Женщина в белом
Были и мы рысаками: в безголовые девяностые, оказавшись однажды на крепкой мели, я засучил рукава и подался в контрабандисты.
Перечитайте ещё раз это благозвучное предложение и насладитесь им вместе со мною. От него за версту несёт основательностью, добротным хозяйским подходом и трезвым взглядом на жизнь. Всем тем, чего у меня отродясь не было и, кажется, никогда не будет.
Чтобы не грешить против горькой правды жизни, изложу это прекрасное предложение в исторически достоверной редакции: оказавшись на крепкой мели, я не то, чтобы распустил сопли (чего не было, того не было), но как-то съёжился. Я был 23-летний юноша, нежный и стеснительный, даром, что отслуживший два года по налоговому департаменту. Я любил человечество, и оно охотно пользовалось моей незамутнённой любовью, но взаимностью по своему обыкновению не отвечало.
Не буду рассусоливать, скажу проще: на мель я шёл уверенным курсом и сел на неё красиво и закономерно. На моё счастье, мимо по жизни проходил человечище, который, собственно, засучил мне рукава, а точнее дал Хорошего пинка. Кстати, тему Хорошего пинка, как Поцелуя Неба я намерен при случае более подробно раскрыть в своём журнале, но сегодня я буду про человечище, которому Небо поручило меня изо всех сил Поцеловать.
Человечище звали Ольгой.
О природе, глубине и прочих характеристиках наших отношений я тут, извините, не буду - человечище был замужем и счастливо находится там по сей день, а муж, знаете, хакас, спит с кинжалом. Дети опять же... мальчик и мальчик. И ещё мальчик. Да и какая разница, что я вам скажу про природу с глубиной, вы ведь всё равно не поверите (хотя бы потому что двумя абзацами выше было неосторожно про нежного юношу).
Ольга жила вместе с семьёй, собакой, котом и попугаем в смешном деревянном бараке на Диомиде и на момент нашего знакомства находилась там, что иной иезуит назвал бы зенитом карьеры челночницы, работавшей на корейском направлении. В зените она находилась на пару с боевой подругой Люсей. Под видом членов экипажа белого научного парохода они регулярно нападали на Пусан, разоряли его, и, прибив к воротам очередной щит, возвращались во Владивосток с тюками добычи в потайных трюмах. Сбывали контрабандную мануфактуру и прочий колониальный товар на Школьном рынке - и снова уходили в рейс.
За место на Школьной Ольга платила так: те братки, что рулили рынком, сначала слышали далёкие раскаты добродушных проклятий и пожеланий доброго пути, потом, ближе - звуки падающих тел, опрокидываемых ларьков, совсем близко - воздушное цоканье каблучков по лестнице, затем - грохот выносимой двери, и, наконец, фирменное ольгино: «Сидите-сидите! Я только заплатить».
Она была у Горбачёва на приёме, но об этом в другой раз. К предмету моего повествования эта история не относится. К предмету повествования относится история о том, как однажды вечером я, сухопутная крыса, узнал, что утром следующего дня ухожу в рейс.
Итак, вы помните да? - я сижу на мели, мимо по жизни идёт человечище. Место действия: квартира моего друга Толяна, а про время скажу так: день клонится к закату. Я утомлён и немного сплю.
- Андрюха! Оторвал свой томный зад от толянова дивана и мухой дал мне загранпаспорт! - я падаю на пол, с выпученными глазами бегу к сумке с документами, нахожу паспорт и протягиваю куда-то в пространство перед собой. И только потом входная дверь распахивается, и на пороге появляется чёрт в юбке. Видеоряд явно не поспевает за звуком: я сначала исполняю воспринятую ушами команду и лишь спустя какое-то время получаю картинку в мозг.
- Две фотографии, быстро! Не «зачем», а быстро! На визу! Корейскую! Что значит - нету?! Дай сюда пакет! Это твой старый паспорт? Он тебе больше не нужен! Ладно, одна фотка сойдёт. Завтра утром будь с вещами на причале ДВНЦ! Какая работа? Завтра?! Ничего не знаю, тебя ждут морские медленные воды. И ночи ждут, матросские ночи.
Из моего первого загранпаспорта (помните, были такие, франкоязычные? покрупнее нынешних, со страницами для выездных ещё виз) Ольга вырвала с мясом фотографию совсем юного меня, забрала новый паспорт и исчезла. Вот она была - и нету. А может, и не была. Я внимательно осматриваю плотно закрытую входную дверь и понимаю, что если я сейчас эту дверь сдуру открою, то увижу на лестничной площадке трёх халдейских царей с дарами. Или говорящую валаамову ослицу. Или просто белочку.
Ещё раз: день близится к закату. Город Владивосток погружается в майский вечер. Рейс завтра утром, а сегодня, сейчас, практически на ночь глядя, Ольга едет в корейское консульство, словно там у них не дипмиссия, а круглосуточный магазин, и привозит оттуда мой паспорт с визой. Что она говорила консульским (и где их нашла) - я не знаю, и вы не узнаете. Про включение меня в списки пассажиров в ночь перед отходом я даже говорить не хочу, - она меня туда просто включила.
Я совершенно не помню рейса, такое случается иногда с нами, старыми морскими волками. В моей голове не осталось никаких воспоминаний о переходе из Владивостока в Пусан и обратно. Я силюсь вспомнить, какая у меня была каюта - тщетно. Откровенно говоря, я не уверен, что она у меня была. Продолжительность рейса могу выяснить по штампам в паспорте, а навскидку не помню, хоть стреляй.
Я не помню, как выглядел и как назывался белый пароход, не помню, где и что ел, зато отлично помню, что пил. Мы с Ольгой, Люсей и каким-то прекрасным юношей, имени которого я, конечно, не помню (даром, что жил с ним в одной каюте, хотя про каюту не факт), всю дорогу угощались фруктовой корейской водкой сочжу, профессиональным напитком записных контрабандистов-корееведов. У кого-то в рундуке этого добра было несколько ящиков. Не исключено, что у меня.
Помню прыгающих дельфинов, они в открытом море сопровождали наш белый пароход. О, это было незабываемое зрелище! Убить воспоминания о такой неземной красоте даже сочжу не по силам. Впрочем, не удивлюсь, если дельфинов видел только я, причём исключительно благодаря сочжу.
Память внезапно возвращается ко мне с момента постановки на пусанский рейд. Я вам так скажу: пусанский рейд - это место с очень сильной энергетикой, такое место вернет память любому. Сейчас вы поймёте, о чём я.
Мы стояли на рейде почти сутки. За это время я несколько раз выходил на палубу полюбоваться белым городом на далёких сопках. Тогда же я разглядел цвет нашего парохода, и он был тоже белый, какое совпадение. Белого цвета была и одежда на Ольге, когда она велела мне культурно одеться и следовать за нею на самую верхнюю палубу встречать лоцмана.
Какого лоцмана? Зачем его встречать? При чём тут я? Если вы не знаете Ольгу, то начинаете задавать ей дурацкие вопросы вроде этих. Я Ольгу знал и поэтому молча пошёл одеваться.
Оказывается, это традиция такая у них с Люсей - всякий раз встречать лоцмана. В тот момент, когда корейский лоцман прыгает с утлого катера на выпрастанный для него трап, две женщины с верхней палубы начинают кричать ему что-то, свистеть и размахивать руками. Лоцман ещё ни разу не промахивался, но русские женщины упорно встречали его вот уже несколько лет, просто потому что у них однажды так повелось. Незыблемая морская традиция. Вы знаете, традиции на флоте - это очень серьёзно.
Чтобы достойно встретить лоцмана и не ударить в грязь лицом, несущим на себе следы утомительного многодневного перехода, Ольга с Люсей долго умывались, красились, причёсывались и надевали самое лучшее. Посильно умывшись и надев что сумел, я тоже поднялся на верхнюю палубу, где и увидел двух принцесс, лениво бродивших взглядами по горизонту. Они ждали лоцмана, как две львицы ждут антилопу, которая вот-вот должна явиться на водопой.
Обе принцессы были хороши необыкновенно. Я в буквальном смысле не нахожу слов, чтобы описать Люсю - просто потому что не помню, как она выглядела. Условимся, что зрелище было великолепное, тем более, что это правда. Что до Ольги, то она в тот момент представляла собой ожившую японскую манга-мечту из сериала про эльфов или ангелов: огромные глаза, обрамлённые сверкающим облаком из золотистых кудрей, кружев, бриллиантов, шелков и ещё чего-то белого и блестящего. Под кружевами и шелками скрывались формы, которые, наверняка, снятся самим ангелам, худосочным анимешным раскладухам, если у тех бывают сексуальные фантазии.
Женщины пахли настолько одуряюще прекрасно, что чайки, пролетев над пароходом, начинали исполнять в небесах танец феникса.
Лоцманского катера всё не было.
Пусть и нарядно, но легко одетым львицам становилось скучно и холодно. Бриллиантовые ожерелья и брюссельские кружева - не самая лучшая одежда весной на пусанском рейде. Люся курила, смотрела вдаль и переминалась с ноги на ногу, а Ольга изучала судовое оборудование, до какого могла дотянуться.
Системой пожаротушения на белом пароходе заведовал какой-то там по счёту помощник капитана. Его звали Витя, и скоро вы поймёте, с чего у меня вдруг такая память на имена прорезалась. К слову сказать, Витя заведовал много чем. В сферу его ведения входило распределение объёмов потайного трюма между всеми заинтересованными в провозе контрабандной мануфактуры лицами, поэтому он был обречён на дружбу с Ольгой. Вы понимаете, у него просто не оставалось выбора.
Так вот, о системе пожаротушения. Кроме аттестата зрелости мы по окончании школы получали корочки матроса-моториста II класса, и я-то знаю, что трубы системы пожаротушения на судах должны заполняться... кажется, забортной водой. Воду положено гонять, менять, короче, держать в тонусе. Категорически запрещается отвод в систему пожаротушения нефтесодержащих льяльных вод (трюмных вод и гадости, стекающей из машинного отделения), продуктов жизнедеятельности экипажа и прочих жидкостей и смесей. Тушить пожар лучше пирогами и блинами и солёными грибами, чем льяльными водами - это вам скажет матрос-моторист любого класса.
На нашем белом пароходе элементарные правила пожарной безопасности были попраны вопиющим образом, и в систему пожаротушения стекало буквально всё. Откуда я это знаю? А вот откуда.
- Не лоцманский ль там, часом, катер? - с надеждой в голосе и почему-то четырёхстопным ямбом спросила меня замёрзшая Люся. Я посмотрел в сторону белого города. За нашими спинами в ту самую секунду Ольга как раз добралась до раструба системы пожаротушения (широкого отверстия, к которому во время пожара присеодиняется шланг брандспойта) и, внимательно разглядывая своими анимешными глазищами внутренности раструба, повернула вентиль.
- Нет, Люсь, бурун у волнолома.
Слава Богу, Ольгу не смыло за борт. Лететь пришлось бы долго, но она крепко ухватилась за красный вентиль - и удержалась на верхней палубе.
Мы с Люсей обернулись, когда Ольга громко сказала: «&%*$#@!»
Перед нами стояла и материлась на весь Цусимский пролив сама Мать-Сыра Земля. С принцессы эльфов густо стекала таблица Менделеева в виде нефтесодержащих льяльных вод из машинного отделения и в виде органических соединений - не скажу из какого.
Появившийся на горизонте лоцманский катер не заинтересовал на затаившем дыхание пароходе решительно никого - хорошо поставленным голосом Ольга как раз ходатайствовала перед Небом о даровании большого человеческого счастья помощнику капитана, ответственному за систему пожаротушения.
Минутой позже Ольга ворвалась в каюту к Вите и пожелала ему счастья лично. Она сказала ему, что система пожаротушения на пароходе работает исправно, только вода в системе несвежая, и в подтверждение своих слов оставила на полу несколько характерных мазутных луж.
Надо ли сейчас говорить, что на обратном пути во Владивосток добрая половина потайного трюма была наша? Витя дал бы больше трюма, но столько джинсовых сарафанов и вентиляторов у нас просто не было.
Лоцмана в тот день мы так и не встретили. Впрочем, солнце от этого не погасло, Японское море не стало Восточно-Корейским, небо не упало на землю, наш пароход не налетел на маяк. Что было потом? Собственно, потом была челночная рутина: много Пусана, опустошение улицы Техас, погрузка, переход во Владивосток, сбыт контрабандного товара на Школьной, счастливое снятие с финансовой мели.
Годом позже Ольга съездила в Москву и нанесла визит генеральному консулу Государства Израиль. Она зашла к нему в кабинет, заперла дверь изнутри, а через несколько минут вышла оттуда с консульским скальпом с бумагой, признающей ольгину бабушку, украинку-по-паспорту Римму Исааковну Либерман совсем не украинкой, а вовсе даже наоборот.
Вы уже поняли, с каким чемоданом и на какой вокзал она отправилась вместе с детьми и мужем-хакасом несколько месяцев спустя.
...Всякий раз, беседуя с ней в видеочате, слушая шестиэтажные проклятья в адрес шабата, интифады, Ольмерта, Насраллы, вонючего местного сала, хамсина и кредитной политики израильских банков, я вспоминаю пусанский рейд и желаю крепкого здоровья всем, кто окажется на пути моего друга - асфальтоукладчика, человечища, воздушной эльфийской принцессы, Женщины в белом.
С днюхой тебя, волоокая.
Перечитайте ещё раз это благозвучное предложение и насладитесь им вместе со мною. От него за версту несёт основательностью, добротным хозяйским подходом и трезвым взглядом на жизнь. Всем тем, чего у меня отродясь не было и, кажется, никогда не будет.
Чтобы не грешить против горькой правды жизни, изложу это прекрасное предложение в исторически достоверной редакции: оказавшись на крепкой мели, я не то, чтобы распустил сопли (чего не было, того не было), но как-то съёжился. Я был 23-летний юноша, нежный и стеснительный, даром, что отслуживший два года по налоговому департаменту. Я любил человечество, и оно охотно пользовалось моей незамутнённой любовью, но взаимностью по своему обыкновению не отвечало.
Не буду рассусоливать, скажу проще: на мель я шёл уверенным курсом и сел на неё красиво и закономерно. На моё счастье, мимо по жизни проходил человечище, который, собственно, засучил мне рукава, а точнее дал Хорошего пинка. Кстати, тему Хорошего пинка, как Поцелуя Неба я намерен при случае более подробно раскрыть в своём журнале, но сегодня я буду про человечище, которому Небо поручило меня изо всех сил Поцеловать.
Человечище звали Ольгой.
О природе, глубине и прочих характеристиках наших отношений я тут, извините, не буду - человечище был замужем и счастливо находится там по сей день, а муж, знаете, хакас, спит с кинжалом. Дети опять же... мальчик и мальчик. И ещё мальчик. Да и какая разница, что я вам скажу про природу с глубиной, вы ведь всё равно не поверите (хотя бы потому что двумя абзацами выше было неосторожно про нежного юношу).
Ольга жила вместе с семьёй, собакой, котом и попугаем в смешном деревянном бараке на Диомиде и на момент нашего знакомства находилась там, что иной иезуит назвал бы зенитом карьеры челночницы, работавшей на корейском направлении. В зените она находилась на пару с боевой подругой Люсей. Под видом членов экипажа белого научного парохода они регулярно нападали на Пусан, разоряли его, и, прибив к воротам очередной щит, возвращались во Владивосток с тюками добычи в потайных трюмах. Сбывали контрабандную мануфактуру и прочий колониальный товар на Школьном рынке - и снова уходили в рейс.
За место на Школьной Ольга платила так: те братки, что рулили рынком, сначала слышали далёкие раскаты добродушных проклятий и пожеланий доброго пути, потом, ближе - звуки падающих тел, опрокидываемых ларьков, совсем близко - воздушное цоканье каблучков по лестнице, затем - грохот выносимой двери, и, наконец, фирменное ольгино: «Сидите-сидите! Я только заплатить».
Она была у Горбачёва на приёме, но об этом в другой раз. К предмету моего повествования эта история не относится. К предмету повествования относится история о том, как однажды вечером я, сухопутная крыса, узнал, что утром следующего дня ухожу в рейс.
Итак, вы помните да? - я сижу на мели, мимо по жизни идёт человечище. Место действия: квартира моего друга Толяна, а про время скажу так: день клонится к закату. Я утомлён и немного сплю.
- Андрюха! Оторвал свой томный зад от толянова дивана и мухой дал мне загранпаспорт! - я падаю на пол, с выпученными глазами бегу к сумке с документами, нахожу паспорт и протягиваю куда-то в пространство перед собой. И только потом входная дверь распахивается, и на пороге появляется чёрт в юбке. Видеоряд явно не поспевает за звуком: я сначала исполняю воспринятую ушами команду и лишь спустя какое-то время получаю картинку в мозг.
- Две фотографии, быстро! Не «зачем», а быстро! На визу! Корейскую! Что значит - нету?! Дай сюда пакет! Это твой старый паспорт? Он тебе больше не нужен! Ладно, одна фотка сойдёт. Завтра утром будь с вещами на причале ДВНЦ! Какая работа? Завтра?! Ничего не знаю, тебя ждут морские медленные воды. И ночи ждут, матросские ночи.
Из моего первого загранпаспорта (помните, были такие, франкоязычные? покрупнее нынешних, со страницами для выездных ещё виз) Ольга вырвала с мясом фотографию совсем юного меня, забрала новый паспорт и исчезла. Вот она была - и нету. А может, и не была. Я внимательно осматриваю плотно закрытую входную дверь и понимаю, что если я сейчас эту дверь сдуру открою, то увижу на лестничной площадке трёх халдейских царей с дарами. Или говорящую валаамову ослицу. Или просто белочку.
Ещё раз: день близится к закату. Город Владивосток погружается в майский вечер. Рейс завтра утром, а сегодня, сейчас, практически на ночь глядя, Ольга едет в корейское консульство, словно там у них не дипмиссия, а круглосуточный магазин, и привозит оттуда мой паспорт с визой. Что она говорила консульским (и где их нашла) - я не знаю, и вы не узнаете. Про включение меня в списки пассажиров в ночь перед отходом я даже говорить не хочу, - она меня туда просто включила.
Я совершенно не помню рейса, такое случается иногда с нами, старыми морскими волками. В моей голове не осталось никаких воспоминаний о переходе из Владивостока в Пусан и обратно. Я силюсь вспомнить, какая у меня была каюта - тщетно. Откровенно говоря, я не уверен, что она у меня была. Продолжительность рейса могу выяснить по штампам в паспорте, а навскидку не помню, хоть стреляй.
Я не помню, как выглядел и как назывался белый пароход, не помню, где и что ел, зато отлично помню, что пил. Мы с Ольгой, Люсей и каким-то прекрасным юношей, имени которого я, конечно, не помню (даром, что жил с ним в одной каюте, хотя про каюту не факт), всю дорогу угощались фруктовой корейской водкой сочжу, профессиональным напитком записных контрабандистов-корееведов. У кого-то в рундуке этого добра было несколько ящиков. Не исключено, что у меня.
Помню прыгающих дельфинов, они в открытом море сопровождали наш белый пароход. О, это было незабываемое зрелище! Убить воспоминания о такой неземной красоте даже сочжу не по силам. Впрочем, не удивлюсь, если дельфинов видел только я, причём исключительно благодаря сочжу.
Память внезапно возвращается ко мне с момента постановки на пусанский рейд. Я вам так скажу: пусанский рейд - это место с очень сильной энергетикой, такое место вернет память любому. Сейчас вы поймёте, о чём я.
Мы стояли на рейде почти сутки. За это время я несколько раз выходил на палубу полюбоваться белым городом на далёких сопках. Тогда же я разглядел цвет нашего парохода, и он был тоже белый, какое совпадение. Белого цвета была и одежда на Ольге, когда она велела мне культурно одеться и следовать за нею на самую верхнюю палубу встречать лоцмана.
Какого лоцмана? Зачем его встречать? При чём тут я? Если вы не знаете Ольгу, то начинаете задавать ей дурацкие вопросы вроде этих. Я Ольгу знал и поэтому молча пошёл одеваться.
Оказывается, это традиция такая у них с Люсей - всякий раз встречать лоцмана. В тот момент, когда корейский лоцман прыгает с утлого катера на выпрастанный для него трап, две женщины с верхней палубы начинают кричать ему что-то, свистеть и размахивать руками. Лоцман ещё ни разу не промахивался, но русские женщины упорно встречали его вот уже несколько лет, просто потому что у них однажды так повелось. Незыблемая морская традиция. Вы знаете, традиции на флоте - это очень серьёзно.
Чтобы достойно встретить лоцмана и не ударить в грязь лицом, несущим на себе следы утомительного многодневного перехода, Ольга с Люсей долго умывались, красились, причёсывались и надевали самое лучшее. Посильно умывшись и надев что сумел, я тоже поднялся на верхнюю палубу, где и увидел двух принцесс, лениво бродивших взглядами по горизонту. Они ждали лоцмана, как две львицы ждут антилопу, которая вот-вот должна явиться на водопой.
Обе принцессы были хороши необыкновенно. Я в буквальном смысле не нахожу слов, чтобы описать Люсю - просто потому что не помню, как она выглядела. Условимся, что зрелище было великолепное, тем более, что это правда. Что до Ольги, то она в тот момент представляла собой ожившую японскую манга-мечту из сериала про эльфов или ангелов: огромные глаза, обрамлённые сверкающим облаком из золотистых кудрей, кружев, бриллиантов, шелков и ещё чего-то белого и блестящего. Под кружевами и шелками скрывались формы, которые, наверняка, снятся самим ангелам, худосочным анимешным раскладухам, если у тех бывают сексуальные фантазии.
Женщины пахли настолько одуряюще прекрасно, что чайки, пролетев над пароходом, начинали исполнять в небесах танец феникса.
Лоцманского катера всё не было.
Пусть и нарядно, но легко одетым львицам становилось скучно и холодно. Бриллиантовые ожерелья и брюссельские кружева - не самая лучшая одежда весной на пусанском рейде. Люся курила, смотрела вдаль и переминалась с ноги на ногу, а Ольга изучала судовое оборудование, до какого могла дотянуться.
Системой пожаротушения на белом пароходе заведовал какой-то там по счёту помощник капитана. Его звали Витя, и скоро вы поймёте, с чего у меня вдруг такая память на имена прорезалась. К слову сказать, Витя заведовал много чем. В сферу его ведения входило распределение объёмов потайного трюма между всеми заинтересованными в провозе контрабандной мануфактуры лицами, поэтому он был обречён на дружбу с Ольгой. Вы понимаете, у него просто не оставалось выбора.
Так вот, о системе пожаротушения. Кроме аттестата зрелости мы по окончании школы получали корочки матроса-моториста II класса, и я-то знаю, что трубы системы пожаротушения на судах должны заполняться... кажется, забортной водой. Воду положено гонять, менять, короче, держать в тонусе. Категорически запрещается отвод в систему пожаротушения нефтесодержащих льяльных вод (трюмных вод и гадости, стекающей из машинного отделения), продуктов жизнедеятельности экипажа и прочих жидкостей и смесей. Тушить пожар лучше пирогами и блинами и солёными грибами, чем льяльными водами - это вам скажет матрос-моторист любого класса.
На нашем белом пароходе элементарные правила пожарной безопасности были попраны вопиющим образом, и в систему пожаротушения стекало буквально всё. Откуда я это знаю? А вот откуда.
- Не лоцманский ль там, часом, катер? - с надеждой в голосе и почему-то четырёхстопным ямбом спросила меня замёрзшая Люся. Я посмотрел в сторону белого города. За нашими спинами в ту самую секунду Ольга как раз добралась до раструба системы пожаротушения (широкого отверстия, к которому во время пожара присеодиняется шланг брандспойта) и, внимательно разглядывая своими анимешными глазищами внутренности раструба, повернула вентиль.
- Нет, Люсь, бурун у волнолома.
Слава Богу, Ольгу не смыло за борт. Лететь пришлось бы долго, но она крепко ухватилась за красный вентиль - и удержалась на верхней палубе.
Мы с Люсей обернулись, когда Ольга громко сказала: «&%*$#@!»
Перед нами стояла и материлась на весь Цусимский пролив сама Мать-Сыра Земля. С принцессы эльфов густо стекала таблица Менделеева в виде нефтесодержащих льяльных вод из машинного отделения и в виде органических соединений - не скажу из какого.
Появившийся на горизонте лоцманский катер не заинтересовал на затаившем дыхание пароходе решительно никого - хорошо поставленным голосом Ольга как раз ходатайствовала перед Небом о даровании большого человеческого счастья помощнику капитана, ответственному за систему пожаротушения.
Минутой позже Ольга ворвалась в каюту к Вите и пожелала ему счастья лично. Она сказала ему, что система пожаротушения на пароходе работает исправно, только вода в системе несвежая, и в подтверждение своих слов оставила на полу несколько характерных мазутных луж.
Надо ли сейчас говорить, что на обратном пути во Владивосток добрая половина потайного трюма была наша? Витя дал бы больше трюма, но столько джинсовых сарафанов и вентиляторов у нас просто не было.
Лоцмана в тот день мы так и не встретили. Впрочем, солнце от этого не погасло, Японское море не стало Восточно-Корейским, небо не упало на землю, наш пароход не налетел на маяк. Что было потом? Собственно, потом была челночная рутина: много Пусана, опустошение улицы Техас, погрузка, переход во Владивосток, сбыт контрабандного товара на Школьной, счастливое снятие с финансовой мели.
Годом позже Ольга съездила в Москву и нанесла визит генеральному консулу Государства Израиль. Она зашла к нему в кабинет, заперла дверь изнутри, а через несколько минут вышла оттуда с консульским скальпом с бумагой, признающей ольгину бабушку, украинку-по-паспорту Римму Исааковну Либерман совсем не украинкой, а вовсе даже наоборот.
Вы уже поняли, с каким чемоданом и на какой вокзал она отправилась вместе с детьми и мужем-хакасом несколько месяцев спустя.
...Всякий раз, беседуя с ней в видеочате, слушая шестиэтажные проклятья в адрес шабата, интифады, Ольмерта, Насраллы, вонючего местного сала, хамсина и кредитной политики израильских банков, я вспоминаю пусанский рейд и желаю крепкого здоровья всем, кто окажется на пути моего друга - асфальтоукладчика, человечища, воздушной эльфийской принцессы, Женщины в белом.
С днюхой тебя, волоокая.