У ВОЙНЫ НЕ ЖЕНСКОЕ ЛИЦО. ЧАСТЬ 8. В РАЗВЕДКЕ, КОНТРРАЗВЕДКЕ, ВОЙСКАХ НКВД. ЗОЯ АЛЕКСАНДРОВА

Apr 22, 2013 00:07



Разведчица Александрова (Савельева) Зоя Никифоровна

Начало этой истории читать здесь:

http://skaramanga-1972.livejournal.com/113129.html

"Однажды днем приходит посыльный на передовую и говорит мне, что меня вызывают на командный пункт. Пришла, спрашиваю ординарцев кто меня вызывал, говорят: «Иди пока отдохни». Посидела в машине с кунгом опять спрашиваю кто же меня вызывал. Отвечает Кириченко: «А мы пожаловались командиру полка, что старшина Калинин сам не ходит, а тебя каждый день „гоняет“ на передовую». Я вышла из машины, походила между ними, накинула санитарную сумку на плечо и пошла обратно. Шла и думала:

«Как же там без меня, может уже кто ранен и некому оказать помощь».

- Что было в санитарных сумках?

- Все было, в медикаментах никаких не нуждались. В первую очередь вата, бинты.

По дороге шли автоматчики с комвзвода. Эта местность оказалась в зоне обстрела противником минометным огнем. Молодые ребята побежали к лесу. А я вспомнила разговор с пехотинцем, который не хотел укрываться в окопе потому, что снаряд попал в дерево, разорвался и осколками убило его товарища в окопе, поэтому никуда не побежала, а продолжала идти вперед. Комвзвода их постыдил, показывая на меня, и они один за другим вернулись и дружно зашагали по дороге к передовой. Этот случай разнесли по полку. А что тут такого!? Просто я поняла, что под деревьями не прячутся, лучше прямо на дороге плюхнуться и лежать.
Приезжал корреспондент, фотографировал у подбитого танка, расспрашивал, а мне все представлялось таким обычным и будничным, что не знала о чем говорить...

* * *

Место на танке у каждого разведчика было свое. Мое - по ходу танка третье слева. Первый - Храмов, второй - Волков, третья - я, четвертый - Грошев и др. С командованием встречались редко. Уходили в тыл врага с целью разведать целостность мостов, их охрану, минирование, расположение частей противника, огневых точек, а также отвлекать силы противника на себя. Пленных не брали... Только вернемся с задания - получаем новое. С едой перешли на полное самообслуживание. Спасибо полякам: встречали хорошо, кормили, поили и снабжали куревом. Спали по большей части на танке, на ходу. Изредка ночевали в польских домах, но не раздеваясь и не разуваясь.

Бывали случаи, когда в одной деревне коротали ночь и мы и немцы...

Как-то шли на танках очень медленно и осторожно: знали - кругом противник. Подъезжаем к поселку, и вдруг из переулка выскакивает парень - пальто нараспашку, без шапки - и кричит, показывая на двухэтажный дом: «Там фашисты!» Он отказался взобраться на танк и убежал. Разведчики посоветовались с танкистами и решили обстрелять неприятельское логово. Мы залегли в снегу перед танками. Залп, другой. Из дома посыпались немцы, большинство раздетые, а мы строчили из автоматов. Бархоткин прыгнул на башню танка и кричал: «Бей гадов!» Один разведчик был тяжело ранен. Пришлось один танк отправлять назад. Парня положили на трансмиссию, а по бокам с автоматами легли на животы А. Андреев и я (это он позвал меня). Танк мчался с предельной скоростью. Было очень жутко, казалось, что мы слились с броней и все же не покидало ощущение страшного одиночества - ведь мы мчались по земле, занятой противником. Оставили парня в деревне, где утром было оставлено несколько танкистов и автоматчиков. Потом туда снова пришли немцы. Больше об этих ребятах мы ничего не слыхали...


Местечко Мнишек на р. Радомка. Немецкая авиация сильно мешала продвижению бригады, но серьезных потерь не было. Мы с Андреем Чупиным после одного из воздушных налетов отстали от прикрепленных танков. Потом спохватились и во время очередного налета не бежали в тыл, а начали прыгать с одного танка на другой, покуда не увидели свой танк, который уже заползал на мост. Но догнать не успели - танк ускорил движение, а мы вспрыгнули на следующий. Едва первый танк подошел к противоположному берегу, как был подбит. Нас с Чупиным взрывной волной сбросило со второго танка. Вскочили, забежали за строения - и тут рядом разорвался еще один снаряд. Андрей говорит: «Ну, Зоя, мы сегодня от двух смертей спаслись!» Нашли своих ребят, а Чупин зачем-то пошел с одним из приятелей назад по дороге. Потом смотрю - кто-то машет мне рукой: сюда, мол, сюда! Подбежала - Андрей лежит с развороченным боком, а губы шепчут: «Какой же я дурак... Знаю, отчего умираю».

Он положил в карман две «лимонки» и забыл об этом. Потом полез за чем-то в карман и случайно выдернул чеку.

Брод через эту реку нашел М. Орлов с помощью 2-х мальчиков-поляков, с которыми он встретился в Польше: с одним через 15 лет, а с другим через 30.

Однажды перед г. Томашув на р. Пилице ночью заскочили в одно польское село. Там была немецкая комендатура. Разведчики сходу окружили дом, перестреляли часовых и самого коменданта.

Следующей ночью пришли в другое польское село за г. Томашув, решили в разведку отправить часть ребят, остальные подыскивали жилье. Нас позвала к себе ночевать бедная семья. Поляки были приветливы и радушны, а вот накормить нас было нечем. (Пред этим зашли по дороге в магазин, а там все пусто. В одном месте банка стоит, прихватили ее. Потом на танк вскочили и двинулись дальше через поле. Ветер, вьюга, холод. В селе остановились, а есть-то хочется, решили банку открыть. Дали мне на пробу. Это было жидкое мыло. Так и проспали голодными до утра.) Вернулись с задания расстроенные разведчики - задание выполнили, но был тяжело ранен Петя Хохлов, скромный, хороший парень. Его положили на танк и увезли. В часть он вернулся после излечения уже в конце войны.
Наутро старушка-полячка рассказала нам, как найти дом старосты. Пошли втроем. Заглянули в окно указанного дома, а там за столом сидят два немца и завтракают. Ребята разозлились, вошли в дом, схватили их, одного убили тут же, во дворе, - другой попытался удрать, но его догнал Сашка-мотоциклист и прикончил. Когда такое бывало на моих глазах, я очень тяжело это переносила, становилась мрачной и не могла уже по-приятельски относиться к бойцам, проявлявшим такую жестокость...

А ребята, как ни в чем ни бывало, потребовали у старосты еду и выпивку. Староста выставил маловато, не то что немцам. Ребята пригрозили ему, и скоро стол «ломился от явств»...

В другой раз ночью пошли в тыл врага на 10-ти танках с начальником разведки Мельниковым. Где-то в лесу от лесника узнали, что впереди дорога заминирована. Пока связывались по рации с бригадой, я прикорнула на трансмиссии. Слышу кто-то бежит и у каждого танка зовет: «Зоя, Зоя! Капитан зовет». Как трудно расставаться с теплым местечком, но куда денешься - служба. А капитан просто решил похвалиться перед поляками, что у него в разведке служит девчонка. А в это время на трансмиссии последнего танка был убит танкист спокойно ехавшим на подводе немцем и не предполагавшим встретить у себя в тылу русских. Перед поляками и незнакомыми я старалась быть незамеченной - одевалась под мальчишку и старалась не говорить.

Получили задание отвезти на мотоцикле взрывчатку в соседнюю бригаду. И надо же такому случиться - забарахлил мотор. Мы еле-еле ползем, а нас уже настигает артиллерия. Дорога узкая, мы прижались к обочине. Догнал нас один "герой "-водитель, сначала долго матерился, а потом так вывернул руль, что пушка вильнула и отбросила наш мотоцикл к дереву. Меня пришибло и подбросило в воздух и, сделав сальто через голову назад, я полетела куда-то вниз, но уже без сознания. Очнулась - лежу в снегу, куда ни глянь - везде бело. Вскочила и... рухнула, левая нога не действовала. Ребята скатились вниз, подняли меня на руки, втащили наверх и усадили в коляску мотоцикла, прямо на толовые шашки. Что было потом, не помню.

На следующий день мы пересели на бронетранспортер, который на крутом повороте к деревне перевернулся, накрыв меня. Я снова отключилась, а когда пришла в себя, «услышала» гробовую тишину. Из-под транспортера я видела сапоги бойцов, стоявших траурным полукругом. Я тихонько запищала: «Вытащите меня!» Ребята загомонили, машину поставили на ход, а может просто выволокли меня и понесли в ближайший дом. Я снова потеряла сознание и очнулась от льющейся на лицо холодной воды. В доме было полно женщин, эвакуированных из Варшавы, и не ожидавших, что среди разведчиков может быть девчонка вроде меня. Как они удивлялись, хватались за голову и раскачивались, горестно восклицая: «Кобета! Кобета!», что по-польски означает «женщина»...

Ночью перед нами поставили задачу прорваться через передовую и углубиться в гитлеровские тылы, чтобы отвлечь на себя часть сил противника.

Я еще плохо хожу, но ребята очень хотели взять меня с собой. (Они говорили: «Такое интересное задание - рейд по тылам врага! Мы тебя посадим на трансмиссию и мы тебя будем сопровождать.» А я только ползать могла, а не ходить.) В полночь проскочили передовую. Местные жители сообщили нам, что в ближайшем от линии фронта городке Грец немцы спешно готовятся к эвакуации. Два поляка вызвались быть проводниками. Не доехав до городка примерно 0,5 километра, остановились. Наш танк пошел вперед разведать обстановку. Подрулили к высокой стене, и вдруг - выстрел по танку из «фауст-патрона». Бойцы спрыгнули с брони и - в рассыпную. Еще один «фауст-патрон». Я спрыгнула на больную ногу и, как подкошенная, упала на снег. Витя Грошев истошно и беспрерывно орал «Зо-я!». Но залпов почему-то больше не последовало. А у меня с испугу, что сейчас, вот сию минуту, меня возьмут в плен, кажется, зашевелились волосы на голове. В панике я позабыла, что экипаж остался в танке и, возможно, люди еще живы. Смотрю, через нижний люк выкарабкиваются танкисты. Я вскочила, и, что называется, со страху пошла моя нога. Мы выбрались из западни кюветом, оставив у стены стрелка-радиста Николаева и одного поляка-проводника...

После войны я жила с мужем в Германии, прилично разговаривала по-немецки и тогда поняла, почему немцы не стреляли по убегающим разведчикам. Спасло мое имя: «зо» - «так» по-немецки, а «я» - «да». Это по-видимому и смутило немцев, поэтому тогда мы и остались целы. Потом попали в окружение, потеряли 2-х разведчикв Н. Иванова и И. Соколова; Юров был тяжело ранен в шею, а Андреев А. - легко в ногу.

- Потери были большие в разведке?

- Я бы не сказала. Сразу после того как наш танк подбили мы попали в окружение, вот там погибли Николаев, Соколов, третий был тяжело ранен в шею. А самый главный Анатолий был ранен в ногу. Его притащили и положили рядом с костелом. Тут самолеты налетели, мы сразу разбегаемся. Возвращаемся смотрим, он уже без головы. А у Соколова не могли понять - все цело, а он бредит, говорит не по-русски (он был из малой национальности). Ему в висок попал крошечный осколок и все. Крови не было видно. Выходили из окружения пешком...

Однажды в Польше разведвзвод совместно с автоматчиками танкового батальона ворвались ночью в село, кажется, Пшедбуж, буквально ошеломив противника, беспечно почивавшего в тёплых домах, немцы метались в поисках спасения прямо в нижнем белье (вот ведь какая роскошь, а мы, если выдавалась минутка, отдыхали в полном обмундировании и даже в сапогах), часть из них скрылась за околицей. Комендатура, находящаяся в селе, была полностью разгромлена.

Утром по рации получили приказ двигаться на Томашув - Мазовецкий. Мост на реке отсутствовал. Четверо разведчиков, по чьей-то инициативе, не помню, только не по моей, подняли мотоцикл с коляской на руки и перебросили через полынью, при этом мы все зачерпнули полные сапоги ледяной воды, сели в мотоцикл и понеслись по льду на другую сторону реки. А танкисты, уточнив у местных жителей, где бывает летом переправа, приняли решение: задраили все люки, стволы пушек подняли вверх и пошли через реку, ломая лёд, а когда глубина понизилась, танки прошли этот участок под водой, вышли на другой берег и двинулись в направлении Томашува.

На другом берегу мы поняли, что без танков, да при том в хлюпающих сапогах, двигаться дальше невозможно, не представляя, где находится противник. Поэтому прислушались и уловили петушиное пение где-то неподалёку, значит, там жильё. Вскоре подъехали к деревне, тишина, в домах ни немцев нет, ни хозяев, но над каждой хатой из труб вьётся дым - значит, топятся печки. В одной из хат разулись, сняли мокрые носки и портянки (бельё у нас всегда было чистое, т.к. у немцев в баулах этого добра хватало, а другого мы ничего не брали -у нас не было даже рюкзаков) и развесили вокруг печки-голландки. Потихоньку вошла хозяйка, тревожно оглядывая нас. Видит, что мы доброжелательный народ, быстро освоилась и стала шуровать в печке кочергой, чтоб ярче горел огонь и быстрее просушились наши носки. Нам очень хотелось есть, но, непонятно почему, напала такая скромность, что не попросили, а только поблагодарили за оказанную услугу и отбыли догонять своих. По дороге мотоцикл сломался, мы бросили его и сели на попутный бронетранспортёр. В Томашуве враг слабо огрызался, поэтому танки нашей бригады сходу прочесали его, а мы догнали их уже в поле. Была ночь, началась пурга, колючий снег хлестал по лицу, выбивая слезы. Пересели на свой танк, меня, голодную, дрожащую и трясущуюся от холода, ребята посадили на тёплую трансмиссию. Вот благодать, моё-то постоянное место было на холодной броне у башни слева по ходу танка.

Все ближе к Одеру. Пошли в разведку на десяти танках. Прочесали деревню, лес, кладбище, небольшое поле. Перед нами - односторонний ряд домов на окраине большой деревни. Небольшой группой, пешком подобрались поближе. В домах - ни души. Те, кто не успел убежать, попрятались в погребах. Неподалеку, в поле, стояла немецкая самоходка, которая открыла по нам огонь. Я побежала взглянуть на нее и наткнулась на убитого Ф. Авдошина. Бегом вернулась, привела ребят, которые быстро захоронили его.

Внезапно налетела авиация и загнала нас в полуподвальное помещение большого сарая. Уселись на корточки вдоль стены. Автоматы на коленях. И - как это ни удивительно - мгновенно заснули. Проснулись от тревожного шепота Вити Грошева: «Ребята! Немцы!»

Открыв глаза, я увидела, что все сидели в тех же позах, никто даже не накренился. Яркий не дневной свет освещал наши фигурки. Сколько мы проспали - не знаю. Была уже ночь. Вскочили и к выходу, свернув налево. За сараем что-то полыхало, отбрасывая яркие отблески. А справа сарая цепочкой шли немцы. Через переулок вышли к горящему дому. Немцы по-видимому посчитали нашу цепочку за своих т. к. ребята были одеты хотя и в разную, но в немецкую одежду, и только я ходила в своей неизменной плащпалатке. С правой стороны горящего дома мы резко поворачивали направо и уходили в темноту, где уже мчались, как угорелые, в сторону кладбища, а там нас уже почти оплакали, но все же ждали оставшиеся разведчики вместе с Александровым, так как искать нас в деревне ночью было все равно, что иголку в сене.

Потом эту деревню брали офицеры-штрафники...

- Почему Вы решили, что именно штрафники?

- Я видела своими глазами, как у кладбищенской стены, лежали в разных позах люди в офицерских погонах. Мне ребята сказали, что это штрафники.

Помню переход через Одер, ещё не сбросившему лёд, узкую полоску земли Кюстринского плацдарма, где мы обосновались, но пищу нам никто не доставлял с большой земли, жили на подножном корму, пока плацдарм не расширили. Вот как вспоминает разведчик Иван Маслоид о не боевом задании в первые дни на плацдарме в своём письме от 11.04.76 г.:"3наешь, Зоя, мне вспомнилось, как мы пошли на задание, где ты была старшей (это было под Франкфуртом-на-Одере). Была весна, грязь, у меня были чирьи на «сидячем» месте, мы шли вдоль переднего края на связь с одной частью для уточнения данных о противнике, а я не мог тогда идти быстро, всё время отставал, но тебе признаться не мог, а ты меня ругала, чтоб я не отставал".

Воинскую часть мы нашли, получили нужные сведения и спокойно возвращались восвояси. Шли не торопясь, и, пожалуй, беспечно. Передний-то край оказался «прозрачным» и мы по дороге туда, а это много километров, не встретили ни души. И вдруг на одной лесной поляне, где ещё держался снег, столкнулись нос к носу с немцами. И, что удивительно, мы мгновенно, не говоря друг другу ни слова, как бы «разобрали» противника и каждый из нас взял на прицел «своего» Они тоже увидели нас, но мы ,оказались проворнее. Я пальнула из «ТТ», немец упал, но выстрелил и промахнулся. Вторая моя пуля попала ему в лоб чуть выше левой брови, фриц повалился на снег, струйка крови фонтанчиком била из раны, он «таял» на глазах. Боже, я убила человека!.. Внутренне я сжалась, чтобы не показать ребятам, как мне тяжело. Одно дело, когда стреляешь со всеми вместе и не знаешь, от чьей пули падает человек. Но один на один, глаза в глаза... До сих пор я вспоминаю этот случай и вижу как наяву каждое мгновение и... переживаю. Дошли мы до своей части, но так и не увидели окопчиков переднего края.

- Сколько было немцев?

- Группа - и их и нас. Их всех уложили. У нас же не было приказа брать в плен. Если не мы убили, то нас убьют. Война.

- А чем объясняется, что вы были быстрее?

- Реакция. Мы привыкли по тылам ходить. Мы шли, шутили, но при встрече с противником мгновенно сконцентрировались.

В г. Шрим несколько наших разведчиков попали в окружение. Когда мы прибыли на мотоцикле их выручать, они уже сумели самостоятельно выбраться, но один из них, Коля Максимов, был тяжело ранен в живот. По дороге в санчасть он умер. А немцы отошли за мост через речку. Мы, Саша-мотоциклист, Алеша Зинченко, Пуканов и я, еще очень хромая, на своем трехколесном «коне» рванули за ними в противоположную часть городка... На улицах - ни души. Промчались до самой окраины - немцев нигде нет. Возвращаемся обратно, и ничего не можем понять: улицы переполнены людьми, нас радостно встречают, приглашают в дома. Притормозили на небольшой площади неподалеку от моста. К нам подбежали поляки, и фотограф сделал несколько снимков, запечатлев первых освободителей. Опять слышали изумленные возгласы: «Кобета!», и один польский пан высыпал на меня - полный кулек конфет...

Фотографию получила уже будучи на Кюстринском плацдарме через коменданта г. Шрим.

Идем в разведку уточнить охраняется ли мост через реку. Было это днем. Танки обмотали белым материалом. Вошли в большую немецкую деревню. Продвигаемся с большой осторожностью. Вдруг из одного захудалого домишки выбегают девушки и бегут к нам навстречу. Это были наши девушки, угнанные в неволю. Радости их не было предела: они плакали, обнимали, целовали и очень тревожились, что мы уйдем обратно, а они-то останутся и как бы их тогда не угнали дальше в тыл к немцам, на худой конец останутся здесь батрачить, но как к ним будут относиться хозяева? А мы дошли до моста, там нас, нежданно, встретили таким пулеметным огнем, что посбивали весь камуфляж. Мы вернулись в деревню и по рации сообщили руководству обстановку. Нам приказали остаться в деревне.

Ночью пришли танки нашей бригады, а мы получили новое задание...

У нас новый начальник разведки С. Лобунец, парень что надо! На другой день разведчики в количестве 12-ти человек снова вернулись на плацдарм и разместились в домике на «юру»; он стоял в стороне от полуразрушенной улочки деревни и ближе к противнику, поэтому его никто не решился «освоить». Затопили котел в крытом дворе, ребята помылись, а когда очередь дошла до меня, фрицы открыли минометный обстрел. Мне было не страшно, но я боялась - убьют, придут ребята, а я раздетая, да еще, с черным бедром от основания и по колено. Помните меня пришибло к дереву на мотоцикле? Так вот я только здесь, на Кюстринском плацдарме, увидела как же меня тогда здорово укатало.

С «большой земли» нам приносили только спирт и куриво. Кто приносил - остаться с нами не решался, а мы не уговаривали. Еду доставали где придется. По соседству в дёр. Маншнов одна сторона улицы была наша, а другая нейтральная. Вот туда ребята приноровились ходить и приносить что-нибудь вкусненькое. Однажды Маслоид привел корову, а Саша Асульбаев, повар по специальности, готовил нам натуральные котлеты. Когда шли бои он был разведчик с автоматом, пистолетом и ножом наравне со всеми.

Почти каждый день кто-нибудь ходил за поручениями к комбату 3-го танкового батальона В. Павлову, расположенному рядом, но путь обстреливался вражескими автоматчиками, поэтому темп «пробежки» был как на 100-метровке. Как-то бегу запыхавшись, выскочила у танка Павлова, сопровождаемая сплошным треском автоматных очередей, цокот пуль которых оборвался на противоположной стороне брони танка. И тут один из танкистов вдруг начал изливать свои чувства ко мне. Пришлось дипломатично сказать, что война еще не кончилась, что неизвестно кто из нас останется в живых... В тот день это было второе признаний в любви. И это не сказка.

Много лет спустя при встречах я частенько слышала: «Зоя, а я ведь тебя любил». А бывший разведчик Маслоид сказал не мне, а товарищам: «Эту женщину любил и люблю до сих пор». А мне сказал, что ребята во взводе гутарили - кого из нас выберет Зоя после войны? Я выбрала Александрова.

Мужем моим стал командир взвода разведки. О нем нечего писать, поскольку он с нашим танком не ходил. Но его ребята очень любили, наверное, потому, что он работал в ремесленном училище. Интеллигентный. Умел находить всегда общий язык с ребятами.

Несколько человек, в том числе и я, были вызваны на Большую землю для получения наград. Пришли к переправе. Через Одер строился капитальный мост. Когда мы на лодке подходили к берегу Большой земли, налетела вражеская авиация. Господи! Что там было! Она почти без перерыва молотила переправу. Сколько же досталось саперам и строителям - уму непостижимо.

Выбежали на берег, а немецкие летчики строчат из пулеметов, спрятаться некуда. Шлепнулись на землю, но какой толк? Вскочили и... давай бог ноги.

За бои от Пулавского плацдарма до Кюстринского меня наградили орденами Славы III ст. и Красной Звезды.

Обратно поехали на бронетранспортере, но водитель Кох, не доехав до Одера, остановился и сказал: «Уже стреляют - я не поеду дальше.» Храмов стукнул кулаком по кабине: «Вези!» Но проехав еще немного - все повторилось. Ребята отматерили Коха как следует, но больше не стали с ним связываться - бесполезно, ведь у него во время боев обязательно что-то «ломалось»...

* * *

Над нами эшелонами, туда и сюда на разных высотах шла наша авиация. Зрелище было потрясающее.

Передний край встретил нас густой дымовой завесой... Противник, отступив, перенес шквальный огонь на свои прежние позиции. Мы соскочили с бронетранспортера и наткнулись на окоп, покрытый фанерой. Вот радость - крыша над головой! Над нами гремит и грохочет, а в окопе - благодать! Повар Саша угостил всех пирожками - он напек их заранее, предвидя, что в коротком затишье сделает нам необыкновенный сюрприз.

После короткой передышки двинулись вперед вдоль линии железной дороги. Дымовая завеса стала развеиваться, и сквозь летящие клубы дыма можно было разглядеть трассы автоматных очередей...

Хамаев и Екатеринчук, оставленные в резерве, удрали с КП и пешком пытались догнать нас, но нарвались на засаду и оба погибли.

Продвижение застопорилось. Бронетранспортер остановился у железнодорожного полотна. Мы быстро спрыгнули, а водитель, выходя из машины, был ранен в ногу. Храмов перебежками подбежал к машине, завел ее и отвел за сарай. Стали подтягиваться пехотинцы. Через дорогу перебегал пехотный капитан и вдруг рухнул, раненый снайпером. Я упала на живот и поползла к нему, кто-то из разведчиков последовал за мной. Приволокли раненого в домик, перевязали наскоро, потому что разведчики пошли вперед пешим ходом. Мы обогнули водокачку и увидели, что пушка нашего танка, командира Алексеева, уперлась в танк противника, а его пушка в наш. В общем расстреляли друг друга в упор. Наших танкистов в живых осталось двое. Я заглянула во вражеский танк через стекло, у которого стоял там внутри обгоревший труп. Раненых танкистов увез на мотоцикле наш разведчик Баранов...

Продвигаемся к Зееловским высотам с танками командира роты Киселева. Часто останавливаемся из-за обстрелов. Проезд под высокой железнодорожной насыпью завален и, наверное, заминирован... Киселев пускает машины на насыпь по отлогой диагонали. Они форсируют железнодорожное полотно и осторожно спускаются на другую сторону. Но после километрового марша наши танки останавливаются, встреченные плотным огнем противника. И тогда бойцы Храмов и Волков уговаривают комвзвода разрешить им поехать в разведку на одном танке. Прыгнули на броню и на большой скорости умчались в неизвестность... Вернулись довольно скоро. Храмов был ранен в бок, но его спас широкий немецкий ремень, который Храмов носил в качестве трофея. От боли разведчик сгибался пополам, но остался в строю.

Вылазка оказалась удачной, и теперь мы знали расположение огневых точек противника. Комвзвода проинформировал об этом комбата Спивака, а тот, в свою очередь, попросил по рации комбрига «прибавить огоньку» на... наш участок.
Вскоре над нами что-то зашуршало, зашипело, да так зловеще, что сердце сжималось. Заиграли «Катюши»... Это было шокирующее зрелище. К сожалению, один наш разведчик погиб. Меня контузило...Лупанули по нам. К этому месту и пехота подтягивалось. Сколько погибло… Сколько погибло ребят.

На фронте не признавали легкую контузию, поэтому бывали случаи, когда люди гибли не потому, что они боялись, а потому, что с нервами справиться невозможно. Меня определили в помощь хирургу на пункте первой помощи бригады. Размещался он на месте, откуда «играли» Катюши. Трудно передать мое состояние от звука этой «игры». На счастье, ребята вспомнили обо мне и забрали.

По дороге к Берлину попали под шрапнельный обстрел, и я чуть не поплатилась жизнью, пытаясь на ходу выпрыгнуть из кузова машины. Приехали поздно вечером. Вошли в помещение на окраине Берлина, где разместились на отдых разведчики. В большой комнате слышался храп и стоны спящих ребят. А вот за столом со свечой сидели Храмов, Волков, Гутник, Горошко и Александров. Когда они увидели меня, молча встали, потом, как по команде, их руки потянулись к заветным кармашкам и, вот диво, открыли коробочки и протянули мне: «Выбирай!». Я поняла, если откажусь - обижу. И взяла у каждого (кроме Александрова - он не брал трофеи) по одной вещице.

Утром пошли в город, где страшные изнуряющие бои шли на улицах Берлина. Встретили В. Грошева, который чудом уцелел. Он оказался в расположении противника и спрятался в подвале, в котором отсиживалось цивильное население. Целые сутки был он там и никто его не выдал!

В это время многие раненые еще ждали помощи и не чаяли вырваться живыми из этого побоища. Еще тогда я наслышалась от своих разведчиков о замечательном враче-хирурге нашего Медсанбата Ирине Федоровне Писаревой, чье ласковое слово помогало легче перенести боль и страдание при обработке раны и вселяло надежду на поправку. Я познакомилась с этой женщиной, обаятельной и доброжелательной, значительно позднее и тоже прониклась к ней уважением.

2-го мая 1945 г. для нас война кончилась. Радости не было конца. Но мы с горечью провожали глазами бесконечные потоки пленных шагающих по развалинам Берлина...

Так, в грохоте и огне, в радости побед и скорби потерь боевых друзей добрались мы до Берлина. Как я вынесла этот умопомрачительный, всесокрушающий марш-бросок, этот прощальный грохот и шквал огня, и сама не знаю. Однако твердо знаю, что с гордостью расписалась на стене поверженного Рейхстага...

Перед демобилизацией в конце июня 1945 г. меня пригласили на трофейный склад бригады, где предложили выбрать любые вещи по желанию. Это потому, что я не брала трофеи, о чем, вероятно, стало известно командованию. А золотые часики, подаренные ребятами, я отдала в ремонт через Коха, но он мне их не вернул".

(Продолжение следует...)

Начало читать здесь:

http://skaramanga-1972.livejournal.com/97044.html

ЧАСТЬ 8. В РАЗВЕДКЕ, КОНТРРАЗВЕДКЕ, ВОЙСКАХ НКВД

http://skaramanga-1972.livejournal.com/111933.html

ЛЕЙЛИ (ЛИЛЯ) ОЗОЛИНА

http://skaramanga-1972.livejournal.com/112284.html

МАРИЯ МЕЛЕНТЬЕВА

http://skaramanga-1972.livejournal.com/112548.html

НАТАЛЬЯ МАЛЫШЕВА

http://skaramanga-1972.livejournal.com/112893.html

ЗОЯ АЛЕКСАНДРОВА

http://skaramanga-1972.livejournal.com/113129.html

Фотогалерея, Разведчики, У войны не женское лицо

Previous post Next post
Up