И опять я Дюма-маму запостил...
Итак, сегодня вместо её темы про котов https://www.proza.ru/2019/06/08/86
будет продолжение
Похищение сабинянки
Вдовствующая императрица долго сокрушалась над беспутством своего протеже, чуть не приведшем к непоправимому, и поделилась своим негодованием с дочерью:
- И теперь он весь занят романом с этой девкой! Она не абы кто, а, как пишет граф Пётр, была любовницей самого Наполеона. Уверена, на него напали из-за неё. Но и это не отвратило Альхена от неё.
Като, оставив свой набросок натюрморта с вазой и колонной, подумала немного и проговорила:
- А как выглядит эта Жорж? Я что-то слышала о ней. Говорят, очень талантливая актриса.
Но ее maman в присущей ей манере перешла на другое:
- А наш Алекс вновь днюет и ночует у этой дряни! Она родила - якобы ему, хоть я в этом очень сомневаюсь - ребёнка, и он теперь постоянно бывает у неё. Как только он приехал с манёвров, то немедленно бросился к этой Нарышкиной, которой как раз пришло время рожать! Нет, я, конечно, не отрицаю, что в этом вина Lise, но я очень сильно подозреваю, что полька крутит им как ей угодно. К ней уже обращаются за протекцией! Ее считают кем-то значимым! Но она не имеет на это никакого права. Тоже мне, мадам де Помпадур выискалась.
- Саша любит только её, - вздохнула Като.
- Я не удивлюсь, если она и подговорила его подписать этот мир, - продолжала разоряться Мария Федоровна.
- Почему вы так думаете? - Екатерина пристально взглянула на мать.
- Только она из всего света приняла у себя Савари, - отвечала вдовствующая императрица. - Тот, как мне говорили, привёз в дар платья и украшения от корсиканца для Lise, но алчная полька забрала их себе.
- Нарышкина - просто дура, maman. Ничего большего, - отстранённо проговорила Екатерина.
- Но он не просто спит с ней, Като, - Мария покраснела, внезапно осознав, что обсуждает столь откровенные вопросы с родной дочерью. - Если бы всё было так, я бы не волновалась. А если он вздумает на ней жениться, когда Lise...
- Саша не такой идиот, maman, - резко отвечала великая княжна. - Он-то знает, что это может повлечь за собой. Даже наш Костенька не женился на её сестре Жаннете, а мог бы.
Мария Фёдоровна поджала губы и проговорила:
- С этим надо что-то делать. И как можно быстрее.
- Я вижу только один выход - найти ему другую пассию, - отвечала её дочь.
- Но кого же?
- Хотя бы эту мадемуазель Жорж, - подсказала ей Като. - Кстати, я припоминаю, что всё-таки видела с ней гравюру - кажется, она была изображена рядом с мадемуазель Марс. Эта актриса даже похожа чем-то на Нарышкину. Брюнетка с пышными формами. Саше понравится, это его любимый тип женской красоты.
- Като. Во-первых, она актриса... - начала Мария.
- А что, подкладывать под него княжну? Чарторыйские уже пробовали. И что вышло? Актриса - это даже лучше. Она может сделать всё, что угодно, если пообещать ей побольше золота. Она ни с кем не связана родством и, к тому же, иностранка - значит, будет верна только тем, кто ей платит. А платить будем мы. Нет, с такими, как она, иметь дело гораздо проще.
Марию Фёдоровну всегда пугали и втайне восхищали практичный ум и цинизм её четвёртой дочери. На её аргументы было нечего возразить. Конечно, можно бы отравить Нарышкину, но это наделает много шума. Все узнают, кому это выгодно. Но до другого императрица-мать сама вряд ли бы додумалась.
- Като. Всё хорошо, но она в Париже, - произнесла Мария. - И она принадлежит самому Наполеону.
- Это было года два тому назад, - возразила великая княжна. - А что касается её местонахождения... Толстой может предложить ей съездить на гастроли в Россию. На выгодных для неё условиях...
- А если эта актёрка откажется? - спросила императрица.
- Твой Альхен Бенкендорф её уговорит, - усмехнулась девушка. - А то и силой увезёт.
- Като! - всплеснула руками Мария Фёдоровна. - Если он её увезёт, какой же скандал разразится! И потом, ты представляешь, что с ним тогда сделают французы?
- Вот и проверим, на что он способен, - заключила Екатерина и вернулась к своему занятию.
Париж, декабрь 1807 года
Алекс вернулся из Вены вконец уставшим. Его ждало два часа докладов - кроме австрийской столицы и Триеста, он также побывал в Венеции. Дома передали письмо от Жанно с описанием дуэли и смерти несчастного Мити Арсеньева.
Заехал к Марго, но и её присутствие не смогло изменить печального настроения.
- Что такое, что случилось? - проговорила она, поглаживая ему плечи - от этой ласки он в любое другое время бы разомлел и предался амурным наслаждениям, но ныне он лишь устало и рассеянно усмехнулся.
- Был тяжелый путь, я всё понимаю, - она заключила его в объятья. - Ну а всё-таки? Расслабься, ты теперь дома.
- Мой друг погиб, вот что, - наконец признался Бенкендорф.
- Боже мой... На войне?
- На дуэли, - вздохнул Алекс и поведал Марго всё, что случилось.
Маргарита склонила голову и задумалась.
- Вот какова женская алчность, - печально произнес барон.
- Знаешь, а я понимаю мать этой девочки, - проговорила его любовница. - Конечно, ей надо было действовать тоньше и предупредить твоего друга заранее, а не ставить перед фактом, но... Если, как ты говоришь, он был беден и в долгах, а новый жених богат...
- Как можно в жизни руководствоваться одними соображениями выгоды! - вспыхнул Алекс. - И я удивлен слышать такое от тебя!
- А деньги решают многое. Сколько бы они протянули вдвоем, с его долгами? Сколько бы продлилась их любовь? Месяц, два, три? - Марго была вспыльчива и тоже повысила голос. - А если бы дети пошли? Начались бы распри из-за долгов, из-за того, что нечего поставить на стол... Тем более, девушка, как я поняла, уже привыкла к определенному образу жизни. Какой бы для нее был удар. Нет, маменька там всё правильно сделала.
- Да, и из-за этого погиб человек, - возразил Алекс. - Из-за её мудрости и предусмотрительности.
- А здесь он сам виноват, - твёрдо произнесла мадемуазель Жорж.
- Да что ты понимаешь! - взорвался её любовник.
- Я? - усмехнулась она. - Я много что понимаю в этих вещах. Увы.
Она тяжко вздохнула.
- Прости, - проговорил Бенкендорф. - Но там была затронута честь.
- Все-то вы любите говорить о чести. О гордости, - сказала она. - В ущерб здравому смыслу.
Он хотел сказать: "Что ты знаешь о чести?", но решил замять спор. Осадок всё же остался, и немалый. Он впервые подумал, что они слишком по-разному смотрят на жизнь. Это неудивительно. По сравнению с ней он вырос в тепличных условиях. Марго много пережила в детстве - пьянство и побои отца, скидания, во время которых она каким-то чудом не оказалась в борделе. В 15 лет Маргарита уже играла взрослые роли - ей повезло с внешностью, она рано развилась и в этом возрасте выглядела не угловатой девчонкой, как большинство её ровесниц, а вполне сформировавшейся, обворожительной девушкой. Естественно, где успех - там и поклонники, и обычное для актрис решение найти покровителя. Первым у Марго стал Люсьен Бонапарт, брат Наполеона. Потом - князь Сапега. Затем и сам император. Алекс не расспрашивал её о прошлом. Она сама рассказывала.
"Мы разные, но все-таки мы вместе", - подумал он, засыпая у себя в постели.
Алекс и Марго сходились в одном. Им обоим сложно было на протяжении долгого времени хранить верность одному и тому же человеку. На балу в Тюильри он увидел очень красивую, высокую, стройную, тёмноволосую даму - чтицу императрицы Жозефины, мадам Гоццони. Его давняя знакомая, мадам Дюшанель, решила выступить в качестве посредницы, и он через неё назначил свидание своей новой пассии на маскараде в Опере. Он приехал туда пораньше и замер у входа в ожидании дамы, с которой он решил пройти в ложу и заняться там всем, что успел навоображать себе. Вместо этого он столкнулся с другой маской, влепившей ему пощечину и бросившей в лицо: "Распутник!" Это оказалась Марго Жорж, разумеется. Жозе, нерадивый слуга Алекса, доложил ей в подробностях, куда и с какими намерениями отправляется его господин. В этот раз всё было серьёзнее - она отказалась даже принимать Алекса у себя. Бенкендорф вновь почувствовал себя героем какой-то дурацкой пьесы. Просто оставить Марго он теперь не мог - она слишком многое о нём знала, и да, похоже, он и в самом деле любил её. И любовь эта приносила не блаженство, а боль. Слишком много эмоций. Слишком много страстей. Слишком много всего.
Париж, декабрь 1807 года - январь 1808 года
Алекс справлял этот Новый год в компании одного только Поля фон Крюденера. Марго, как всегда, упорхнула встречать 1808-й с семейством. Они с Крюденером добыли настоящего китайского опиума и уселись его курить на балконе её квартиры - мадемуазель Жорж оставила Алексу ключи.
- Каждый раз, когда я употребляю какую-нибудь дрянь - неважно, какую - мне кажется, что я повис на ветвях какого-то высокого дерева вниз головой, - сказал Пауль.
- А потом прилетает ворон и выклёвывает тебе глаз? - спросил Алекс, потягивая зелье.
- Правый, да. Как ты догадался?
- Это известная история. Ей не одна тысяча лет, - Бенкендорф глядел в небо, озаряемое огнями фейерверков. - А мне вот...
И он поведал о старике в оранжевом полотенце.
- Это же Сперанский, - усмехнулся его приятель.
- Кто?! А, впрочем, если dum spiro spero ("Пока дышу, надеюсь"), ты в этом смысле? - незнакомое вещество заставляло его неумеренно философствовать.
- Не... Как же его звать - Михаилом? Не помню. Всё сходится, кроме полотенца, - откликнулся Крюденер. - А кто он? Тот, о ком мы в следующем году услышим.
- Это у вас семейное - предвещать всяко-разные вещи? - полюбопытствовал Алекс.
- Хочешь знать о моей maman? Она все из головы берет. Сочинительница же, - Пайль закурил обычную сигару. Он относился к той категории людей, которых плохо берет дурман. - В писательницу ей играться надоело. Теперь играется в Сивиллу.
- Кстати, о Сивиллах. Марго мне все уши прожужжала о некоей мадам Ленорман, - вспомнил Бенкендорф. - Весь Париж у неё бывает.
- Не мадам, а мадемуазель, - поправил его Поль. - Я был там. Из интереса. Вместе с Карлом.
- И что?
- Ну, что. Сказала правильно - на мне кровь. Добавила, что и мою кровь прольют. Потом у неё пошла дальняя дорога и прочая чепуха, - пожал плечами Крюденер.
- Слушай. Ты в балтийское возрожение веришь? - Алекс снова затянулся опиумом.
- Как зятю Ливена, я должен ответить тебе "да"? - усмехнулся Поль.
- Отвечай честно.
- Честно так честно. В нашей богоспасаемой Балтии устарело всё. Мартикулы, ландтаги с ландратами, то, как мы с латышами обращаемся - у нас же до сих пор право первой ночи кое-где свято соблюдается. Всё это протухло уже давно. С виду - вроде Европа, но копнёшь глубже - отсталость. Живём, как при царе Горохе. Это нужно менять. А потом бороться за независимость и прочее, - проговорил Крюденер.
- По-хорошему, всю Россию нужно переиначить. Но без сильной власти тут не обойдёшься, - задумался вслух Алекс.
- Государь же что-то предлагал... - начал Пауль.
- Предлагал. И знаешь, почему это не исполнилось? А потому что у каждого свои интересы. Его ошибка - считать себя первым среди равных. Так нельзя. Вот Наполеон с самого начала был прав, что отказался делить власть, - Алекс заходил по комнате.
- Мой крёстный тоже власть не делил и делал то, что ему левая пятка подсказывала. Подозрителен был до безумия, но его - voilЮ, - Пауль сымитировал удушение, взявшись тонкими пальцами за горло. - Кстати, удивлён, почему это ещё не сделали с Бонапартом. Своих недовольных здесь хватает.
- А вот почему, - Алекс расстегнул воротник, развязал галстук и продемонстрировал приятелю кривой шрам поперёк горла.
- Мда, - Крюденер аж поперхнулся. - Зашили тебя, конечно... Но причём здесь это?
- Люди Фуше постарались. Тайная полиция, - вкратце пояснил Алекс.
- Ты уверен? Там же были обычные грабители.
- Не обычные. Префект мне вернул мне всё, что они взяли. Это во-первых. Были бы городским сбродом - успели бы толкнуть кому-нибудь. Следовательно, их интересовала не нажива. Потом, они не удовлетворились тем, что хорошо меня отметелили и забрали всё, что при мне было. Они попытались меня прикончить. Спрашивается, зачем?
- Чтобы не оставлять свидетелей, ясно же, - недоумённо пожал плечами Крюденер.
- Мне говорили, что воры стараются не мараться преступлениями, за которые гарантированно можно пойти на галеры, - опровергнул его догадку Алекс. - Значит, это были наёмники. А их хозяева - тайная полиция. Именно на ней всё и основано. В России такого нет. Отсюда все заговоры и интриги. Ты знаешь, что в Петербурге вообще война ведется? То порежут кого-нибудь, то пристрелят и скажут, что так и надо. Какая-то Флоренция получается. А была бы жандармерия...
- Чтобы резала людей в подворотнях безнаказанно? - проговорил с сомнением в голосе Крюденер. - И, зная, насколько в наших краях любят давать на лапу, полицейские тоже втянутся в эту игру, стоит только побренчать звонкой монетой в туго набитом кошельке.
- Это если туда пойдет всякий сброд, - возразил его приятель. - Нужны благородные люди. Как ты и я. Как мои друзья.
- Чтобы они ходили и резали подозрительных французов по ночам, да? - покачал головой Поль. - Прямо "ночная стража", как была раньше в голландских городах.
- Боже мой, но почему ты так всё примитивно понимаешь? - всплеснул руками его собеседник. - Я имею в виду высший контролирующий орган. Подчиняющийся только государю. Состоящий из честных, преданных и неподкупных людей. Пусть их будет немного... но они будут. И наведут порядок в стране. Государство с таким бардаком, как в России, не может успешно воевать. Секрет успеха Наполеона в том, что он уверен - пока он завоёвывает очередные земли, ему не всадят нож в спину те, кого он оставил во Франции. Если получилось у якобинцев - почему же у нас не получится?
- Напиши проект. Может быть, и возглавишь этот орган, - Поль Крюденер сказал это, не задумываясь о том, что его слова могут оказаться правдой. Так и получилось 19 лет спустя.
Потом они заговорили о женщинах. Оказалось, что и Поль влюблён в творческую натуру - некую Адель де Руж, полупрофессиональную художницу.
- Я сам не понимаю, почему я до сих пор не ушел от Марго, - признался Алекс, тоже закуривая сигару. - Думал, это будет простая интрижка, я добьюсь своего - и adieu! Но нет. Она мучит меня своей меркантильностью, оправдывает свои измены, но не прощает моих, и... - он вынул изо рта сигару, посмотрел на тлеющий пепел. - В общем, я знал женщин лучше неё. То, что видишь на сцене, не всегда бывает в жизни. Но я к ней как привязанный. Боюсь, что дойдёт до женитьбы.
- Где-то я это уже слышал. Или читал, - заметил его приятель. - Где же? А, вспомнил. "История кавалера де Гриэ и Манон Леско". Читал?
- С книгами не дружу, - усмехнулся Алекс.
- Почитай обязательно. Там прямо твой случай. И, отчасти, мой. Я в свое время рыдал над нею, - отвечал Поль.
- Это что же, любовный роман?
- Нет, это совсем не то, что пишет моя маменька - кстати, ни одну из её книг я так и не смог дочитать до конца, - улыбнулся Крюденер. - У аббата Прево всё жизненно - мало кто так нынче сочиняет. Тридцать лет назад ещё умели. Потом начали марать книжные страницы сладкой патокой.
- Запомню название. Он сильно длинный? - спросил Бенкендорф.
Крюденер жестом показал, каков объем этого произведения в книжных листах.
- Хорошо, - обрадовался Алекс. - Я толстые книги не могу читать, терпения не хватает.
"Историю кавалера де Гриэ и Манон Леско" он прочитает много позже, лёжа больным чуть ли не чахоткой, после того, как его оставит Марго. Читать эту книгу ему будет тяжело, но, как ни странно, роман поможет ему исцелиться от любви-наваждения.
А сейчас они стояли на балконе и смотрели на крыши Парижа. И пили за Новый год, который должен быть в любом случае лучше предыдущего.
Париж, апрель 1808 года
В Париже одуряюще цвели каштаны. Алекс всё чаще задумывался о своем будущем с Маргаритой Жорж, такой изменчивой и неуловимой. К тому же, и сестра, и Толстой твердили об одном - надо уговорить Марго уехать с ним в Россию. Благовидный предлог для самого себя он придумал - поучаствовать в "крестовом походе против неверных", то бишь, уехать в Молдавию на войну с турками. Осталось найти повод к отъезду своей любовницы из Франции.
Дотти описала со всей откровенностью и красочностью, что же произошло с её супругом под конец прошлого года. "В такую минуту нужно защищать наше Дело всеми средствами", - завершала она послание. - "Возвращайся". Эти слова Алекса убедили больше всего.
После одного спектакля он зашёл к Марго в гримерную. Она разоблачалась из театрального костюма в повседневное платье. Последнее время его любовница играла исключительно королев, поэтому перед ней на туалетном столике лежала диадема.
- Как все, по-твоему, прошло? - Маргарита смотрела на его и своё отражение в зеркале, не оборачиваясь.
- Изумительно, - отвечал Алекс со всей искренностью. - Слышала эти аплодисменты?
- О да, - сказала она спокойно. - А что толку? Говорить чужие слова в чужом костюме перед толпой дураков - как же мне это уже надоело!
Алекс понял, что надо срочно воспользоваться удобным моментом.
- Слушай, - он взял в руки диадему. - Не хочешь ли ты, чтобы это была настоящая корона настоящей державы?
- Сказки рассказываешь, - усмехнулась Марго. - Каким же образом?
- Моя родина - страна возможностей, и в ней случается всякое, - улыбнулся ей Бенкендорф.
- Надо же. До недавних пор нам лили в уши, что это Франция, - она приняла дерзкий и иронический тон, который его обычно бесил. - И что, теперь в России раздают королевское достоинство всем актрисам?
Бенкендорф продолжал:
- В России мало хороших актрис. Публика не очень избалованная. Вознаграждения весьма щедры. Поехали?
- Кто же меня отпустит? Я связана с La ComИdie FranГaise годовым контрактом, - ответила молодая женщина. Потом, заметив лукавый огонек в зелёных глазах своего любовника, очаровательно улыбнулась и проговорила иным тоном:
- Так ты предлагаешь бежать?
- Марго, - он встал у неё за спиной и обнял её за плечи. - Мне нужно скоро уехать в Петербург. Я уже договорился с начальником. Дела семейные и политические. Но я очень не хочу, чтобы всё у нас закончилось так, как обычно кончается. Едем со мной.
- Но как же? - возразила она. - За мной же следят. И за тобой, наверное, тоже.
- Кстати, когда я говорил о короне, то не шутил, - проговорился Алекс. - Пока ничего не обещаю, но если мы будем вместе...
- Знаешь, за что я люблю тебя? - Марго резко обернулась, обняла его. - С тобой не скучно. Ты прирождённый авантюрист. Странствующий рыцарь. Только такие, как ты, - обычно одиночки. Им спутницы не нужны.
- Не в моём случае.
Они поцеловались.
Через неделю были выправлены поддельные паспорта для Марго и других знакомых ей членов труппы La ComИdie FranГaise. Она сорвала спектакль, уехав в ночь со своим "странствующим рыцарем" в далёкий Петербург.
Click to view