тысяча чертей и рисовая бумага (черновые записи - 2)
а сосед бормочет - возвращаться плохая примета, потому что если возвращаешься - то забываешь, а если забываешь - то возвращаешься.. и он пьёт какую-то странную жидкость из прозрачного флакона, полученную, несомненно, алхимическим путём, и в его лёгких что-то загадочно булькает, и эти звуки, на границе отвратительного нескончаемого кашля, словно металлические птицы, предвещающие бурю - преследуют меня ещё долго, до самого истока лестниц подъезда. мы все - большая семья, думаю я. качающееся человекооблако. вот двинул кто-то рукой в соседнем окне и полетели странные движения по кругу, сумасшедшим, танцующим домино. я внимательно вглядываюсь в зрачок слепого фонаря над дверью подъёзда. мне кажется, что мы меняемся с ним местами, вокруг меня - тени, ночь, и пение электрических струн, но мне уже пора на работу (мне всегда пора на работу) или куда-то ещё (он идёт куда-то ещё) вперёд или назад, вниз, вверх, по касательной, сквозь неопознанный штрих-код голубой улицы, к звездообразному сигналу светофора.
дождь идёт уже четвёртый день, и я начинаю думать о зонтике, необыкновенно глупо думать о зонтике во время дождя, когда гуляешь по лужам в одиночестве. тёмные арки дворов зовут меня, жёлтые призраки стен бегут за мной молчаливой стаей, иероглифы в осколках венецианского стекла рассыпанного по асфальту сплетаются в мерцающие узоры. покрывало дня, ткань событий скользит сквозь кости лица, и голоса между дерев там, далеко, в пещерах затылка, и холод между ветвей, у скалистой пропасти лба. и река текущая на этот медленный юго-запад, который с каждым часом становится ближе, потому что лодка перевёрнута и плывёт по течению, вниз.
впрочем, пальцы всё помнят, и буквы на подушечках пальцев, что соединяются с кнопками, и так весь день, день, динь, динь, бом-дилли-бом, верёвочный человек на ветру, (зовите меня Страшила), скоро прилетит Элли, и всё это начнётся сначала - Гингема, Бастинда, летучие обезьяны, маковое поле.. сосед бормочет - забвение, забвение, забвение и рисовая бумага, тысяча чертей, и рисовая бумага..
дождь идёт уже четвёртый день, и я начинаю думать о зонтике, необыкновенно глупо думать о зонтике во время дождя, когда гуляешь по лужам в одиночестве. тёмные арки дворов зовут меня, жёлтые призраки стен бегут за мной молчаливой стаей, иероглифы в осколках венецианского стекла рассыпанного по асфальту сплетаются в мерцающие узоры. покрывало дня, ткань событий скользит сквозь кости лица, и голоса между дерев там, далеко, в пещерах затылка, и холод между ветвей, у скалистой пропасти лба. и река текущая на этот медленный юго-запад, который с каждым часом становится ближе, потому что лодка перевёрнута и плывёт по течению, вниз.
впрочем, пальцы всё помнят, и буквы на подушечках пальцев, что соединяются с кнопками, и так весь день, день, динь, динь, бом-дилли-бом, верёвочный человек на ветру, (зовите меня Страшила), скоро прилетит Элли, и всё это начнётся сначала - Гингема, Бастинда, летучие обезьяны, маковое поле.. сосед бормочет - забвение, забвение, забвение и рисовая бумага, тысяча чертей, и рисовая бумага..