А я Дюма-маму запостил...
Она нынче звезда форума альтернативной истории вот с этой вещицей: https://www.proza.ru/2019/04/16/1529
Был текст про взрыв, читателей и взорвало, они все её книги искать пошли. А сегодня будет то, что Вы у неё факт не читали.
Похищение сабинянки
Париж, сентябрь-октябрь 1807 года
Алекс всю поездку в Париж пребывал в мрачном настроении. Следы войны виднелись повсюду; они встречали русских пленных, видели разоренные городки и сёла. Но Франция весьма их порадовала осенними уютными туманами над полями. И перед ними одним пасмурным утром открылся Париж - город на холмах, разделённый широкой извилистой рекой, наполненный высокими готическими церквями вперемешку со зданиями недавней постройки; город надежд и отчаяния, "стоящий тысячи месс", как где-то читал Алекс; целый мир с садами, улочками, подворотнями, колокольнями, ветряными мельницами на холме Монмартр, под сиреневым предрассветным небом; центр тогдашней Вселенной.
Кроме графа Толстого, спутниками Алекса были трое молодых дипломатов: князь Григорий Гагарин, учёный-дилетант, часто изрекавший глубокомысленные сентенции на любые темы, будь то политэкономия, география, медицина или искусство; граф Карл фон Нессельроде, немногословный молодой человек в очках, чем-то похожий на сову обликом и весьма небольшим ростом - Алексу он едва доходил до плеча; и, наконец, барон Пауль фон Крюденер, белокурый и сероглазый юноша, который Бенкендорфу кого-то неуловимо напоминал своим невзрачным острым лицом и хитрым, лисьим разрезом глаз. Нессельроде и Крюденер были лучшими друзьями и, как это часто происходит, постоянно подшучивали друг над другом, используя малопонятные словечки и фразы - преимущественно на латыни. На третий день Альхен узнал, что известная сочинительница мадам Жюли де Крюденер приходится Паулю родной матушкой, и больше на эту тему его спутник распространяться не стал. Мало-помалу, уже на подъезде к Парижу, Алексу удалось разбить дружеский дуэт, так как общество Гагарина ему порядком наскучило. Князь, ужаснувшийся тем, что "эти немцы спелись между собой", решил держаться от них в стороне. Бенкендорф как-то даже разоткровенничался с Паулем, который, будучи сам остзейцем (но в Остзейском крае ни разу не бывавший), признался:
- Ты как мать моя. Не мытьём, так катаньем всё выпытаешь. Итак, вот тебе история моей жизни. С Карлом мы вместе учились, - он показал на мирно спящего Нессельроде. - Он при моём папе в Копенгагене начинал служить. Мать с сестрой уехали от нас. Я вырос с отцом. Когда мне было восемнадцать, его хватил удар, и он умер на моих руках. Я остался de facto сиротой. Денег у меня было мало, а потом ещё долгов понаделал. Я сел играть. То густо, то пусто. На еду иногда не хватало. Потом чёрт меня угораздил влюбиться в одну... В неё уже докторский сын был влюблён. Решили драться. Дело хотели замять, но мой секундант настоял на дуэли. Я убил своего соперника. Пришлось бежать. Вот такие дела.
- У каждого из нас есть что скрывать, - философски заметил Нессельроде, проснувшийся от разговоров.
- Таков наш Путь, - проговорил Алекс.
Люди часто доверяли ему свои секреты. Так и он доверил своим спутникам свои.
- Слушай, - спросил его Крюденер. - Я, как видишь, тоже балт и от кузенов слышал о Ливонском Деле.
- Если оно сбудется, то будет слишком красиво, - усмехнулся Алекс. - Но я пессимист.
- Я тоже.
Потом они начали обсуждать женщин. К удивлению Алекса, у его новых друзей, показавшихся ему с первого взгляда "ботаническими юношами", женщин перебывала куча. Особенно у Крюденера.
- Чувствую, мы едем туда, куда нам нужно, - пошутил Бенкендорф.
- Я слышал, у парижанок есть в ходу жест, - присоединился к разговору граф Нессельроде. - Когда ты пожимаешь руку даме, и она надавливает средним пальцем тебе на ладонь, это значит, что она на всё согласна.
- Какие-то масонские знаки, - сказал заинтригованный Алекс. - Спасибо, что предупредил. А то бывает...
И он рассказал историю со Степанидой Николаевной в Богом забытом Чебаркуле на Урале, случившейся во время его путешествия по России. Жена одного из гарнизонных офицеров не знала французского языка и не сразу поняла, что от неё хотел Бенкендорф. Но, когда они достигли взаимопонимания, то он испытал ни с чем не сравнимое удовольствие в её объятиях.
Потом, слово за слово, он рассказал о своих странствиях по России и по Кавказу. О войне не упоминал. Зачем? Сказал только:
- Под Аустерлицем я не был. Но под Эйлау я видел ад. Меня, однако, даже не зацепило.
- Здесь зацепит, - вдруг мрачно сказал Крюденер.
Из Парижа посольство довольно быстро переместилось в Мальмезон, ибо там располагался двор Наполеона. Их ожидал парадный прием длиной в несколько часов, во время которых Бенкендорф запомнил всех "новых аристократов", в том числе, и самого Наполеона, совершенно не впечатлившего его. Алекс быстро нашел общий язык со своей соседкой слева, мадам Дюшанель, не слишком молодой брюнеткой, рассказавшей "этому русскому" обо всех и вся. Через некоторое время началась декламация. На невысокую сцену, установленную в центре приёмной залы, поднялась, наверное, самая прекрасная женщина, какую Алекс видел за двадцать пять лет своей жизни. Одетая в просторное платье с этрусским орнаментом, блистающая украшениями в античном стиле, которые на любой другой даме смотрелись бы грубовато, а на ней были в самый раз, высокая и откровенно полная, но не обрюзгшая брюнетка читала монолог Федры из одноименной драмы Расина. Глаза её, чёрные, как непроглядная ночь, блистали, лицо выражало всю глубину страсти и отчаяния. Алекс не мог отвести от неё взгляда и даже после того, как она удалилась с подмостков, не изменил своей позы и выражения лица, воображая её наяву. Из оцепенения его вывел весьма чувствительный толчок в ногу. Спутница, раздосадованная его невниманием, прошептала:
- Очнитесь уже, наконец! Да, мадемуазель Жорж - самая талантливая из наших актрис, но вам, барон, вредно на такое смотреть.
- Кто она такая? - спросил Алекс, рассеянно глядя на мадам Дюшанель.
- Маргарита Жорж, наша звезда драмы, наверное, лучшая из всех, - с неохотой отвечала дама.
"Она должна стать моей", - решил про себя Алекс, и потом, оглядывая подтянутую, суховатую фигуру своей спутницы, глядя в её лукавые карие глаза, он подумал: "А пока мадемуазель Жорж мне не принадлежит, ограничусь кем подоступнее". Дама всё поняла по его коронному взгляду "укротителя диких зверей". Она обладала качеством, которое сполна оценил в её соотечественницах Бенкендорф - понимала определённые мужские намерения без лишних слов, не ожидая, что её принудят или не оставят другого выхода. Когда все уселись ужинать, она пожала ему руку под столом и пригнула средний палец. Вскоре они вышли из-за стола под предлогом, что мадам Дюшанель вознамерилась показать своему спутнику великолепный сад, посаженный самой императрицей Жозефиной.
- Выбирайте сами, Alexandre, - шепнула она ему, когда они отошли на дальнее расстояние от дворца. - Беседка, розарий, чаща, лабиринт. И, если можно, так, чтобы мне не пришлось ложиться на траву. Нынче сыро, а на мне такое тонкое платье.
- Розарий - это романтично, - произнес ей в тон барон. - Лабиринт - место уединённое, но найдем ли мы из него выход? Беседки, боюсь, все заняты, - много кто вышел прогуляться.
- Что ж, попробуйте меня догнать... - и мадам Дюшанель, которую, кстати, звали Полиной, свернула с аллеи в какие-то кусты и перешла на бег, смеясь. Алекс настиг её у дерева, прижал своим телом к стволу, покрыл её лицо, шею и грудь жадными поцелуями и, подбадриваемый её стонами и фразой "Ну же, не тяните, мне становится холодно!", овладел ею. Во время соития он представлял себе обнаженную мадемуазель Жорж и довольно быстро и бурно кончил. Его дама ещё не успела прийти к экстазу. Пришлось искупать свою "вину", лаская её между ног. Когда и она получила от их близости желаемое, то прошептала:
- Вы оправдали мои ожидания и даже превзошли их. Надо вас кое с кем познакомить.
- Познакомьте меня с мадемуазель Жорж, - проговорил Алекс, застёгивая панталоны.
- Alexandre, зачем вам какая-то актриса? Да я с ней и не общаюсь, - с улыбкой произнесла его любовница. - Если вы аристократ, то вам нужно общество получше. Я достану вам приглашение в салон мадам Савари.
- Супруги вашего посланника в нашей столице? - живо откликнулся Бенкендорф.
- Да, - подтвердила она. - И я думаю, вам с ней следует установить отличные отношения.
Вечером того же дня Алекс, не думая ни о чём другом, кроме мадемуазель Жорж, пытался написовать по памяти её портрет. Выходило всё не то. Он изорвал несколько листов. Образ этой актрисы в античном платье, с лицом неумолимым, на редкость правильным и огромными сияющими глазами затмил все прочие - и печальные очи Анжелики, и плотоядную улыбку принцессы Като - тех, о ком он мог только мечтать. Здесь же, если постараться, мечта может исполниться. Алекс был уверен в себе и в собственной привлекательности. Эту крепость взять можно. Неизвестно, сколько продлится их посольство, но за это время Маргарита должна пасть перед адъютантом русского посланника, как падали менее интересные ему женщины.
От раздумий и попыток рисовать его отвлекла записка. Он развернул бумагу - мелкий, острый, явно женский почерк извещал его: "Ваш слуга ужасен! Где вы таких находите? Он в пьяном виде ошибся дверью и залез в мои апартаменты, сбив всё на своём пути и перепугав моих горничных до полусмерти. Из-за этого шума я проснулась и больше не могу уснуть, а у меня завтра, между прочим, премьера! Сделайте с этим негодяем что-нибудь, прошу вас - выставите вон, накажите - но чтобы этого не повторилось. Искренне ваша, М."
Алекс, прочтя эту записку, задумался вовсе не о своем лакее Жозе, французе, взятом вместо Карлиса. Сей Жозе был хитрым малым, но своё дело знал лучше латыша. Единственный недостаток - пьяница, каких свет не видывал. Судя по всему, оказавшись в родимых краях, он решил отметить своё возвращение бурным возлиянием и причинил некоей даме массу неудобств.
Но кто же написал записку? Имя на "М"... Упоминание о "премьере". Неужели это мадемуазель Жорж? Алекс немедленно кинулся отвечать. "Приношу мои самые искренние извинения", - начал он. - "Но, увы, я не могу ничего сделать с моим несносным слугой, так как именно благодаря ему я получил шанс познакомиться с вами". "Ну, лети с ответом, вернись с приветом", - сказал он про себя на следующее утро, лично передавая послание в руки горничной мадемуазель Жорж. Та уже уехала в Париж, и Алекс последовал туда же, в экипаже мадам Дюшанель, тоже направлявшейся в столицу.
Русскому посольству предоставили целый особняк, неплохо выглядящий и изнутри, и снаружи. Алекс попал в салон мадам Савари, дамы уже весьма пожившей, родом с Карибских островов и поэтому обладающей экзотической креольской внешностью. Несмотря на то, что недавно госпожа Савари разменяла четвёртый десяток, одевалась она как юная девушка и вела себя соответственно своим нарядам. Впрочем, стремясь подражать девицам, она не имитировала скромность и стыдливость. Бенкендорф был приглашен в её спальню чуть ли не в первый же его визит к ней. Потом он часто заходил сюда и познакомился со многими влиятельными женщинами. Но мысли его занимала только одна, которая в подобных салонах никогда не показывалась. Он стал завсегдатаем театра La ComИdie FranГaise, видел её несколько раз в неделю, играющую различные роли. Трагедии у неё получались прекрасно. Своим появлением она "подтягивала" до своего уровня и других актёров, задействованных в пьесах. "Неужели она сама пережила все эти страсти, которые изображает на сцене?" - думал Алекс, наслаждаясь её игрой. - "Как бы мне хотелось лично узнать это".
***
Граф Пётр Толстой не церемонился ни с главой Франции, ни с министрами, а Наполеон был слишком умён, чтобы злиться на этого "солдафона". Ведь его выбор в качестве посланника - тонкая игра "византийца" Александра, желавшего подразнить давнего соперника и новоиспеченного союзника. Гораздо больше императора Франции настораживали приближенные Толстого. Особенно его адъютант, который начал вести слишком активный светский образ жизни. Его везде видят. О нём говорят. Глава полиции Фуше недавно выяснил, что этот Бенкендорф интересуется мадемуазель Жорж. Несмотря на то, что Наполеон ныне пренебрегал этой актрисой, на его вкус, чрезмерно растолстевшей за эти три года, в глазах всех она всё ещё считалась его любовницей. И могла что-то да знать...
- Установи за ним наблюдение, - приказал он Фуше. - Если зайдёт слишком далеко, можно его и припугнуть.
- А можно и убрать, - отвечал его министр полиции. - Этот русский с немецким именем - небольшая сошка, у него даже нет никакой должности при посольстве, а Париж - город опасный, по подворотням лучше не ходить.
Его повелитель думал о другом и лишь рассеянно кивнул в ответ.
- Да, и достань мне Жорж. Или нет, лучше скажи ей, чтобы она была поласковее к русскому ценителю её талантов, - усмехнулся Наполеон. У него уже возник план. Пусть актриса вытрясет из этого наивного полковника все секреты.
- Составь на этого барончика досье. Вдруг он непростая птица? - сказал Бонапарт вслед удаляющемуся Фуше.
Эти русские - непростые соперники. Бонапарт это знал. Им повезло с умным государем, надо сказать. Александр, наверное, хитрее всех, даже англичан. Поэтому Наполеон и решил заключить с ним союз. Силой Россию сейчас не победишь.
Потом Наполеон вернулся к бумагам. Савари писал из Петербурга, что там, похоже, назревает заговор против императора - в пользу женщин из династии Романовых. В числе первых кандидаток на престол называют четвёртую незамужнюю сестру государя, великую княжну Екатерину. Ей всего девятнадцать лет, но она умна не по годам, отлично разбирается в политических вопросах и даже в военном деле, популярна среди Гвардии, хороша собой - словом, такая русская "королева Луиза", только ума в ней куда больше, чем в этой прусской кукле, вообразившей себя вершительницей судеб Европы и спасительницей Отечества. Александр, должно быть, опасается такой соперницы. Замуж, как писал Савари, не собирается выходить по той причине, что её неумеренные амбиции не позволяют ей становиться правительницей какого-то захудалого клочка Европы. Говорили, правда, что она не так давно хотела стать четвёртой женой императора Франца, но брат её отговорил. Во Франце, очевидно, её привлек лишь титул. Итак, если Екатерина не хочет замуж за абы кого, а брат её наверняка боится, то почему бы не предложить ей стать императрицей Франции? Наполеон решил попросить Савари выслать ему портрет великой княжны.
Вопросы престолонаследия волновали Бонапарта столь же, как и императора Александра. Жозефина, его верная подруга, не родила ему детей. Кроме того, Наполеону хотелось доказать свою причастность к монаршьим династиям. Можно сколь угодно устраивать пышные церемонии, сажать на опустевшие троны итальянских и германских княжеств и королевств членов своей семьи - его всегда будут считать "корсиканским выскочкой", даже те, чьи армии он давил, как ореховую скорлупу. Родство с могущественными Романовыми, ребёнок, рождённый от него принцессой крови - залог того, что его завоевания, корона, трон, Империя - это не химера, не каприз судьбы, а нечто неизменное и прочное. Укрепив свадьбой с русской великой княжной союз, Бонапарт сможет покорить Англию и Испанию окончательно и поставит на колени Австрию. Россия продолжит завоевания на Востоке, став его вассалом. И так, постепенно, Наполеон захватит весь мир. Эта мечта преследовала его с детства, когда он читал истории завоеваний Александра Македонского и Юлия Цезаря. Нынче она близка к исполнению.
***
Маргарита сидела в гримерной La ComИdie FranГaise, стирая с лица густой слой белил и румян, призванный сделать её яркую внешность ещё ярче, так, чтобы её лицо было видно даже с галерки. Сняла и диадему Меропы, и браслеты, и тяжёлые серьги-кольца. Процедуру разоблачения прервала её горничная Иветта, принёсшая цветы - розы, алые, как кровь - опять от этого русского, наверное. Вот прицепился как хвост! Хуже филёров, ей-Богу. Хоть говори Луи, чтобы нанял людей дать ему по шее. Сейчас Марго не была настроена на очередной роман. Кроме того, Луи ясно дал ей понять, что устал от присутствия других мужчин в её спальне и что они накопили достаточно денег - в том числе и благодаря ей - чтобы вдвоём уйти со сцены и купить ферму в Нормандии, как мечтали давно. Её мать, к которой этот русский полковник уже успел нанести визит, небось, уже наболтала ему о ней не пойми чего.
Марго открыла письмо, приложенное к букету. Не очень ровные строчки; мелкий, но широкий почерк; какие-то стихи. В тексте пара ошибок, а мадемуазель Жорж терпеть не могла малограмотных. На другом листе обнаружила свой портрет тушью. Неплохой, хоть весьма приукрашенный. Интересно, он сам нарисовал? Мать вчера говорила про этого типа: "Такой любезный! Так хорошо выглядит! Сразу понятно - граф или князь. Не упусти своего шанса!" Актриса только усмехнулась - каких только князей и графов у нее не было. И князь Сапега, престарелый поляк, потерявший с ней остатки своего хрупкого здоровья. И граф Меттерних, посол Австрии. Хоть и граф, но ей почти ничего не дарил, только выел вконец весь мозг, она даже толком играть не могла в период их романа. Букет Марго приказала поставить в вазу, а письмо решительно скомкала, желая отправить в мусор. Только портрет оставила. Тут опять явилась горничная, сообщив, что к ней явился господин Арман, шеф тайной полиции. Она его знала. Как-то жандармы выручили её из большой передряги, и теперь она предпочитала их слушаться. Что нужно ему на этот раз?
- Вижу, у вас появились новые поклонники? - проговорил её приятель, войдя к ней.
- Может быть. Я им счёт не веду, - пожала молодая женщина пышными плечами.
- Александр фон Бенкендорф, - прочёл Арман имя на конверте. - Я бы на вашем месте был с ним полюбезнее.
- Чем он отличается от других? - Марго выдернула из своих густых чёрных волос позолоченный испанский гребень, начала собирать их в повседневную прическу.
- Он флигель-адъютант русского царя. Должен быть богат. Очень богат, - со значением проговорил жандарм.
- Любезный Арман, я что, похожа на нуждающуюся? - усмехнулась мадемуазель Жорж.
- Как приятное дополнение - ему двадцать пять лет, он строен, высок и смазлив, так что наши дамы отдаются ему вполне добровольно, - продолжал Арман, разглядывая украшения на туалетном столике.
- Намёк поняла, - актриса повернулась к нему. - Мне опять следует послужить на благо Империи.
- А вы понятливая. Впрочем, думаю, вы не пожалеете. Мальчишка в вас влюблен, настолько, что об этом скоро узнают все. Вам остаётся ему подыграть. И соглашаться на всё, что он ни предложит.
- Что он может предложить? - с интересом посмотрела на него своими ясными тёмно-карими глазами Марго.
- О, этот - всё, что угодно. Русские - они такие. Забросает вас драгоценностями и шалями... - начал Арман.
- Я устала от денег. Предпочитаю успех, - перебила его Маргарита.
- Он может предложить вам поехать с ним в Россию. Соглашайтесь. Там мало хороших актрис, ангажемент платят щедрый, и успех будет вам обеспечен. Если будете совсем хорошо играть, этот барончик ещё, чего доброго, сделает вам предложение.
- На таких, как я, не женятся такие, как он, - скептически произнесла актриса.
- Поверьте мне, мадемуазель Жорж. Я много русских перевидал. Они сумасшедшие - и на войне, и в мирной жизни. Всякое может случиться, - уверил её Арман.
Вот эту фразу "Всякое может случиться" мадемуазель Жорж ненавидела. Эта дочка капельмейстера из Амьена всегда желала нормальной, предсказуемой жизни. А получалось всегда, как в тех пьесах, в которых она играла. Сплошь драма.
- Я подумаю, - заявила она. - Сначала хочу посмотреть на этого... как его?
- Бенкендорфа, - подсказал ей Арман.
- Точно. Я поищу его имя в Готском альманахе.
Марго было не привыкать выполнять подобные поручения. Слишком рано она узнала, что мужчины готовы с легкостью расставаться со своими деньгами за любовь или даже иллюзию любви. Но ей надоела такая жизнь, честно говоря. Этот полковник, умеющий хорошо рисовать, будет последним. А потом она выйдет за Луи Дюпора, терпеливо прощающего ей всю эту череду любовников, и всё наладится.
***
Алекс, тем временем, вовсе не жил монахом. Он посетил все увеселительные заведения в Париже, кроме игорных домов, в которые зарёкся заходить. Редкую ночь он проводил в здании посольства. Но и про мадемуазель Жорж Бенкендорф не забывал. Ощущение того, что за ним следят, он приписывал нервозности и думал, что чёрные силуэты людей, поджидавшие его у дома актрисы - всего лишь плоды его фантазии.
Однажды он отправился в театр вместе с Паулем, и они посмотрели на Марго в роли королевы Марии Стюарт. Всё действие Алекс спрашивал приятеля - как, мол, ему игра и внешность мадемуазель Жорж?
- Талантлива, бесспорно, - проговорил фон Крюденер. - Что же касается наружности... Она мне напоминает фигуры, которые помещают на носы кораблей. Издалека такая монументальность красива, но вблизи... Ты когда-нибудь видел её вблизи?
- Всё с тобой ясно. Ничего не понимаешь в женской красоте, - махнул на него рукой Алекс.
В антракте к нему подошел один очень хорошо одетый господин лет тридцати, красивый и стройный блондин с чем-то неуловимо демоническим и хитрым в лице.
- Вижу, вас очень интересует мадемуазель Жорж. Из-за этого вы очень интересны местным филёрам. И, кстати, забыл представиться - так спешил вас предупредить. Я граф Меттерних.
Глаза у этого графа были как у Анж Войцеховской - ярко-синие, пронзительные. Вообще, чем-то он был неуловимо похож на неё - то ли манерой держаться, то ли выражением лица. Алекс представился и спросил:
- А не вы ли австрийский посланник?
- А не вы ли адъютант российского посланника? - задал встречный вопрос его собеседник.
Алекс посмотрел на его руки - красивые, ухоженные. Золотое обручальное кольцо на левой руке. И ещё один, странный перстень на среднем пальце - в виде змеи, кусающей собственный хвост.
- Здесь все за всеми следят, - сказал Меттерних, когда они последовали на свои места. - Осторожнее ходите по тёмным переулкам. Моему секретарю так недавно вставили кинжал в живот.
- Почему вам так важна моя безопасность? - усмехнулся Алекс.
- Если хотите, то я побуду вашим ангелом-хранителем, - в тон ему отвечал посланник, приказывая подавать шампанского. - А что касается мадемуазель Жорж... Если желаете её завоевать, то цветы и записки в этом деле не помогут. Держите наготове ваше золото. Судя по всему, у вас его не так много.
- Я что, похож на нищего? - вскинулся Бенкендорф.
- Вы не богаче меня. А я в один момент понял, что тратить деньги лучше на театр, а не на спектакли, устраиваемые в собственной постели, - витиевато выразился граф.
Видя негодование в зелёных глазах своего собеседника, он поспешил добавить:
- Вижу, вы сейчас готовы обвинить меня в оскорблении чести дамы. Напомню вам, что защищать нужно честь той, у кого она имеется. У неё чести нет. По сути, она такая же проститутка, как и те, что выставлены на продажу в местных публичных домах. Только масштаб иной.
- Довольно! - вскричал Алекс. - Вы грязный сплетник!
- Ничуть. Я ваш ангел-хранитель, - повторил Меттерних и проговорил шепотом ему на ухо:
- На кого-то из ваших готовится покушение. У меня есть связи в департаменте полиции, я знаю, о чём говорю. Скорее всего, будут имитировать ограбление. Свидетелей они оставлять не любят, поэтому вы или ваши коллеги могут закончить, как наш несчастный Венцель фон Келлерманн. Что касается актрисы, она работает на жандармерию. Когда я это выяснил, меня, естественно, выставили вон из её будуара. Так что лучше любуйтесь на Марго издалека. Говорю вам как друг.
Алекс, надо сказать, слушал его невнимательно. А Клеменс фон Меттерних не врал, как оказалось позже. Сейчас же барон думал о нём только так: "Подлый австриец, жаль, что он дипломат, а то бы я его к барьеру поставил". Вскоре он с ним расстался.
Меттерних смотрел на нему вслед с некоей печалью - этот офицер, наверняка, проявил себя храбрецом на полях сражений, а тут влюбился в шлюху и жандармскую подстилку - и пропадёт ни за грош, истечёт кровью в глухом переулке близ Saint-Michel, и поминай как звали.
***
Вечером Алекс был счастлив - ему пришла записка от мадемуазель Жорж, в которой она назначала свидание. Он покрыл её поцелуями, счастливый, как никогда. Еле дождался назначенного часа, привёл себя в полный порядок и направился на свидание по такому знакомому маршруту.
Через три переулка перед ним выросло несколько оборванцев.
- Эй, красавчик, закурить не найдётся? - спросил один с вызовом в голосе.
- С собой не ношу, - ответил Алекс, разведя руками.
- Ну что ты так нас не уважаешь. Хотя бы несколько су на дешёвый табачок будет? - проговорил ещё один, пониже ростом.
- Заработай, - дерзко кинул ему в лицо барон.
- Что ж ты за такое надменное дерьмо? - приблизился к нему третий амбал в два раза больше Алекса.
- Аристократишка, наверное, - поддакнул кто-то.
- Да он с акцентом говорит. Немчик, как пить дать, - проговорил кто-то слева. Алексу показалось, что пришло куда больше людей, чем он сперва заметил. Он вспомнил, что забыл дома пистолет. Придётся надеяться на кулаки.
- Обыщи его, Фажоль. Небось у него водится кое-какое золотишко, - приказал атаман шайки.
Самый мелкий приблизился к нему, чтобы порыться в карманах. Алекс сбил его ударом в бок. Это стало сигналом к началу драки. Его взяли в кольцо десять человек. Против такой силы ему было нечего противопоставить, хотя сопротивлялся он храбро. Но его сбили с ног и этим не ограничились - колотили по голове, спине, двинули в челюсть, и вскоре, когда он уже лишился чувств, пошарились по карманам и выгребли оттуда всю мелочь. Он застонал, пытаясь встать на ноги. Это его чуть было не погубило.
- Кончай его! - крикнул кто-то сверху. Один из грабителей вынул бритву и располосовал ему горло чуть повыше кадыка. Потом все быстро убежали с места преступления.
Алекс нашёл в себе силы встать. Тело болело ужасно, но на ногах он держался. Рана на шее кровоточила, в глазах потемнело. Он зажал разрез шарфом и побрёл, сам не зная, куда. С неба ему светили дерзкие звёзды, в голове все путалось, его шатало из стороны в сторону, но он не останавливался. Редкие прохожие принимали его за пьяного и переходили на противоположную сторону улицы.
Наконец он оказался на пороге квартиры своей возлюбленной. "Господи!" - всплеснула она руками. - "Вас... вас избили?" Она кинулась отирать ему лицо, заплывшее от синяков, а потом разглядела зияющую рану на горле и чуть в обморок не упала. Алекс не мог произнести ни слова, только неразборчиво хрипел, и от этого кровь шла ещё сильнее.
- Иветта! - окликнула Марго свою служанку. - Иветта, быстрее зови Мориса. Пьяный он, трезвый, с девкой он или без, пусть бежит сюда немедленно. Скажи, у меня человек тут помирает.
- Потерпите, миленький, - она чуть не плакала от жалости к этому молодому человеку, на которого ей указал Арман, гладила его по слипшимся от крови рыжим волосам, ощупывала его кости. Марго немного училась медицинскому делу - лет в четырнадцать, до того как уйти на сцену, провела несколько месяцев в одном женском монастыре, там монахини и послушницы как раз помогали больным и увечным. Обнаружила, что у него сломано четыре ребра.
Альхен пытался ей улыбнуться. Перед глазами у него всё плыло от боли, но даже стонать не получалось. Его начал бить озноб.
- Как же вас так? - она снимала с него окровавленную одежду, промакивала раны. - Отдали бы им, что просили, и всё обошлось бы. Они такие. Как говорится, храбрость воина - ничто перед коварством преступника.
Он положил свою холодеющую руку на её запястье. Слёзы показались в его глазах. Потом Алекс лишился чувств.
Морис Сент-Поль, студент иcole Medicale последнего года, явился, пошатываясь с жестокого похмелья.
- Ну, Марго, что у тебя там... - он приблизился к пострадавшему, увидел открытую рану, через которую можно было увидеть внутренность гортани, и выругался.
- Спаси его, - взмолилась молодая женщина.
- И он что, ещё живой? - изумленно глядел Морис на потерявшего сознание Алекса. - И сонная артерия не задета, хочешь сказать? В рубашке родился.
- Ты сможешь это зашить? - деловито спросила Марго.
- Постараюсь. Он без сознания, так-то лучше. Но если он у меня помрёт на столе, чур, с тебя уговор, - сказал он скороговоркой.
Потом Морис, хлопнув Иветту по заднице, приказал нести нитку с иголкой и начал зашивать Алексу разорванную гортань. Через два с половиной часа операции он, вытирая с рук кровь, сообщил:
- Всё. Дальше заживёт как на собаке. А где ты его нашла, и кому так не повезло?
- Адъютанту русского посла, - проговорила Марго, отирая Алексу лицо мокрой тряпицей.
- А, филёры, - равнодушно произнёс без пяти минут доктор медицины. - Хорошо, что я был дома. Они любят их брата резать. Думают, что у них водятся какие-то секреты. Ну, я пошел. Если у него поднимется температура, дай мне знать.
Алекс очнулся на следующий день, не осознавая, где он и что здесь делает. Марго лежала с ним рядом. Его глаза опухли, горло болело очень сильно, он даже говорить не мог. За одну ночь он онемел. Потом припомнил всё, что случилось: десятеро человек пинают его, как мячик, по грязной брусчатке; он бредёт по переулку, под злыми звёздами; и вот дом, и тёплая гостиная, и женщина, в объятья которой он падает, и кто-то чёрный и страшный зашивает его тело, и над всем этим - граф Меттерних с пронзительными глазами духа огня, говорящий: "Я же предупреждал".
- Очнулся, - Марго светло улыбнулась ему.
Он улыбнулся ей в ответ непослушными губами, попытался что-то сказать, но не смог.
Она прижалась к нему, погладила его ноющее от боли, избитое, измученное тело и начала целовать его.
"Идиоты", - думала она. - "Проклятые идиоты. А этот Александр действительно родился в рубашке и с серебряной ложечкой во рту".
***
- Идиоты! - негодовал Фуше. - Жалкие идиоты! Кто его бил?
- Вы же сами сказали... - робко возразил его подчиненный.
- Если его убили, вы представляете, чем это грозит? Вы хотя бы труп его нашли?
- Мы обыскали все морги, но его там нет. Наверное, выкинули в Сену, - флегматично продолжал Этьенн.
- Merde! Вам - строгий выговор. И что мне говорить Его Величеству? А?
- Он жив, - раздался голос вошедшего в кабинет Армана. - И сейчас находится у мадемуазель Жорж. Собственно, куда шёл, туда и дошёл.
- Все равно ты идиот, Этьенн. Пошёл вон! - прикрикнул Фуше.
Оставшись с Арманом наедине, он вздохнул:
- Слава Богу. А то этого Бенкендорфа нет уже вторые сутки, русские на ушах стоят. И Его Величество хотел с ним поговорить лично. Так он и вправду жив?
- Да. Чудом. Вот только говорить не может, - вздохнул Арман.
- Почему это?
- Этьенновские ребятки пытались перерезать ему горло. Ярёмной жилы не задели, но гортань и голосовые связки - в лохмотья. Наш доктор говорит, что Бенкендорф сможет вновь обрести голос только через месяц. Но письменные показания даёт и сейчас.
- Ну хоть что-то, - с облегчением проговорил Фуше. - Пусть его доставят в русское посольство. А Марго, получается, его спасла?
- Училась у кармелиток, - тонко улыбнулся Арман.
***
Через несколько дней Алекс сидел в печально известном "чёрном кабинете". Перед ним лежал лист бумаги и карандаш - так быстрее записывать ответы, а времени у допрашивающих его было в обрез. Человек, задававший вопросы, был повернут к зашторенному окну так, что его лица нельзя было разглядеть. Но по голосу и резкому итальянскому акценту барон понял, кто с ним разговаривает.
- Вы же не русский, да? - спросил император - а это был именно он.
Алекс покачал головой, потом написал:
"Не по крови".
- У вас немецкое имя и протестантское вероисповедание. Так ваши предки были выходцами из Германии?
"Зачем это ему?" - подумал Бенкендорф и начертал на бумаге: "Они пришли в Ригу из Пруссии".
- Я знаю, что император Александр, а до этого его отец благоволили к таким, как вы, - уроженцам Прибалтики. Вообще, мне интересна ваша родина. полковник. Я даже на досуге о ней прочитал. Только я не понял одного - почему вы так быстро сменили подданство со шведского на российское? - это была самая длинная реплика, произнесённая Наполеоном за полчаса.
Алекс немного подумал, потом вывел:
"Государь Пётр I обещал остзейским немцам привлегии. Карл XII эти привилегии отнимал, как и его отец. Отсюда и верность балтов династии Романовых".
Фуше зачитывал ответы Алекса, а тот радовался, что ему не приходится произносить их вслух. Как вчера говорила Марго, когда у него всё-таки поднялась температура: "Во всём надо находить радостные стороны". И ещё: "Кому-то бывает и хуже". Вот сейчас он видит, чем же так хорошо быть немым. Почерк не выдаёт того, что творится на душе. А голос - предатель.
- Какие же это привилегии? - отрывисто спросил Наполеон.
Алекс перечислил: "Право исповедовать лютеранство. Сохранение всех прежних административных учреждений и самоуправления. Сохранение земель и крестьян за помещиками".
- Как интересно. Только полной независимости вам не хватает. Уверен, некоторые из ваших мечтают об этом.
Алекс побледнел. Он был достаточно умен, чтобы понимать, о чём именно говорит Бонапарт. Ливонское королевство на французских штыках... Этого ещё не хватало!
- А вы? Вы, случайно, не мечтаете? - кратко усмехнулся Наполеон.
Барон нахмурился и написал следующее: "Рыцари Остзейского края - верные слуги российского престола. Если кто из нас и надеется на независимость, то только из рук государя императора. Что касается моего рода, то мы уже на протяжении трёх поколений служим российской короне по военной части и не имеем права..."
- А как у вас относятся к полякам? Насколько я знаю, Курляндия была подвассальна польскому королю?
"К полякам относятся очень плохо. Простой народ их ненавидит", - записал Алекс.
- Почему так?
"В 17 веке они пришли нас завоевывать. Шведы отдали нас им. Поляки начали отбирать земли, насаждать католичество, устроили охоту на ведьм, сжигали целые деревни. До сих пор есть негласный обычай - каждый латыш, эстонец или балт может безнаказанно убить на своей земле любого, кто говорит в его присутствии по-польски или молится на латыни. Естественно, это правило распространяется только в Остзейском крае, и то, Митава является исключением".
- Сурово. У вас там просто Вандея случится, если Россию вдруг поразит революция. Итак, всё, что мне нужно, я от вас узнал. Спасибо. Можете быть свободны.
После того, как его отпустили, Алекс подумал, что весь этот разговор нужно передать своему начальнику. Так и поступил. Шума, кстати, по поводу происшествия не поднимали. Порезали в тёмном переулке, ограбили, слава Богу, что живой. Толстой предлагал ему взять отпуск и уехать на лечение, но барон наотрез отказался - если его не будет в Париже, Марго позабудет о нём совсем, а этого нельзя допустить. Много разговаривать ему по долгу службы всё равно не приходилось, и в постели он пролежал всего дней пять. Потом стало скучно. Толстой, тем не менее, описал всё это происшествие и его причину Марии Фёдоровне.
Павловск, октябрь 1807 года.
Click to view