наташин дневник
Самая большая, чистая и искренняя любовь случается по утрам. То ли потому что за ночь как никак успеваешь отдохнуть, то ли потому что мозг еще не затуманен событиями предстоящего дня. Нежности столько, что впору черпать литровыми черпаками, и всё равно еще много останется. Наташа спит, раскинув руки, изредка вздыхает во сне, иногда улыбается. А еще совсем недавно она во сне горько плакала.
Удивительно, как такое маленькое и по сути малознакомое существо может так к себе привязывать и так в себя влюблять. Вспоминаю, как нашей первой весной у меня было столько же нежности к спящему Васе, когда я возвращалась утром после ночных смен и залезала в его теплую и неудобную кровать.
По вечерам я ужасно устаю и мы с Васей иногда просто сидим обнявшись на диване и молчим. Это такой очень удобный обнимательный и утешательный уголок. И иногда я говорю (как мне свойственно): "Ах, а что если ничего не получится?" - и тревожно заглядываю Васе в глаза. "Дашенька, все будет хорошо", - спокойно (как ему свойственно) отвечает Вася. А когда Наташа спросит меня, какими мы с ее папой были в молодости, я отвечу, что мы много работали, много смеялись и очень сильно друг друга любили.
Васин айфон иногда исправляет "Дашенька" на "Сашенька", "Машенька" или "Душенька". Это довольно смешно, особенно с учетом того, что в самом начале отношений Вася случайно назвал меня Настей и жутко смутился, а мне было очень весело оттого, что он ошибся и смутился, предположив, что я должна очень расстроиться. Но человека (меня), который в ответ на вопрос "как тебя зовут?" как-то раз ответил "Дима", таким не смутишь.
Недавно поняла, что почему-то забываются путешествия. Милена в Бразилии и рассказала, что ужинала с девочкой, у которой я ночевала, когда прилетела в Сан-Пауло. Меня тогда не встретила моя подруга Бруна (вернее, мы разминулись), пока я отстояла огромную очередь на паспортный контроль, наступила липкая бразильская ночь, и выходить в чужой город, мегаполис с одним из самых высоких уровней преступности в мире, не хотелось. И я позвонила Присцилле (мы познакомились на вечеринке у балерины большого театра за месяц до того и она дала мне свой телефон со словами "мало ли что"), она приехала за мной со своим парнем и мамой через полчаса, отвезла меня домой и уложила спать, а на следующее утро помогла мне купить билет в Белу Оризонте и ее мама опять же отвезла меня в аэропорт. Забавно, что Эберт, у которого я тогда жила в Б/О, чуть ли не с первого дня нашего знакомства твердил мне: я хочу, чтобы ты всегда была счастлива. И теперь, когда мы общаемся от силы раз в полгода, он меня обязательно спрашивает, счастлива ли я. Эберт менял подружек как перчатки, а теперь вот одна из них собирается родить ему малыша. Он как обычно ее не любит, но тут уже ничего не поделаешь. Кстати, до сих пор помню, какой шикарный торт испекла к моему приезду их домработница. Белоснежный и покрытый яркой клубникой. В Москве тогда ничего подобного не делали и для меня этот торт был чудом чудным.
Удивительно, что с появлением ребенка по другому начинаешь к себе относиться. Раньше, даже когда я была уже беременна, я спокойно могла перебежать дорогу на красный, а теперь жду зеленого, даже если вблизи ни одной машины. Потому что кто же будет кормить Наташу, если что, думаю я. А еще начинаешь понимать, какое дикое количество времени в Москве тратится впустую - в дорогах, очередях и магазинах. И становится ужасно его жалко.
А еще поражает, радует и ужасает одновременно, что для ребенка ты практически божество и даже если может иногда показаться, что родители устраивают танцы с бубнами вокруг своего малыша (так оно и бывает, особенно под вечер), всё равно родители остаются всемогущими волшебниками, а ребенок - изумленным и беспомощным существом, которому только и остается, что доверчиво смотреть, как пытаются его развлечь мать с отцом. И пока материнский стаж у меня с гулькин нос, я совершенно не могу понять, как можно это доверие обманывать, и, главное, зачем. Чувства с возрастом притупляются, что ли? Не понимаю.
Удивительно, как такое маленькое и по сути малознакомое существо может так к себе привязывать и так в себя влюблять. Вспоминаю, как нашей первой весной у меня было столько же нежности к спящему Васе, когда я возвращалась утром после ночных смен и залезала в его теплую и неудобную кровать.
По вечерам я ужасно устаю и мы с Васей иногда просто сидим обнявшись на диване и молчим. Это такой очень удобный обнимательный и утешательный уголок. И иногда я говорю (как мне свойственно): "Ах, а что если ничего не получится?" - и тревожно заглядываю Васе в глаза. "Дашенька, все будет хорошо", - спокойно (как ему свойственно) отвечает Вася. А когда Наташа спросит меня, какими мы с ее папой были в молодости, я отвечу, что мы много работали, много смеялись и очень сильно друг друга любили.
Васин айфон иногда исправляет "Дашенька" на "Сашенька", "Машенька" или "Душенька". Это довольно смешно, особенно с учетом того, что в самом начале отношений Вася случайно назвал меня Настей и жутко смутился, а мне было очень весело оттого, что он ошибся и смутился, предположив, что я должна очень расстроиться. Но человека (меня), который в ответ на вопрос "как тебя зовут?" как-то раз ответил "Дима", таким не смутишь.
Недавно поняла, что почему-то забываются путешествия. Милена в Бразилии и рассказала, что ужинала с девочкой, у которой я ночевала, когда прилетела в Сан-Пауло. Меня тогда не встретила моя подруга Бруна (вернее, мы разминулись), пока я отстояла огромную очередь на паспортный контроль, наступила липкая бразильская ночь, и выходить в чужой город, мегаполис с одним из самых высоких уровней преступности в мире, не хотелось. И я позвонила Присцилле (мы познакомились на вечеринке у балерины большого театра за месяц до того и она дала мне свой телефон со словами "мало ли что"), она приехала за мной со своим парнем и мамой через полчаса, отвезла меня домой и уложила спать, а на следующее утро помогла мне купить билет в Белу Оризонте и ее мама опять же отвезла меня в аэропорт. Забавно, что Эберт, у которого я тогда жила в Б/О, чуть ли не с первого дня нашего знакомства твердил мне: я хочу, чтобы ты всегда была счастлива. И теперь, когда мы общаемся от силы раз в полгода, он меня обязательно спрашивает, счастлива ли я. Эберт менял подружек как перчатки, а теперь вот одна из них собирается родить ему малыша. Он как обычно ее не любит, но тут уже ничего не поделаешь. Кстати, до сих пор помню, какой шикарный торт испекла к моему приезду их домработница. Белоснежный и покрытый яркой клубникой. В Москве тогда ничего подобного не делали и для меня этот торт был чудом чудным.
Удивительно, что с появлением ребенка по другому начинаешь к себе относиться. Раньше, даже когда я была уже беременна, я спокойно могла перебежать дорогу на красный, а теперь жду зеленого, даже если вблизи ни одной машины. Потому что кто же будет кормить Наташу, если что, думаю я. А еще начинаешь понимать, какое дикое количество времени в Москве тратится впустую - в дорогах, очередях и магазинах. И становится ужасно его жалко.
А еще поражает, радует и ужасает одновременно, что для ребенка ты практически божество и даже если может иногда показаться, что родители устраивают танцы с бубнами вокруг своего малыша (так оно и бывает, особенно под вечер), всё равно родители остаются всемогущими волшебниками, а ребенок - изумленным и беспомощным существом, которому только и остается, что доверчиво смотреть, как пытаются его развлечь мать с отцом. И пока материнский стаж у меня с гулькин нос, я совершенно не могу понять, как можно это доверие обманывать, и, главное, зачем. Чувства с возрастом притупляются, что ли? Не понимаю.