ПАМЯТИ ГЕРМАНА ДИЖЕЧКО
Продолжаю публиковать кусками возможный будущий цикл а-ля "по волнам моей памяти". Еще один отрывок. Полностью посвящен другу. Текст ниже. Если кто-то не знает этого человека - Интернет в помощь.
PUNK IS DEAD?
(Герман Дижечко)
«Отличная уловка, так пули не свистят. Рекогносцировка, где-то рванул снаряд. И летят осколки, выбирая твердь. У соседней ёлки отдыхает смерть… Стоп!».
(Герман Дижечко, группа «Матросская тишина», «Рекогносцировка»)
2004-2005 гг.
Когда я познакомился с ним, он уже лишился кисти правой руки. По меткому выражению его друзей: «в боях с самим собой». Правда, это нисколько не мешало ему продолжать иногда играть на электрогитаре прямо протезом. Звучание выходило преотвратное, но зрелище было фантастическим. О панках либо честно, либо никак. Но попробуем скомпоновать мысли в удобные брикеты, хотя заранее знаю, что так не получится. Итак.
Герман, вертя в руках пластиковый стакан с портвейном: «Слушай, а ты понимаешь, что очень скоро вообще все будет из пластмассы?»
Я: «В смысле?»
Герман: «Ну так, вообще все, даже мысли».
Слегка надтреснутый, но уверенный голос и очки, за которыми два глаза-ежа, постоянно готовых выпустить в тебя лучи-колючки, рентгенообразным способом просвечивающие до костей. Тогда я подумал, что он опять полушутит-полуиздевается. Это он любил. «Все слабей импульсация вен, мы уже не ждем перемен. Пламени нет, остался дым, и никто не умрет молодым. И любви нет, и не любви тоже нет, мы закутались в клетчатый плед. Тёлки вернулись в срок и не зачем жать курок». Только услышав где-то году в 2009-м этот саундтрек Шнура ко второй части «Ассы», я понял суть сказанных тогда им слов. А затем сразу же они как-то незаметно, но верно стали сбываться…
Дело было в очередной реинкарнации знаменитого московского клуба «Бункер» на Тверской. Какой-то сборный концерт, на который меня пригласили. Все как обычно. Накурено, весело, драйвово. Смысла и единой линии в программе не было никакого, выступали совершенно разные группы. Но кураж зашкаливал. Почти все концерты тогда проходили именно так. Половина зала под кислотой, половина пьяна. Знакомый толкает в бок: «Сейчас Матросская Тишина будет и Герман с ними. Это нечто». Зал буквально взрывается, кто-то даже скандирует: «Гер-ман». Следующие минут 40 я слышу такой панк-роковый драйв, которого, наверное, никогда и нигде больше не слышал. Перемежающийся невозможной игрой (и на слух тоже) безрукого Германа на гитаре. Потом уже узнаю, что их выступление даже не было запланировано. Они просто приехали и все. Ноги сами несут меня за сцену, попутно понимаю, что здесь мне больше делать нечего, поскольку все самое важное уже произошло. Кто-то знакомит меня с Германом, представляя как «организатора концертов». Первая же его фраза: «А, так ты из этих». Слово «этих» произнесено так, что ясно понимаешь - имеется в виду «из этих чмошников». Но через секунду в лице что-то смягчается, сует мне свою «руку» для пожатия. Как идиот смотрю на его протез и не знаю, как его пожать. «Что ссышь? Мне так даже лучше». Безо всякого перехода быстро наклоняется ко мне: «Слушай, я тут с тёлой, понимаешь? Мне надо бы на ночь где-то осесть, такие дела. К тебе можно? Там и поговорим». Все вопросы звучат как утверждения. Мои «добрые» друзья, видимо, уже обо всем позаботились. Но я был, конечно, не против.
«Тёлой» оказалась очень милая и интеллигентная девушка лет 20, не помню ее имени. Сразу по приезду, естественно, никаких разговоров не состоялось, Герман уже был пьян и я тоже. По прибытию он торжественно, как король в свою собственную опочивальню, прошествовал с «тёлой» в комнату. Мы с моим другом и его девушкой, которые у меня тогда жили, остались на кухне пить чай. Буквально минут через десять: «Иди на хер, дура!», топот девичьих ног по коридору, рыдания. Сквозь рыдания, мне: «Провожать не надо, я сама». Я был вне какой-либо кондиции и не возражал. В голове пронеслось только: «Мда, вот уж действительно «школа жизни - это школа капитанов». Минут через 10-20 он соизволил выйти на кухню. Единственный раз я увидел у него тоскливый взгляд. «Б…дь, ну какая же я все-таки скотина». Я: «Слушай, ну может позвонить, вернуть?» Сразу, с размаху и без перехода: «Да поооошла она!»
Так и познакомились. Сразу же очень сблизились и проговорили до утра. Помню всю дорогу он что-то говорил нелицеприятное про «ёёёро» - так он называл «евро», с протяжным «ё» и грассирующим «р», интонационно снабжая это слово крайней степенью презрения. Утром он отменил все свои дела и пошли пить водку из горла прямо на ступенях ближайшего универмага. Тогда так можно было.
Могу твердо сказать: ориентировочно весь следующий год прошел прямо-таки под знаменем общения с Германом. Виделись не то чтобы часто, но часто было и не нужно.
Это был человек, для которого полутонов и условностей просто не существовало. Рядом с ним ты все время себя ощущал крайне неуютно, но в тоже время здорово. Как вяжущий вкус хурмы. Степень его крайности всегда была абсолютна. Это было даже в какой-то степени страшно, но совершенно честно. Поясню. Для него не существовало «образных выражений» и «словесных оборотов». Слава богу, такой сцены я никогда не видел. Но каждую секунду разговора с ним, ты понимал, что этот человек спокойно может на спор отрубить себе, например, палец. А потом замотать руку бинтом и спокойно продолжать вести с тобой диалог. Сказал - сделал, бьешь - бей, не собираешься бить - не говори, что собираешься. Все предельно просто и крайне честно. Это вносило свои коррективы. Буквально каждое сказанное слово приходилось тщательно взвешивать перед произнесением. Но именно это и было восхитительно. Благодаря ему, я навсегда понял, что такое «панк». И запомнил, что нюхать клей, пить портвейн и носить ирокез - бесконечно мало, чтобы им быть. Кстати, из трех перечисленных составляющих Герман дружил только с портвейном. С тех пор каждый раз, когда кто-то говорит про себя, что он «панкует» - на моем лице неизменно возникает легкая усмешка…
Через год-полтора произошло событие, в результате которого я чуть не оказался там, где сейчас Герман. Ну, или в другом месте, если их много. Но я был бы не здесь. Или был бы, но уже не совсем я. Выздоровев, я влюбился и последующее (правда, довольно кратковременное) время стал яростно налаживать быт счастливой семьи. Как-то само собой вышло, что с Германом я общаться перестал. Как сейчас помню последний разговор, когда я разливался мыслью по древу в обсуждениях достоинств семейной жизни. Он как всегда был краток. Ехидный быстрый взгляд и: «Ха, ну-ну. Вернешься - звони. Ёёёро не забывайте копить». Несмотря на явную ехидность совета, я ему последовал. И в плане «ёёёро» тоже.
Февраль, 2008 г.
«Ты в курсе, что Герман умер?» Звонок какого-то общего знакомого. Даже еще не осознав смысл сказанного, внутри обрывается кусок лавины, которая несется в пропасть. «Нет, как, где?» «У себя в Ростове. Темная и непонятная история»…
Ноябрь, 2013 г.
Единственный сон, который я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Каждую деталь. Он мне приснился. Как всегда, спокойно-ехидный, с пластиковой кистью в черной кожаной перчатке и очках. «Ну, и долго на жопе то будешь сидеть? Цигель-цигель айлюлю. Ты что, не понимаешь что ли? Ну, или иди сюда уж тогда, тут еще комфортнее». По какой-то причине я моментально вскипел: «Да пошел ты». Ехидно быстрый косой взгляд: «А вот это молодец! Научился все-таки».
Я понял все. Жизнь разделилась на «до» и «после». Правда, после пробуждения четко я так и не смог сформулировать, что же именно «все» я понял. Но однозначно все.
Забавно, но именно за неделю до этого закрыли тот самый старенький универмаг рядом с моим домом, на ступенях которого мы с ним пили водку. Теперь там цивилизованный и бесконечно пластмассовый «Перекресток».
Февраль, 2014 г.
Друже, я обязательно и с большим моим удовольствием как-нибудь хлебну с тобой небесно-космического портвешку. Но пока что я тут еще побалагурю. Буду делать это активно, обещаю. А ты все-таки засранец, как и я.
О панках либо честно, либо никак…
PUNK IS DEAD?
(Герман Дижечко)
«Отличная уловка, так пули не свистят. Рекогносцировка, где-то рванул снаряд. И летят осколки, выбирая твердь. У соседней ёлки отдыхает смерть… Стоп!».
(Герман Дижечко, группа «Матросская тишина», «Рекогносцировка»)
2004-2005 гг.
Когда я познакомился с ним, он уже лишился кисти правой руки. По меткому выражению его друзей: «в боях с самим собой». Правда, это нисколько не мешало ему продолжать иногда играть на электрогитаре прямо протезом. Звучание выходило преотвратное, но зрелище было фантастическим. О панках либо честно, либо никак. Но попробуем скомпоновать мысли в удобные брикеты, хотя заранее знаю, что так не получится. Итак.
Герман, вертя в руках пластиковый стакан с портвейном: «Слушай, а ты понимаешь, что очень скоро вообще все будет из пластмассы?»
Я: «В смысле?»
Герман: «Ну так, вообще все, даже мысли».
Слегка надтреснутый, но уверенный голос и очки, за которыми два глаза-ежа, постоянно готовых выпустить в тебя лучи-колючки, рентгенообразным способом просвечивающие до костей. Тогда я подумал, что он опять полушутит-полуиздевается. Это он любил. «Все слабей импульсация вен, мы уже не ждем перемен. Пламени нет, остался дым, и никто не умрет молодым. И любви нет, и не любви тоже нет, мы закутались в клетчатый плед. Тёлки вернулись в срок и не зачем жать курок». Только услышав где-то году в 2009-м этот саундтрек Шнура ко второй части «Ассы», я понял суть сказанных тогда им слов. А затем сразу же они как-то незаметно, но верно стали сбываться…
Дело было в очередной реинкарнации знаменитого московского клуба «Бункер» на Тверской. Какой-то сборный концерт, на который меня пригласили. Все как обычно. Накурено, весело, драйвово. Смысла и единой линии в программе не было никакого, выступали совершенно разные группы. Но кураж зашкаливал. Почти все концерты тогда проходили именно так. Половина зала под кислотой, половина пьяна. Знакомый толкает в бок: «Сейчас Матросская Тишина будет и Герман с ними. Это нечто». Зал буквально взрывается, кто-то даже скандирует: «Гер-ман». Следующие минут 40 я слышу такой панк-роковый драйв, которого, наверное, никогда и нигде больше не слышал. Перемежающийся невозможной игрой (и на слух тоже) безрукого Германа на гитаре. Потом уже узнаю, что их выступление даже не было запланировано. Они просто приехали и все. Ноги сами несут меня за сцену, попутно понимаю, что здесь мне больше делать нечего, поскольку все самое важное уже произошло. Кто-то знакомит меня с Германом, представляя как «организатора концертов». Первая же его фраза: «А, так ты из этих». Слово «этих» произнесено так, что ясно понимаешь - имеется в виду «из этих чмошников». Но через секунду в лице что-то смягчается, сует мне свою «руку» для пожатия. Как идиот смотрю на его протез и не знаю, как его пожать. «Что ссышь? Мне так даже лучше». Безо всякого перехода быстро наклоняется ко мне: «Слушай, я тут с тёлой, понимаешь? Мне надо бы на ночь где-то осесть, такие дела. К тебе можно? Там и поговорим». Все вопросы звучат как утверждения. Мои «добрые» друзья, видимо, уже обо всем позаботились. Но я был, конечно, не против.
«Тёлой» оказалась очень милая и интеллигентная девушка лет 20, не помню ее имени. Сразу по приезду, естественно, никаких разговоров не состоялось, Герман уже был пьян и я тоже. По прибытию он торжественно, как король в свою собственную опочивальню, прошествовал с «тёлой» в комнату. Мы с моим другом и его девушкой, которые у меня тогда жили, остались на кухне пить чай. Буквально минут через десять: «Иди на хер, дура!», топот девичьих ног по коридору, рыдания. Сквозь рыдания, мне: «Провожать не надо, я сама». Я был вне какой-либо кондиции и не возражал. В голове пронеслось только: «Мда, вот уж действительно «школа жизни - это школа капитанов». Минут через 10-20 он соизволил выйти на кухню. Единственный раз я увидел у него тоскливый взгляд. «Б…дь, ну какая же я все-таки скотина». Я: «Слушай, ну может позвонить, вернуть?» Сразу, с размаху и без перехода: «Да поооошла она!»
Так и познакомились. Сразу же очень сблизились и проговорили до утра. Помню всю дорогу он что-то говорил нелицеприятное про «ёёёро» - так он называл «евро», с протяжным «ё» и грассирующим «р», интонационно снабжая это слово крайней степенью презрения. Утром он отменил все свои дела и пошли пить водку из горла прямо на ступенях ближайшего универмага. Тогда так можно было.
Могу твердо сказать: ориентировочно весь следующий год прошел прямо-таки под знаменем общения с Германом. Виделись не то чтобы часто, но часто было и не нужно.
Это был человек, для которого полутонов и условностей просто не существовало. Рядом с ним ты все время себя ощущал крайне неуютно, но в тоже время здорово. Как вяжущий вкус хурмы. Степень его крайности всегда была абсолютна. Это было даже в какой-то степени страшно, но совершенно честно. Поясню. Для него не существовало «образных выражений» и «словесных оборотов». Слава богу, такой сцены я никогда не видел. Но каждую секунду разговора с ним, ты понимал, что этот человек спокойно может на спор отрубить себе, например, палец. А потом замотать руку бинтом и спокойно продолжать вести с тобой диалог. Сказал - сделал, бьешь - бей, не собираешься бить - не говори, что собираешься. Все предельно просто и крайне честно. Это вносило свои коррективы. Буквально каждое сказанное слово приходилось тщательно взвешивать перед произнесением. Но именно это и было восхитительно. Благодаря ему, я навсегда понял, что такое «панк». И запомнил, что нюхать клей, пить портвейн и носить ирокез - бесконечно мало, чтобы им быть. Кстати, из трех перечисленных составляющих Герман дружил только с портвейном. С тех пор каждый раз, когда кто-то говорит про себя, что он «панкует» - на моем лице неизменно возникает легкая усмешка…
Через год-полтора произошло событие, в результате которого я чуть не оказался там, где сейчас Герман. Ну, или в другом месте, если их много. Но я был бы не здесь. Или был бы, но уже не совсем я. Выздоровев, я влюбился и последующее (правда, довольно кратковременное) время стал яростно налаживать быт счастливой семьи. Как-то само собой вышло, что с Германом я общаться перестал. Как сейчас помню последний разговор, когда я разливался мыслью по древу в обсуждениях достоинств семейной жизни. Он как всегда был краток. Ехидный быстрый взгляд и: «Ха, ну-ну. Вернешься - звони. Ёёёро не забывайте копить». Несмотря на явную ехидность совета, я ему последовал. И в плане «ёёёро» тоже.
Февраль, 2008 г.
«Ты в курсе, что Герман умер?» Звонок какого-то общего знакомого. Даже еще не осознав смысл сказанного, внутри обрывается кусок лавины, которая несется в пропасть. «Нет, как, где?» «У себя в Ростове. Темная и непонятная история»…
Ноябрь, 2013 г.
Единственный сон, который я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Каждую деталь. Он мне приснился. Как всегда, спокойно-ехидный, с пластиковой кистью в черной кожаной перчатке и очках. «Ну, и долго на жопе то будешь сидеть? Цигель-цигель айлюлю. Ты что, не понимаешь что ли? Ну, или иди сюда уж тогда, тут еще комфортнее». По какой-то причине я моментально вскипел: «Да пошел ты». Ехидно быстрый косой взгляд: «А вот это молодец! Научился все-таки».
Я понял все. Жизнь разделилась на «до» и «после». Правда, после пробуждения четко я так и не смог сформулировать, что же именно «все» я понял. Но однозначно все.
Забавно, но именно за неделю до этого закрыли тот самый старенький универмаг рядом с моим домом, на ступенях которого мы с ним пили водку. Теперь там цивилизованный и бесконечно пластмассовый «Перекресток».
Февраль, 2014 г.
Друже, я обязательно и с большим моим удовольствием как-нибудь хлебну с тобой небесно-космического портвешку. Но пока что я тут еще побалагурю. Буду делать это активно, обещаю. А ты все-таки засранец, как и я.
О панках либо честно, либо никак…