Москва сегодня волшебная. По работе ездила на Белорусскую, на Большую Грузинскую улицу - "маааленьки особнячок между двумя длинными домами", на втором и третьем этажах офисы, на первом - букинистический магазинчик. В магазинчике (я же не могла пройти мимо!) дяденька, которого сначала приняла за охранника - оказался продавцом, и преудивительнейшим. Больше всего он похож на фраевского Бакки Бугвина, только живее: такой же суроводобродушный, резкий в движениях, кваратный и в очках. Дверь в магазинчик (металлическую, решетчатую), запирает и пускает только после мрачного "вам чего надо, гражданка?". Потом становится обаятелен и неповторим. Лазит по лесницам и копается в полках, продает за бесценок книги, которых не существует в природе. Два тома Уитмена (один из них - "Мой Уитмен" Чуковского! на обложке, если снять и выкинуть ее потрепавшуюся суперчась - красное солнце на весь лист, каким его рисуют на блинных: центр закручен спиралью, и несиммеричные лучи от него) и один том Юнга.
- А я вот вам сейчас покажу с такими иллюстрациями этого Уитмена, вы закачаетесь, это просто...
- А, я, кажется, знаю, что это за изда...
- Ну вот не надо! - окрик суровый из-за стеллажей, взгляд строгий поверх очков. - Вот зачем так уверенно торопить события! Может все совсем и не так...
Шла обратно к метро почти пьяная, совершенно влюбленная - в Уитмена, в Москву. В то, что встречаются люди такие невероятные, такие глючные. В метро не отрывалась о книги - с выражением на лице, по-видимому, совершенно идиотским. По лесницам скакала.
Потом - тоже по работе - полутемная кафешка на Таганке, "здравствуйте, я от Николая" (дивно и подпольно это звучит!), подсобка, отделенная от кафешки шторой (не дверью!), тусовка московских нумизматов в двух шагах от. Вышла на улицу и поняла, что пойду гулять, раз такое дело, раз такой романтик у меня с Москвой сегодня. Пошла гулять. Догуляла до АСТшного магазинчика, где пыталась найти прозу Белого, не нашла и купила четыре других книги по цене от тридцати до сорока рублей (Фолкнер, Ерофеев, еще что-то, удивительная штука уцененные полки!), забила их с трудом в сумку (плюс к тем трем), пошла дальше кружить вокруг Марксистской, где у меня была еще одна встреча, опять же по работе. Сидела в кофейне (уютная, вся в зеркалах, с крошечным гардеробчиком у входа - гардеробщик тихий и тоже очень фраевский, и удивительно галантный), читала Уитмена и млела. Что ну разве бывает жизнь такой прекрасной и простой? И мальчик, с которым я встречалась по работе, оказался противу ожидания мил (по телефону редкостной невменяемости почудился человеком), и возле Храма святого Мартина я обнаружила кафе-бар "Наташа" - тихий, дешевый и интерьерный отчего-то, с деревянными столами, в лучших традициях кофеен, с приглушенным светом, и подслушала там разговор. Молодой человек говорил:
- Дайте мне две порции селедки, картошки тоже две, много-много черного хлеба и пива! Тоже два. Пива.
- Много это сколько?
- Это очень много.
- Две буханки, три?
- Ну нет, ну это перебор! Что вы...
- Так сколько7
- Ну... десять! кусков.
- Девять, - вклиниваюсь я, не удержавшись.
- Почему???
- Число красивое...
Потом я спускалась в метро, и увидела в толпе боковым зрением женщину, похожую на Акимову и дернула ее за рукав, и это оказалась Акимова, а с ней - Матвеев и еще какой-то незнакомый мне мальчик. А я же думала так ярко, и видела, идя до Белорусской еще днем от букинистического: что встречу Матвеева случайно с кем-то, кого не знаю, и буду рассказывать, как волшебная сегодня Москва. Я рассказала, и он оживился при слове "Уитмен", и стащил у меня один том ("у тебя их семь, не жадничай").
Апрельский воздух, столений дождь, под куполами храма - огоньки, кружево ветвей зыбкое от тумана. На фоне серого все цвета объемны, выпуклы: теплый, пряный красный браслета, зеленый - свитера, голубой - джинсов.
И придя домой, с раскалывающейся головой, поняла, совершенно счастливая: я же не ела сегодня ничего, почти. Утром две печеньки и четыре ложки манной каши, и в кофейне - маааленькая чашечка шоколада. И не хочется. Только голова болит. Еду к Боевой ночевать, пусть кормит.