***
Читаю "Лист до заручника" Екзюпері в перекладі Анатоля Перепаді - ще з "Дніпра" 68-го.
"Посідавши до простого дерев’яного столу, ножами відвідувачів покарбованому, ми загадали два перно". Неузгодження зі столом - то радше коректорський недогляд. Але ж хіба офіціантові загадують?
І як я вже про Екзюпері - не втримаюсь і процитую про Сахару. Українською в неті не знайшлося:(
Когда-то я прожил три года в Сахаре. И я, как многие другие, пытался
постичь, чем же она завораживает и покоряет. Казалось бы, там только и есть
что одиночество и лишения - но всякий, кому случилось побывать в пустыне,
тоскует по тем временам, как по самой счастливой поре своей жизни. "Тоска по
бескрайним пескам, тоска по одиночеству, тоска по простору" - все это лишь
слова, литературные штампы, и ничего они не объясняют. А вот здесь, на борту
парохода, битком набитого пассажирами, я, кажется, понял, что же такое
пустыня.
Да, конечно, в Сахаре, сколько хватает глаз, видишь все тот же песок,
вернее, обкатанную временем гальку (песчаные дюны там редкость). Там ты
вечно погружен в неизменное однообразие скуки. И однако, незримые божества
создают вокруг тебя сеть притяжений, путей и примет - потаенную живую
мускулатуру. И уже нет однообразия. Явственно определяются знаки и вехи. И
даже тишина всякий раз иная.
Бывает тишина мирная, когда утихает вражда племен и вечер приносит
прохладу, и кажется - ты остановился в безмятежной гавани и спустил паруса.
Бывает полуденная тишина, когда под давящим солнцем - ни мысли, ни движения.
Бывает тишина обманчивая, когда замирает северный ветер, когда мотыльки и
стрекозы - цветочная пыльца, взметенная из глубинных оазисов, - предвещают
песчаную бурю с востока. И тишина недобрая, когда узнаешь, что в шатрах
дальнего племени зреет заговор. И тишина загадочная, когда между арабами
завязываются тайные переговоры. И напряженная тишина, когда ждешь гонца, а
он все не возвращается. И пронзительная ночная тишина, в которую
вслушиваешься, затаив дыхание. И тишина, полная грусти, когда вспоминаешь
тех, кого любишь.
Все тяготеет к полюсам. Каждая звезда указывает верный путь. Все они -
звезды волхвов. Каждая служит своему богу. Вон та указывает путь к далекому,
почти недостижимому роднику. И даль, что отделяет тебя от этого родника,
гнетет, точно крепостной вал. А эта указывает на родник, который давно
иссяк. И сама эта звезда кажется иссохшей. И в пространстве, отделяющем тебя
от пересохшего родника, дороги нет. А вон та звезда привела бы к неведомому
оазису, который восхваляли кочевники, но дорога туда заказана: ее
преграждают непокорные племена. И пески между тобою и тем оазисом - как
заколдованная лужайка из сказки. Еще одна звезда ведет на юг, в белый город,
он точно сладостный плод, так и тянет его отведать. А та ведет к морю.
И наконец, магнитное поле пустыни порождают безмерно далекие, почти
неправдоподобные полюсы: дом твоего детства, который и сегодня живет в
памяти; друг, о котором только и знаешь, что он есть.
И ощущаешь себя в силовом поле: есть силы пронизывающие, животворные,
они тебя притягивают или отталкивают, льнут к тебе или сопротивляются. И
стоишь на земле твердо, уверенно и надежно, в самом средоточии важнейших
путей и направлений.
Пустыня не дарит осязаемых богатств, здесь ничего не видно и не слышно,
а меж тем внутренняя жизнь не слабеет, напротив, становится еще насыщенней,
и волей-неволей убеждаешься, что человеком движут прежде всего побуждения,
которых глазами не увидишь. Человека ведет дух. В пустыне я стою ровно
столько, сколько стоят мои божества.
Повністю текст тут.
"Посідавши до простого дерев’яного столу, ножами відвідувачів покарбованому, ми загадали два перно". Неузгодження зі столом - то радше коректорський недогляд. Але ж хіба офіціантові загадують?
І як я вже про Екзюпері - не втримаюсь і процитую про Сахару. Українською в неті не знайшлося:(
Когда-то я прожил три года в Сахаре. И я, как многие другие, пытался
постичь, чем же она завораживает и покоряет. Казалось бы, там только и есть
что одиночество и лишения - но всякий, кому случилось побывать в пустыне,
тоскует по тем временам, как по самой счастливой поре своей жизни. "Тоска по
бескрайним пескам, тоска по одиночеству, тоска по простору" - все это лишь
слова, литературные штампы, и ничего они не объясняют. А вот здесь, на борту
парохода, битком набитого пассажирами, я, кажется, понял, что же такое
пустыня.
Да, конечно, в Сахаре, сколько хватает глаз, видишь все тот же песок,
вернее, обкатанную временем гальку (песчаные дюны там редкость). Там ты
вечно погружен в неизменное однообразие скуки. И однако, незримые божества
создают вокруг тебя сеть притяжений, путей и примет - потаенную живую
мускулатуру. И уже нет однообразия. Явственно определяются знаки и вехи. И
даже тишина всякий раз иная.
Бывает тишина мирная, когда утихает вражда племен и вечер приносит
прохладу, и кажется - ты остановился в безмятежной гавани и спустил паруса.
Бывает полуденная тишина, когда под давящим солнцем - ни мысли, ни движения.
Бывает тишина обманчивая, когда замирает северный ветер, когда мотыльки и
стрекозы - цветочная пыльца, взметенная из глубинных оазисов, - предвещают
песчаную бурю с востока. И тишина недобрая, когда узнаешь, что в шатрах
дальнего племени зреет заговор. И тишина загадочная, когда между арабами
завязываются тайные переговоры. И напряженная тишина, когда ждешь гонца, а
он все не возвращается. И пронзительная ночная тишина, в которую
вслушиваешься, затаив дыхание. И тишина, полная грусти, когда вспоминаешь
тех, кого любишь.
Все тяготеет к полюсам. Каждая звезда указывает верный путь. Все они -
звезды волхвов. Каждая служит своему богу. Вон та указывает путь к далекому,
почти недостижимому роднику. И даль, что отделяет тебя от этого родника,
гнетет, точно крепостной вал. А эта указывает на родник, который давно
иссяк. И сама эта звезда кажется иссохшей. И в пространстве, отделяющем тебя
от пересохшего родника, дороги нет. А вон та звезда привела бы к неведомому
оазису, который восхваляли кочевники, но дорога туда заказана: ее
преграждают непокорные племена. И пески между тобою и тем оазисом - как
заколдованная лужайка из сказки. Еще одна звезда ведет на юг, в белый город,
он точно сладостный плод, так и тянет его отведать. А та ведет к морю.
И наконец, магнитное поле пустыни порождают безмерно далекие, почти
неправдоподобные полюсы: дом твоего детства, который и сегодня живет в
памяти; друг, о котором только и знаешь, что он есть.
И ощущаешь себя в силовом поле: есть силы пронизывающие, животворные,
они тебя притягивают или отталкивают, льнут к тебе или сопротивляются. И
стоишь на земле твердо, уверенно и надежно, в самом средоточии важнейших
путей и направлений.
Пустыня не дарит осязаемых богатств, здесь ничего не видно и не слышно,
а меж тем внутренняя жизнь не слабеет, напротив, становится еще насыщенней,
и волей-неволей убеждаешься, что человеком движут прежде всего побуждения,
которых глазами не увидишь. Человека ведет дух. В пустыне я стою ровно
столько, сколько стоят мои божества.
Повністю текст тут.