Городская усадьба С.П. Берга (окончание)
Вид из Обеденной залы на малый обеденный зал. Фото Ю. Пальмина
Из воспоминаний Татьяны Леонидовны Берг: «Особняк посетил Лев Карахан - один из верхушек нового правительства - и предложил его покинуть. Особняк предназначался для посланника Мирбаха. Нам дали помещение в Неопалимовском переулке. Дом раньше принадлежал семье Шнейдер. Они в свою очередь были переселены в другое помещение».
Взять с собой разрешили только личные вещи, поэтому все предметы обстановки остались на своих местах. Фамильные драгоценности тоже упокоились в запертом сейфе. Оставить их под замком в доме, предоставляемом иностранным дипломатам, Ольге Леопольдовне представлялось более надёжным вариантом, нежели пытаться увезти куда бы то ни было, - тем более что с Мирбахом она была знакома ещё с довоенных времён.
Расчёт оказался верным: не успели Берги обжиться в Неопалимовском, как туда явились чекисты с мандатом на обыск.
При взгляде из наших дней кажется непостижимой беспечностью то, что представители высших слоёв общества не хлынули в эмиграцию сразу же после октябрьского переворота. Но, во-первых, шла Мировая война, и уехать за границу было не так-то просто. Кроме того, большевики поначалу многими воспринимались как жалкая кучка фанатиков и демагогов, дорвавшаяся до власти случайно и ненадолго (на что они способны пойти ради удержания власти, никто тогда и вообразить не мог, да и сами участники революционных событий не ведали, чем дело кончится). Куда сильнее, чем власть красных комиссаров, людей страшил надвигавшийся голод. Чем сложнее становилось выживать в столицах, тем больше людей потянулось на юг - в Крым, например, где у многих были дачи и где с продовольствием дела обстояли не столь плачевно. Однако и туда было нелегко добраться в условиях коллапса транспортной системы и разгула бандитизма. Ходили разговоры, что грабители убивают не только тех, кто сопротивляется, но и тех, кого уже обчистили - просто чтобы никому не жаловались. Берги по дороге в Крым тоже однажды попали в такой переплёт, когда не миновать было экспроприации, и выбрали из двух зол меньшее - бросили в колодец бриллиантовое ожерелье. Много лет спустя они вспоминали с грустью: эх, найти бы тот колодец…
Ольга Леопольдовна Берг. Фото 1915 года из семейного архива Татьяны Леонидовны Берг
Ольга Леопольдовна Берг долго не решалась покинуть Москву: сначала надеялась, что со дня на день вернутся с фронта старшие сыновья Павел и Сергей, потом был арестован Василий, и чтобы вытащить его из Бутырки, ей пришлось потратить много времени (да и денег, вероятно, тоже). А самое главное - ехать к покинувшему её мужу не позволяла гордость.
Всё переменилось, когда «Известия» опубликовали Постановление от 5 сентября 1918 года «О КРАСНОМ ТЕРРОРЕ»: «...необходимо обезпечить Совѣтскую Республику от классовыхъ враговъ путем изолированія ихъ въ концентраціонныхъ лагеряхъ. Подлежатъ разстрѣлу всѣ лица, прикосновенныя къ бѣлогвардейскимъ организаціямъ, заговорамъ и мятежамъ».
Теперь оставаться в Москве стало равносильно самоубийству - все знали, что в число заложников можно попасть не на основании вины или хотя бы подозрений, а за одно лишь социальное происхождение. Но как ехать? Тем более что семья большая, и кроме достаточно взрослых сыновей, включает в себя и невестку с маленькой дочерью… Пробираться в Крым семье Бергов пришлось, разделившись на группы и действуя по обстановке.
Главная спальня. Дверная ручка. Фото Ю. Пальмина
Особняк в Денежном переулке новым его обитателям тоже мог предоставить разве что некоторый комфорт (электричество подавалось с перебоями), но не покой. Германская дипломатическая миссия во главе с графом Мирбахом разместилась здесь 23 апреля 1918 года, вскоре после заключения Брест-Литовского мира. Эти переговоры Германия вела с позиции силы: чтобы свергнуть царя, большевики распропагандировали войска обещаниями земли и мира - и в результате не имели ни армии, ни флота. Почти не встречая сопротивления, немцы двигались на Петроград и уже взяли Псков.
Подписанный правительством Ленина мирный договор был гражданами России воспринят как капитуляция - чем, по сути, и являлся, - и отношение к немцам было соответствующее. Так что дипломаты в особняке пребывали под круглосуточной охраной латышских стрелков (их воинские части сохраняли боеспособность и поддерживали большевиков, поскольку те обещали предоставить независимость национальным окраинам бывшей Российской империи).
Но 4 июля латыши получили какой-то приказ, отряд построился и ушёл. Дипломаты забеспокоились, позвонили наркому Чичерину. Тот заверил, что будет прислана другая команда, а латышские стрелки сейчас необходимы для охраны Большого театра, где только что начал работу V Съезд советов. Большевики понимали, что назревают проблемы - ведь среди депутатов Съезда треть составляли левые эсеры, резко выступавшие против «похабного» Брестского мира.
Неприятности не заставили себя долго ждать. Два молодых человека с мандатами ВЧК приехали 6 июля в Денежный переулок и настоятельно потребовали личной встречи с послом. Секретарю посольства они предъявили бумагу за подписью Дзержинского, где говорилось, что товарищи Андреев и Блюмкин уполномочены «войти в переговоры с Господином Германским Послом по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к Господину Послу». Дело якобы состояло в том, что некий военнопленный, арестованный чекистами по обвинению в шпионаже, во всём сознался, а зовут этого австрийского офицера Роберт Мирбах… Если арестованный и доводился дальним родственником послу, ходатайствовать за него граф Мирбах не собирался - однако он всё же вышел в красную гостиную, где в компании двух дипломатов сидели чекисты. Двадцатиминутный разговор оказался настолько бессодержательным, что посол встал из-за стола и, вежливо попрощавшись, направился в свои покои. Тогда пришедшие выхватили из портфелей пистолеты и открыли огонь. Граф Мирбах был смертельно ранен и в тот же день умер.
Граф Вильгельм фон Мирбах-Харфф
Вечером в посольство Германии приехал сам председатель Совнаркома, чтобы выразить соболезнования и принести извинения за инцидент. Ошарашенным немцам было не до извинений - в городе слышалась стрельба и даже канонада, и это их сильно тревожило, - Ленин же выглядел бодрым и уверенным. То, что в учебники истории войдёт как «левоэсеровский мятеж 6 июля 1918 года», заканчивалось для Владимира Ильича наилучшим образом - устранением из правящей коалиции последней лишней партии. Теперь вся полнота власти перешла к большевикам.
Новый посол, герр Гельферих, свою резиденцию практически не покидал - представители Советского правительства при необходимости приезжали к нему сами, как ездили они и в Берлин для подписания дополнительного соглашения к Брест-Литовскому мирному договору. В соответствии с данным документом Советская Россия обязывалась выплатить Германии 6 миллиардов марок в качестве контрибуции, в том числе четверть суммы - золотом. Первые 2 «золотых эшелона» в сентябре увезли в Германию 93 тонны драгоценного груза.
Впрочем, немцев это не спасло, равно как и переброска многочисленных дивизий на Западный фронт с ликвидированного Восточного. Когда на стороне союзников в войну вступили Соединённые Штаты, а Турция и Австро-Венгрия капитулировали, военное положение Германии стало безнадежным. Подписанное 11 ноября 1918 года в Компьенском лесу перемирие означало, что Германия хотя и одолела Российскую империю, но и сама потерпела поражение. Ей надлежало немедленно вывести свои войска со всех оккупированных территорий, а Брест-Литовский договор денонсировать. Восстание военных моряков в Киле привело в итоге к революции в Германии, после чего в Москве на Ленина товарищи по партии стали смотреть как на провидца, заранее знавшего, что «похабный» Брестский мир - это ненадолго, и теперь эту бумажку можно и нужно разорвать.
Покинутый немецкими дипломатами особняк пустовал недолго - за революцией в Германии наступал черёд мировой социалистической революции, которую следовало не просто ждать, а всячески помогать зарубежным товарищам в её свершении. Именно эту цель поставил Ленин перед Коминтерном - организацией, созданной в марте 1919 года и расположившейся в бывшем особняке Берга. На проходивших здесь заседаниях Исполкома присутствовали Ленин и Троцкий, Чичерин и Сталин, Зиновьев и Бухарин. Забот было много - что называется, «некогда голову поднять», - так что вождей Коммунистического Интернационала не смущали ни оставшиеся на потолке следы от осколков брошенной Блюмкиным гранаты, ни пухлые ягодицы купидонов.
Бальная зала. Фото автора (2015)
К весне 1922 года особняк стал слишком тесен для разросшегося аппарата Коминтерна, и организация переехала на Моховую, 16, - доходный дом князя Гагарина был и попросторней, и к Кремлю поближе, - а в Денежном переулке разместился Бюробин.
Бюро Обслуживания Иностранцев при Народном комиссариате по иностранным делам было образовано в 1921 году. Его задачей было приводить в надлежащий вид бывшие «буржуйские» особняки перед тем, как они передавались в распоряжение иностранных дипломатов, а также обеспечивать посольства всем необходимым для работы. (В годы гражданской войны и «военного коммунизма» продукты питания, топливо и всё остальное вплоть до карандашей и спичек можно было либо получить от органов советской власти, либо втридорога купить на чёрном рынке.)
Красная зала. Потолок. Фото Ю. Пальмина
Иностранцами считались и эмигранты. Далеко не все они к советской власти относились негативно - были и такие, кто пытался происходящее как-то понять и принять: в Берлине выходила эмигрантская газета «Накануне», настолько лояльная по отношению к Советам, что купить её можно было и в СССР. Чтобы сделать этот печатный орган полноценным элементом своего влияния на русское зарубежье, Москва принимала участие в финансировании издания, а членов редакции старалась по возможности обласкать. Для них организовывали поездки в Советскую Россию, устраивали различные торжественные мероприятия. Приём в честь посетившего Москву в начале 1924 года Алексея Толстого проходил как раз в Денежном переулке, в Бюробине.
А.Н. Толстой редактировал еженедельное литературное приложение к «Накануне», поэтому на приём были приглашены печатавшиеся там московские авторы, среди которых оказался начинающий литератор Михаил Булгаков. Именно в этот вечер он познакомился с женщиной, которая станет его второй женой и которой он посвятит повесть «Собачье сердце» и роман «Белая гвардия». Об их встрече Любовь Евгеньевна Белозёрская вспоминала так: «Передо мною стоял человек лет 30-32-х; волосы светлые, гладко причёсанные на косой пробор. Глаза голубые, черты лица неправильные, ноздри глубоко вырезаны; когда говорит, морщит лоб. Но лицо в общем привлекательное, лицо больших возможностей».
Вскоре после этой достопамятной встречи Бюробин переехал в другое здание, поскольку особняков, подходящих для размещения посольств, требовалось всё больше. В столице СССР уже функционировало более 20 иностранных представительств, и это было только начало.
Бальная зала. Деталь люстры. Фото М. Алексеева
Весной 1924 года, после установления дипломатических отношений между Италией и СССР, бывший особняк Берга был сдан в аренду посольству Италии. Стараниями посла, графа Гаэтано Манцони, его резиденция очень скоро стала одним из культурных центров Москвы. Здесь устраивались концерты и приёмы, а супруга посла однажды организовала костюмированный бал. Штат посольства был небольшим и довольно дружным: дипломаты питались за общим столом и вечера проводили вместе - не из симпатий к социалистическим идеям, а просто в бытовом смысле так было проще. Итальянцы не только налаживали политические связи, но и расширяли контакты в сфере культуры: Мейерхольд мог весь состав представительства пригласить к себе на генеральную репетицию, а посольство, в свою очередь, устроить банкет для труппы по случаю премьеры. Но подобные вещи происходили всё реже, поскольку в 1930-е годы контакты с иностранцами могли обернуться для граждан СССР очень большими неприятностями, да и вовлечённость иностранных дипломатов в общественную жизнь нашей страны советская власть не одобряла.
Италия вступила во Вторую мировую, объявив войну Великобритании и Франции. Это могло означать, что в случае военного конфликта между Германией и СССР Королевство Италия будет союзником Третьего рейха. Но до наступления рокового дня деятельность посольства протекала в обычном режиме, разве что некоторые сотрудники дипмисии сочли разумным отправить на родину детей, да ещё пришлось повозиться с шальным журналистом, нагрянувшим из Рима, чтобы в Москве запечатлеть тот момент, когда сцепятся Гитлер со Сталиным. Газетчика с огромным трудом уговорили сесть в «последний поезд из Москвы», уходивший с Белорусского вокзала 19 июня 1941 года. В вагоне сидели жёны дипломатов с притихшими детьми и вице-консул, которому пришлось выступить в роли дипкурьера. В его купе носильщики каким-то чудом смогли запихнуть две огромных вализы, увешанных пломбами. Остальную секретную документацию послу и его помощникам предстояло сжечь через два дня, когда вслед за Германией Италия тоже объявила войну Советскому Союзу.
Несколько дней спустя сотрудников посольства в сопровождении чекистов отвезли на Казанский вокзал, откуда поезд доставил их в Ленинакан. Советско-турецкую границу итальянские дипломаты пересекли 17 июля - в точно оговоренное время, как раз когда болгарско-турецкую границу проехала группа советских дипломатов, отозванных из Берлина.
Прежде чем покинуть Москву, посол Аугусто Россо попытался обеспечить сохранность имущества дипмиссии. Не имея связи с Римом, он обратился к посланнику Швеции с просьбой принять на ответственное хранение всё оставляемое в особняке. Но вышло иначе - ключи принял посол Японии генерал Татекава, поскольку в Риме нейтральных шведов сочли вариантом менее надёжным в сравнении японцами, союзниками по нацистскому блоку.
Заключая этот союз, Германия, Италия и Япония разграничили зоны влияния и договорились о военной взаимопомощи - что отнюдь не означало автоматического вступления в войну, как только она начнётся. Планируя овладеть Тихоокеанским регионом, Япония готовилась к нападению на США, и потому пакт о нейтралитете с СССР отвечал её интересам (равно как и интересам Сталина, имевшего свои планы в Европе и тоже не желавшего воевать на два фронта).
Генерал Татекава принял ключи от особняка и хранил их, как истинный самурай - без компромиссов и сомнений. Потому и не отдал их итальянцам, когда в 1944 году в Москву прибыл новый посол. Дело в том, что пока доблестные воины микадо сражались с не менее храбрыми янки на Иводзимо и Окинаве, Италия успела выйти из войны. Бенито Муссолини после капитуляции в Тунисе и разгрома итальянского экспедиционного корпуса под Сталинградом полностью утратил популярность даже среди фашистов. По приказу короля Виктора Эммануила III дуче был арестован, а новым главой правительства стал маршал Бадольо. Итальянский посол в Афганистане Пьетро Куарони получил срочное назначение в Москву. Всё произошло настолько стремительно, что его супруга (а она была русская, «из бывших») по прибытии растерянно спросила: «А может нам кто-нибудь сказать, кто такой этот Бадольо?..»
Генерал Татекава тоже не мог понять, с какой стати ключи, переданные ему на хранение союзниками, он должен отдавать этим неизвестно откуда взявшимся нейтралам. Тем более что немецкие десантники освободили Муссолини и формально он являлся главой так называемой «республики Сало» в северной части Италии, занятой немецкими войсками. Поэтому посольству Италии пришлось разместиться в гостинице «Националь», причём надолго. Лишь в декабре 1949 года господин посол и его сотрудники смогли войти в особняк, где всё было покрыто слоем пыли, а в воздухе пахло мышами.
Вид из холла на лестницу и кабинет посла. Фото Ю. Пальмина
Бюробин, который к тому времени стал называться УПДК, не счёл нужным вторично приводить помещение в порядок. Свой резон в этом был: сложности возникли не по нашей вине, и СССР за них не в ответе. Пришлось супругам дипломатов, вооружившись вёдрами и тряпками, всё отчистить и отмыть. Через неделю особняку был возвращен прежний блеск, и жизнь посольства Италии начала налаживаться.
Бальная зала. Деталь росписи потолка. Фото М. Алексеева
Дипломатическая деятельность наполнена мероприятиями протокольного характера, в ней много рутины - однако иногда происходят события незабываемые. Визит Президента Италии Джованни Гронки в СССР состоялся в 1960 году, и на приёме в посольстве 8 февраля главным гостем был товарищ Хрущёв. Как человек малообразованный и при этом высокопоставленный, Никита Сергеевич в правоте своей не сомневался даже в те отнюдь не редкие моменты, когда случалось ему пребывать в глубочайшем заблуждении. В частности, на том приёме Хрущёв блеснул умом дважды.
Зная о любви русских к грибочкам и желая удивить гостей редким деликатесом, итальянцы включили в меню пьемонтские трюфели. Но сильный и резкий запах экзотического лакомства генсеку не понравился, чего он с присущей ему прямотой даже и не подумал скрывать. А когда настало время официальных выступлений, советский лидер оттеснил в сторону собиравшегося произнести речь Климента Ворошилова и выступил вместо него, завершив свой импровизированный спич неожиданным предложением президенту Гронки вступить в Коммунистическую партию. Тот, как опытный политик, даже бровью не повёл и ответил в духе «уж лучше вы к нам». Приглашение влиться в ряды христианских демократов подействовало на генсека, как красная тряпка на быка - завязавшийся диалог перерос в перепалку, в финале которой исчерпавший аргументы Хрущёв припечатал высокого гостя словечком «дурак». В общем, каждая из сторон сумела продемонстрировать свой истинный интеллектуальный уровень.
Татьяна Леонидовна Берг и Николай Сергеевич Берг в Денежном переулке.
Фото 1970-х годов из семейного архива Т.Л. Берг
В общем, в советский период особняк жил собственной жизнью, и о прежних его владельцах никто уже не вспоминал. Считалось, что Берги уехали в Швейцарию. На самом деле в эмиграции оказался лишь один из сыновей Сергея Павловича - Владимир. Однажды он отправил жене письмо, но конверт с парижским штемпелем до почтового ящика не добрался, застрял на Лубянке. Следователь ОГПУ, вызвавший адресата для беседы, был вежлив - но когда Татьяна Леонидовна услышала, как захлопнулась дверь допросной и снаружи клацнул засов, ей внезапно стало нечем дышать. (С того дня она в закрытых помещениях находиться не могла, делалось дурно.) Письмо прочесть не позволили. Без лишних эмоций следователь довёл до сведения гражданки Берг, что человек с её анкетными данными в советской стране жить и дышать ещё может, а вот состоять в переписке с изменником Родины - уже нет, так что ей придётся выбирать. В общем, о судьбе мужа Татьяна Леонидовна так и не узнала, ничего и никогда.
Других членов семьи Берг советская власть тоже не обделила. Старшие сыновья Павел и Сергей погибли в 18-м году. Василий в 30-е годы получил свою десятку, отсидел срок полностью и умер вскоре после освобождения. Дмитрий, Константин и Ольга ещё до войны умерли от туберкулёза. Их тоже арестовывали в конце 1920-х, но не по политическим статьям, а так - «граждане, сдавайте валюту». Судя по тому, что их выпустили, ценности были сданы. Из семи братьев дожить до преклонных лет смог только Николай. Организаторские способности и полученное до революции образование сделали инженера Берга директором советского завода; ну а буржуазное происхождение, разумеется, обеспечило ему 10 лет лагерей.
Сергей Павлович и Ольга Леопольдовна умерли в первые месяцы войны, когда продовольствие стало распределяться по карточкам - «нетрудовым элементам» карточек не полагалось.