такую мерзость, что, как говорит летописец, и писать недостойно****. Много народу издыхало по улицам. Борис учредил стражу, чтобы подбирать и хоронить тела умирающих бесприютно от голода, и приказал из своей казны отпускать на мертвецов саваны. Эта стража то и дело разъезжала по Москве и увозила мертвецов в яму за городом. Случалось, таким образом, и живых, падавших от изнеможения, захватывали; случалось - везут полные сани трупов, а между ними слышатся стоны и жалобные моления, а те, что везут их, как будто не слышат, рассчитывая, что все равно придется же забирать их и увозить впоследствии, - и так без содрогания бросали еще дышавших людей в могилы.
Раздача милостыни продолжалась с месяц. Потом правительство рассудило, что раздача милостыни только обогащает плутов, накопляет голодный народ в столице; смертность усиливается, может явиться и зараза; притом подозрительный Борис боялся, чтоб народ, пришедши в крайнее ожесточение, не поднял бунта, а это было бы опасно в столице при таком многолюдстве. Запретили раздачу милостыни в столице. Это было именно в такую пору, когда весть о щедротах Бориса успела распространиться по отдаленным углам русского мира и со всех сторон шли народные толпы к Москве за пропитанием: на дороге постигла их весть, что уже более не раздают в Москве милостыни и не кормят голодных. Путники, лишенные средств, погибали по дорогам как мухи, а другие ели их трупы, и эту пищу у них отнимали стаи волков, которые бросались и на мертвых, и на живых.
Борис приказал посылать милостыню денежную в города, на месте покупать хлеб, где тогда можно было купить его, раздавать бедным деньги и хлеб. Все это не спасало от голодной смерти, а только доставляло возможность еще обогащаться холопам государевым. Целые селения вымирали с голоду. Один современник голландец, царский аптекарь, рассказывал, что ехал он зимою в свое имение и на дороге поднял замерзавшего мальчика, отогрел его в медвежьем меху и привез в ближайшую деревню. Мальчик, пришедши в чувство, едва ворочая языком, сказал: "Весь мой род вымер от голода; осталась мать моя и шла со мною ; невтерпеж ей стало, что я околеваю, и убежала она в лес, а меня покинула на снегу". Голландец оставил поднятого им ребенка в деревне, дал кое-что на его содержание и поехал далее за своим делом, обещавши воротиться и взять к себе сироту. Но когда он по этому обещанию воротился, то не нашел никого в деревне; все ее жители умерли от голода, и спасенный мальчик тоже*. По известию русских и иностранных современников, в одной Москве погибло 127 000 народу, погребенного в убогих домах: в это число не включались мертвецы, которых погребали у приходских церквей. Петрей рассказывает, как он видал, что на улице в Москве умирающая от голода женщина вырвала зубами у своего ребенка мясо из руки и пожирала в припадке бешенства...** Иногда муж загрызал и съедал свою жену; иногда жена съедала мужа ; вареная человечина продавалась в пирогах на московских рынках. Дорожному человеку опасно было заехать на постоялый двор; его могли там зарезать и съесть или кормить его мясом других проезжающих. " Я был свидетелем , - говорит Маржерет, - как четыре москвитянки, брошенные мужьями , зазвали к себе крестьянина , приехавшего с дровами, как будто для заплаты, зарезали его и спрятали в погреб про запас, сначала намереваясь съесть лошадь его, а потом уже и его самого. Злодеяние это тотчас же и открылось; тогда узнали, что эти женщины поступили таким образом уже с четвертым человеком".
Тем не менее современники свидетельствуют, что на Руси в то время не было совершенно недостатка хлеба. Не все области Московского государства были одинаково поражены голодом.
В Северской земле, особенно в окрестностях Курска, урожаи были хороши, и куряне приписывали это счастливое исключение заступничеству своей чудотворной иконы Божией Матери. Когда в Москве цена четверти ржи доходила до трех рублей, в Курске она продавалась по одному рублю. Но провоз оттуда был чрезвычайно затруднителен. У многих помещиков около Владимира по Клязьме и в разных уездах украинных городов сохранялись полные одонья немолоченного хлеба прошлых годов. Но мало было готовых приносить общему делу на пользу свои частные выгоды; напротив, старались извлечь себе корысть из общего бедствия. Нередко зажиточный человек выгонял на голодную смерть рабов, рабынь, даже близких сродников, а сам продавал свои запасы дорогою ценою. Иной мужик-скряга боялся везти свое зерно на продажу, чтоб у него не отняли на дороге голодные, и зарывал его в землю; там оно и сгнивало у него без пользы; другому удавалось продать и взять огромные барыши, но потом он трясся над деньгами от страха, каждую минуту боялся, чтоб на него не напали; были такие, что от страха за свои сокровища, так быстро нажитые продажею хлеба, сходили с ума, вешались или топились*. Московские торговцы с начала дороговизны покупали множество хлеба и держали его под замками в своих лабазах, рассчитывая продать его тогда, когда цены поднимутся донельзя. Борис стал преследовать тех, у кого был спрятан хлеб. Холопы делали доносы на господ: царь посылал поверять истину доносов и найденный хлеб раздавать бедным, выплачивая хозяевам по умеренным ценам. Но посланные стакивались с хлебопродавцами, иногда скрывали найденный хлеб, иногда же хлебопродавцы отдавали на продажу по установленной от царя цене гнилой хлеб или же царские чиновники принимали от них меньше, чем писали. Так же точно и посылаемые в города для поверки немолоченного хлеба брали с владельцев посулы и укрывали их. Таким образом, все старание Бориса к удешевлению хлебных цен послужило только к беззаконному обогащению его чиновников. Впрочем, найденный в далеких провинциях хлеб трудно было возить; голод разогнал ямщиков; невозможно было отыскать подвод.
Борис, однако, хотел, чтоб его царство если было в печальном положении, то по крайней мере казалось бы в счастливом. Уже по окончании голода приезжали в Москву иноземные послы; Борис думал утаивать от них бедствие: ему было стыдно, что его царствование несчастно; ему хотелось, чтобы иноземцы распространяли вести, что народ под его державою благоденствует. Велено было всем наряжаться в одежды бархатные и камчатные, непременно цветные; запрещено было беднякам в отрепьях являться на дороге. Бедные дворяне, выстроенные для встречи послов, должны были тратить свое состояние, чтоб закрыть своим фальшивым блеском горе, постигшее Московскую землю. На тех, которые скупились разориться для царской воли, доносили доносчики (обыкновенно их же слуги), и царь за то лишал их поместьев и жалованья. Когда послов поместили в Москве, то наблюдали, чтобы никто из живущих в России иноземцев не разговаривал с посольскою свитою; смертная казнь обещана была тому, кто станет рассказывать приезжему иноземцу о бедствии, тогда уже проходившем. С этою целью в самый разгул голода Борис не дозволял выписывать хлеб из-за границы, а между тем такой ввоз впору мог значительно понизить цены и спасти многих от голодной смерти*. Борис дозволил, однако, ввоз уже по окончании сильного неурожая, чтобы понизить цены. Но урожаи последующих лет не скоро могли понизить цены на хлеб до прежней дешевизны. При огромной смертности людей и скота много полей оставалось и после незасеянными. Еще в марте 1604 года на востоке Московского государства, в Нижегородской земле, платили за четверть ржи целый рубль, тогда как скот пал в цене до того, что езжалую лошадь продавали по 40 алтын (1 р. 7 1/2 алт.), а корову за 36 алт. 2 д. (1 руб. 3 алт!**). Дороговизна поддерживалась до осени 1605 года.
Голодное время сделало свое: кроме погибели множества народа, оно утвердило в московском народе тяжелую мысль, что царствование Бориса не благословляется Небом, потому что достигнуто и поддерживается беззакониями. Как он там ни старался показываться народу щедрым, сострадательным, милосердым, - все это принималось за лицемерство; все дурное, напротив, что происходило на Руси, - все ставили в вину царю. Укоренилось мнение, что род Борисов после него, если сядет на престоле, не принесет Русской земле благословения Божия. Желательно становилось, чтоб детям Бориса не пришлось царствовать, чтоб нашелся такой, который пред Борисом имел бы более прав. Таким был единственно Димитрий. Мысль о том, что он жив и явится отнимать у Бориса престол, была отрадна и потому принималась, так как везде и всегда в несчастиях охотно верится в возможность того, что желается. Суровые преследования со стороны Бориса распространяли и поддерживали эту страшную для него мысль.
Если старожилы не помнили на Руси такого страшного голода, то не помнили и такого бродяжничества, как в эти времена. Господа выгоняли слуг своих, когда чересчур дорого стоило их прокормить, а потом, как хлебные цены спадали, хотели возвратить их себе ; но бывшие холопы, если не успевали пропасть от голода, жили у других или приобрели вкус скитаться - и не хотели ворочаться. Умножились тяжбы, преследования; отыскиваемые беглецы собирались в шайки. К этим бродягам приставало множество холопов, принадлежавших опальным боярам. Борис запрещал их принимать в холопство; а это было так же тяжело для них, как запрещение перехода для крестьян ; тяготясь холопскою участью у одного господина, редкий холоп желал выйти совсем из холопского звания; все почти для того и бегали, чтоб поступить в другое место. Этих опальных холопов собрались тогда тысячи; лишенные права шататься из двора во двор, они приставали к разбойничьим шайкам, которые повсюду составлялись в разном числе. Большей части холопов нечем было кормиться иначе; исключение составляли только те, которые знали какое-нибудь ремесло*.
Было тогда множество беглых из дворцовых, монастырских, черных сел, также из посадов; они разбегались во время голода, а потом, когда их требовали на прежние места, им тяжело показалось тянуть тягло, особенно после того, как множество народа перемерло, а на оставшихся валились большие налоги, прежде отбываемые большим числом тягот; и они бегали, жалуясь на поборы, на неправды приказчиков и старост, на насилия сторонних людей. Одни убегали в Сибирь, другие на Дон, третьи в Запорожье; многие селились на украинных степях и там уклонялись от государственных повинностей. Счастливое исключение Северской Украины во время голода было причиною чрезвычайного накопления народа в этом крае. Правительство стало принимать меры к возвращению беглецов, а они, с своей стороны, готовы были отбиваться. Все это беглое население, естественно, было недовольно тогдашним Московским государством; все оно с радостью готово было броситься к тому, кто поднимет его на Бориса, кто пообещает ему льготы. Тут не было никаких стремлений к какому бы то ни было иному государственному и общественному строю; громада недовольных легко пристает к новому лицу, надеясь, что при новом будет лучше, чем при старом.
http://dugward.ru/library/kostomarov/kostomarov_smutnoe_vremya1.html
p.s.
В книге Александра Бушкова «Тайны смутного времени», касаемо описанного выше голода сказано:
«Весна и лето следующего, 1603 г. выдались довольно благоприятными, но подстерегала другая беда - не было семян из-за недородов двух предшествующих лет…
И начался голод. Цены на хлеб мгновенно взлетели в 25 раз - на этот счет есть совершенно точные воспоминания «служилых иноземцев» Жака Маржерета и Конрада Буссова. Оба владели в России поместьями, занимались хлеботорговлей и проблему знали не понаслышке.
В пищу шло все - кошки и собаки, мякина и сено, навоз, трава и коренья, даже мыши, собственный кал (!!!) и солома. Впервые на Руси люди стали есть людей. И не только трупы… Еще один иностранец, служивший на Москве, Петр Петрей, рассказывает, что он видел в Москве, как умиравшая от голода женщина грызла своего ребенка. В столице продавались пироги с человечиной. Легко можно представить, что творилось в провинции...»
Читать полностью:
http://readr.ru/aleksandr-bushkov-tayni-smutnogo-vremeni.html?page=3
Сразу бросилась в глаза слова автора: «Впервые на Руси люди стали есть людей». Могу с уверенностью сказать, что автор ошибается.
Новгородская летопись:
В лето 6738 [1230]:
"инии простая чадь резаху люди живыя и ядяху, а иныи мертвое трупие обрезывающе, ядяху; а друзии конину и псину и кошьки"
http://krotov.info/acts/12/pvl/novg24.htm
Здесь этот же голод, но подробнее:
"Под 1230 годом летописец говорит о голоде, свирепствовавшем во всей России, кроме Киева: в половине сентября мороз побил весь хлеб в Новгородской области, и отсюда началось горе большое, говорит летописец: начали покупать хлеб по 8 кун, кадь ржи - по 20 гривен, пшеницы - по 40 гривен, пшена - по 50, овса - по 13; разошелся весь город наш и вся волость, и наполнились чужие города и страны братьями нашими и сестрами; оставшиеся начали мереть: трупы лежали по улицам, младенцев грызли псы; ели мох, сосну, кору липовую, лист разный; некоторые из черни резали живых людей и ели, другие обрезывали мясо с трупов, иные ели лошадей, собак, кошек; преступников казнили, вешали, жгли, но встало другое зло: начали зажигать домы людей добрых, у которых чуяли рожь, и грабили имение их; между родными не было жалости, сосед соседу не хотел отломить куска хлеба; отцы и матери отдавали детей своих из хлеба в рабство купцам иноземным; по улицам скорбь при виде трупов, лежащих без погребения, дома тоска при виде детей, плачущих по хлебе или умирающих с голоду; цены возвысились, наконец, до того, что четвертую часть кади ржи начали покупать по гривне серебра. Архиепископ Спиридон поставил скудельницу и приставил человека доброго и смиренного, именем Станил, возить в нее мертвецов на лошади со всего города; Станил возил целый день беспрестанно и навозил 3030 трупов; скудельница наполнилась, поставили еще другую и наклали 3500 трупов."
C. М. Соловьев "История России с древнейших времен" Том 4
Еще один пример:
"В лето 6930 (1422 г.)... бысть глад велик по 3 годы: и преже в Новгороде и по всем их волостем, и на Москве и по всей Московской и по всей Тверской Земле».
Эти бедствия в Софийской 1 летописи описаны с еще большей
выразительностью: « Глад бысть силен по всей Земли Русской, на Москве..., на Костроме..., в Новгороде Нижнем... и мор бысть, с голоду всякую мертвечину ели...». С особенной скорбью этот голод описан в Никоновской летописи: «... глад бысть велик по всей Земле Русской... и мнози людие помроша з голоду, а инии из Русии в Литву изыдоша, а инии на путях с гладу и з студена помроша, инии же и мертвыа скоты ядаху, и кони, и пси, и кошки, и кроты, и люди людей ядоша...».
Голод достиг апогея зимой 1422/23 г. «... на ту же зиму поча быти глад велик , и бысть три лета, люди людей еши, и собачину ели по всей Русской Земле; и на Москве оковъ (кадь) жита по рублю, а на Костроме по два рубля». В. Н. Лешков, отлично разбиравшийся в ценах и деньгах древности, указывает, что во время этого голода, длившегося три года, в Москве за оков ржи платили 1 рубль и 1 1/2 рубля, на Костроме - 2, а в Нижнем Новгороде - даже 6 рублей. В Пскове за зобницу ржи платили 70 ногат, жита - 50, овса - 30 ногат, а за полтрети зобницы ржи - полтину. Уместно напомнить, что просо, очень распространенная культура на Руси еще в X в., в XV столетии уже почти сходит на нет, а рожь - неизменно главный хлеб Руси-России (кстати, ее так и называли - хлеб), и летописцы, ужасаясь дороговизне зерна в голодные годы, указывают именно цену ржи. В ту зиму была необычайно высокая смертность среди бедняков, трупами которых в одном Пскове наполнили 4 скудельницы, а в Новгороде - «три скудельницы мертвых наметаша». Во всех летописях отмечается, что от людоедства и оттого, что ели всякую мертвечину, на Руси началась эпидемия. Вероятно, это была массовая желудочно-кишечная интоксикация, что в совокупности с голодом уносило десятки тысяч жизней.
Зима 1423 г. была суровой, морозной, снежной, на северо-западе - очень суровой. Погибли все озимые культуры. Весна была неустойчивой, маловодной, лето - засушливым. «В лето 6931 бысть меженина (засуха) в Новгороде Нижнем». Засуха распространилась на все Верхнее, Среднее и Нижнее Поволжье. Видимо, сильная засуха охватила весь юго-восток Европейской России. Неурожай на Руси был повсеместный, голод чрезвычайный. Осень на северо-западе Руси была суровой, холодной. Балтийское море замерзло. «В лето 6931 г. (1423 г.) глад бысть силен в Русской Земли; з голоду умроша, по путем лежаще», - повествует Воскресенская летопись. «...в Ростовской же области люди ядуще, не могуще глад терпети, мнози же мертвыя мяса едоша, и конину, и псину, и кошки ядоща...». Голод был следствием неурожая всех последних пяти лет (1419-1423 гг.), но в последние три года неурожаи были повсеместными, а в 1423 г. - от жестокой засухи".
Источник - С. И. Бараш "История неурожаев и погоды в Европе. (Выдержки)"
p.p.s.
Проведенный экскурс в историю каннибализма в России наглядно показывает, что в условиях голода это явление не было чем-то исключительным (как не ужасно это звучит)...