(no subject)
Дорогие мои потомки, давно собиралась написать о своей жизни, да всё откладывала на какое-то время, а "время не ждет", надо торопиться.
Родина моя Василево - слобода Городецкого уезда, Нижегородской губернии, в настоящее время г. Чкаловск Нижегородской обл. 21 сентября 1914 г. я появилась на свет в домашней бане, где приняла меня повивальная бабка - Гришиха. Это была очень маленькая бабка - карлица, всегда одетая во все черное. Она пользовалась в селе успехом, так как акушеров не было. Мое появление на свет, конечно, не сильно обрадовало родителей, ведь я была по счету седьмая, да еще женского пола, который в семье преобладал. Имя дали Евстолия, которое было в календаре моего дня рождения. Нас было 4 сестры и 3 брата.
Отец работал в затоне, расположенном по правому берегу Волги, горной части села и верхнего острова. Каждое лето он уходил в плавание на караване землечерпательной машины, который состоял из буксирного парохода, брандвахты, землечерпательной машины, нефтянки, шаланды и понтон. Этот караван чистил реку от мелей и перекатов. Зимой отец занимался сапожным ремеслом и еще он был регентом церковного хора горского прихода. У него был чистый приятный тенор, он знал ноты и играл на скрипке. Отец был красивым стройным брюнетом с вьющимися волосами.
В длинные, зимние вечера, когда семья была в полном сборе, отец зажигал десятилинейную лампу, снимал со стены свою скрипку, рассаживал нас по голосам и маленький хор начинал петь под аккомпанемент скрипки и руководство регента. Любимыми песнями были: «Вечерний звон», «Вниз по матушке по Волге», «Из-за острова на стрежень» и много других замечательных русских песен. У нас у всех был отличный слух и неплохие голоса. Мимо нашего дома много ходило прохожих, так как он стоял около базарной площади. Это был центр Василева. Наше пение привлекало внимание прохожих, они останавливались и слушали, приходили соседи посумерничать, потом мама ставила на стол большой медный самовар и все садились пить чай и начинали рассказывать всякие забавные истории. В то время не было ни радио, ни телевизоров, ни кино и люди охотно общались и с интересом слушали пение и рассказы. Иногда засиживались до полночи и неохотно расходились по домам.
Я была еще совсем маленькой и наблюдала за жизнью семьи с русской печки. Однажды, в какой-то праздник, родители ушли в гости к дяде Косте, а мои старшие братья и сестры решили устроить обедню. Старший брат Василий нарядился попом, вместо ризы надел клеёнку со стола, а на голову высокую железную форму, в которой пекли куличи, кто-то бил скалкой по металлической опарнице, изображая колокольный звон, вместо свечей зажгли бабушкины веретенца на которых плели кружево, кадилом служила лампадка из под образов и хор увлеченно пел «господи помилуй». Все шло хорошо, обедня была в самом разгаре, но кто-то заметил, как от веретен загорелись занавески на печке и закричал: "горим - пожар!" Все бросились на улицу, только я осталась на печке громко плача, на крик прибежали соседи Чубиряевы и погасили уже начавший гореть потолок. Виновники пожара вернулись, быстро сделали уборку и вымыли пол.
Когда родители вернулись из гостей - был уже полный порядок, только стоял запах гари и исчезли занавески с печки. Мама сразу заметила их исчезновение и запах гари, машинально взглянула на потолок и сразу догадалась. "Что тут у вас было, бесы окаянные?" Глаза у всех виновников были опущены вниз и все стояли молча, вдруг дверь открылась и вошел сосед Николай Чубиряев. "Алексей Иваныч! У вас чуть было дом не сгорел, хорошо, что я заметил дым из окон, а то и нам бы не сдобровать." Виновники пожара чувствовали надвигающуюся расправу и не шевелились. "Так…", - сказал отец, - "мать принеси потяг" (это привод от ножной швейной машины). Потяг висел всегда на своём месте и мать сразу его подала отцу. Всё так же с опущенными вниз глазами становилась очередь по старшинству и получала свою порцию. Отец жестоким не был и расправу чинил для порядка, да и настроение после гостей было еще весёлое. "Ну, Васька, рассказывай, что тут у вас было." Брат медленно начал рассказывать. Но чем дальше, тем увлечённее и даже так увлекся, что изображал попа с кадилом. Тут отец рассмеялся, а за ним и все смеялись до слез.
Потом отец опомнился, сделал серьёзное лицо и дал команду садиться за стол ужинать. Обеденный стол стоял на кухне в углу под иконами, вместо стульев были деревянные широкие скамейки. Ели деревянными ложками из общего блюда, начиная по сигналу отца. Только для меня ставили отдельную глиняную мисочку. Во время еды запрещались разговоры и смех, а кто это правило нарушал, того отец молча щелкал по лбу ложкой и как-то, в день рождения его, товарищи подарили ему ложку, слитую из свинца, и долго смеялись. После обеда и ужина вся семья вставала на молитву и хором читали "отче наш".
Родители спали на деревянной кровати в спальне, а мы на полу в комнате, на общем войлоке, сделанном из старых одеял и всякого тряпья, покрывались общим одеялом из лоскутков. Брат Александр здорово умел рассказывать сказки и прочитанные книги, и мы слушали и засыпали.
Родина моя Василево - слобода Городецкого уезда, Нижегородской губернии, в настоящее время г. Чкаловск Нижегородской обл. 21 сентября 1914 г. я появилась на свет в домашней бане, где приняла меня повивальная бабка - Гришиха. Это была очень маленькая бабка - карлица, всегда одетая во все черное. Она пользовалась в селе успехом, так как акушеров не было. Мое появление на свет, конечно, не сильно обрадовало родителей, ведь я была по счету седьмая, да еще женского пола, который в семье преобладал. Имя дали Евстолия, которое было в календаре моего дня рождения. Нас было 4 сестры и 3 брата.
Отец работал в затоне, расположенном по правому берегу Волги, горной части села и верхнего острова. Каждое лето он уходил в плавание на караване землечерпательной машины, который состоял из буксирного парохода, брандвахты, землечерпательной машины, нефтянки, шаланды и понтон. Этот караван чистил реку от мелей и перекатов. Зимой отец занимался сапожным ремеслом и еще он был регентом церковного хора горского прихода. У него был чистый приятный тенор, он знал ноты и играл на скрипке. Отец был красивым стройным брюнетом с вьющимися волосами.
В длинные, зимние вечера, когда семья была в полном сборе, отец зажигал десятилинейную лампу, снимал со стены свою скрипку, рассаживал нас по голосам и маленький хор начинал петь под аккомпанемент скрипки и руководство регента. Любимыми песнями были: «Вечерний звон», «Вниз по матушке по Волге», «Из-за острова на стрежень» и много других замечательных русских песен. У нас у всех был отличный слух и неплохие голоса. Мимо нашего дома много ходило прохожих, так как он стоял около базарной площади. Это был центр Василева. Наше пение привлекало внимание прохожих, они останавливались и слушали, приходили соседи посумерничать, потом мама ставила на стол большой медный самовар и все садились пить чай и начинали рассказывать всякие забавные истории. В то время не было ни радио, ни телевизоров, ни кино и люди охотно общались и с интересом слушали пение и рассказы. Иногда засиживались до полночи и неохотно расходились по домам.
Я была еще совсем маленькой и наблюдала за жизнью семьи с русской печки. Однажды, в какой-то праздник, родители ушли в гости к дяде Косте, а мои старшие братья и сестры решили устроить обедню. Старший брат Василий нарядился попом, вместо ризы надел клеёнку со стола, а на голову высокую железную форму, в которой пекли куличи, кто-то бил скалкой по металлической опарнице, изображая колокольный звон, вместо свечей зажгли бабушкины веретенца на которых плели кружево, кадилом служила лампадка из под образов и хор увлеченно пел «господи помилуй». Все шло хорошо, обедня была в самом разгаре, но кто-то заметил, как от веретен загорелись занавески на печке и закричал: "горим - пожар!" Все бросились на улицу, только я осталась на печке громко плача, на крик прибежали соседи Чубиряевы и погасили уже начавший гореть потолок. Виновники пожара вернулись, быстро сделали уборку и вымыли пол.
Когда родители вернулись из гостей - был уже полный порядок, только стоял запах гари и исчезли занавески с печки. Мама сразу заметила их исчезновение и запах гари, машинально взглянула на потолок и сразу догадалась. "Что тут у вас было, бесы окаянные?" Глаза у всех виновников были опущены вниз и все стояли молча, вдруг дверь открылась и вошел сосед Николай Чубиряев. "Алексей Иваныч! У вас чуть было дом не сгорел, хорошо, что я заметил дым из окон, а то и нам бы не сдобровать." Виновники пожара чувствовали надвигающуюся расправу и не шевелились. "Так…", - сказал отец, - "мать принеси потяг" (это привод от ножной швейной машины). Потяг висел всегда на своём месте и мать сразу его подала отцу. Всё так же с опущенными вниз глазами становилась очередь по старшинству и получала свою порцию. Отец жестоким не был и расправу чинил для порядка, да и настроение после гостей было еще весёлое. "Ну, Васька, рассказывай, что тут у вас было." Брат медленно начал рассказывать. Но чем дальше, тем увлечённее и даже так увлекся, что изображал попа с кадилом. Тут отец рассмеялся, а за ним и все смеялись до слез.
Потом отец опомнился, сделал серьёзное лицо и дал команду садиться за стол ужинать. Обеденный стол стоял на кухне в углу под иконами, вместо стульев были деревянные широкие скамейки. Ели деревянными ложками из общего блюда, начиная по сигналу отца. Только для меня ставили отдельную глиняную мисочку. Во время еды запрещались разговоры и смех, а кто это правило нарушал, того отец молча щелкал по лбу ложкой и как-то, в день рождения его, товарищи подарили ему ложку, слитую из свинца, и долго смеялись. После обеда и ужина вся семья вставала на молитву и хором читали "отче наш".
Родители спали на деревянной кровати в спальне, а мы на полу в комнате, на общем войлоке, сделанном из старых одеял и всякого тряпья, покрывались общим одеялом из лоскутков. Брат Александр здорово умел рассказывать сказки и прочитанные книги, и мы слушали и засыпали.