Университетский Петербург
Ночь. Штормовой ветер бросается на дорогой стеклопластик докторской дачи в Репино. Окна держат удар, но жалобно вибрируют, и, кажется, что именно этот зловещий гул заставляет ворочаться на шелковых простынях человека в усиках и золотом венце.Но - нет. Николая Михайловича преследует кошмар. Каждую ночь он проводит в окружении японских миноносцев под перекрестным обстрелом двадцати четырех пушек. Вместо венца - бескозырка, выцветший гюйс на робе: матрос стоит на палубе «Стригущего», ожидая рассвета над Порт-Артуром. Однако дьявольский замысел режиссера сна растянул бой до хронометража «горизонталки». И каждая серия заканчивается кровавым многоточием. Взрываются вражеские снаряды, падают замертво офицеры, один за другим затихают орудия….И вот теперь посреди искореженной палубы над вздыбленной забортной водой остается Николай Михайлович. Один. Он видит, что приближается японский вельбот, что крепится буксир на родном корабле и понимает, что позорный конец близок, и забрезживший рассвет уже никогда не принесет ни славы, ни покоя. Сделав над собой отчаянное усилие, матрос выводит себя из ступора и направляется к машинному отделению. Ноги издевательски волочатся - а надо бежать, бежать, бежать….. Издав почти самурайский вопль, Николай Михайлович неожиданно рванул и…проснулся.
Пошарив рукой по постели, он нащупал сначала очки, потом - отсутствие супруги и, проведя, напоследок, рукой по слипшимся волосам, почувствовал непривычную пустоту. Ни венца, ни бескозырки.
«Не дождетесь, узкоглазые», - успел подумать он, как за окном что-то жахнуло и пошел ливень. «А вот и знамение!» - Николай Михайлович сбросил одеяло и решительно скинул ноги на пол.Ветер злобно швырнул в окно ветки, гнилую листву и прочую мокрую грязь, прибольно ударившую в невысокий матросский лоб. Николай Михайлович мягко погрузился в теплое небытие. Он уже видел георгиевский крест на груди и узнавал мужественные образы в бронзе напротив мечети.
За окном занимался долгожданный рассвет.
Пошарив рукой по постели, он нащупал сначала очки, потом - отсутствие супруги и, проведя, напоследок, рукой по слипшимся волосам, почувствовал непривычную пустоту. Ни венца, ни бескозырки.
«Не дождетесь, узкоглазые», - успел подумать он, как за окном что-то жахнуло и пошел ливень. «А вот и знамение!» - Николай Михайлович сбросил одеяло и решительно скинул ноги на пол.Ветер злобно швырнул в окно ветки, гнилую листву и прочую мокрую грязь, прибольно ударившую в невысокий матросский лоб. Николай Михайлович мягко погрузился в теплое небытие. Он уже видел георгиевский крест на груди и узнавал мужественные образы в бронзе напротив мечети.
За окном занимался долгожданный рассвет.