О святом Причащении Христовых таин

Dec 28, 2007 09:35




Вместо предисловия

В июле 1916 г. мне пришлось беседовать довольно долго с одним старообрядцем-безпоповцем, который убедился уже, что без св. Приобщения человек спастись не может и, поэтому искал, где он может получить спасение: в старообрядской ли иерархии (так наз. "австрийской") или в Православной церкви - у православной ("господствующей") иерархии. Почтенный старец - мой собеседник знал уже все доводы за и против австрийской старообрядческой иерархии, его ум подсказывал ему, что "тут не все чисто", что самая австрийская иерархия более, чем сомнительного происхождения, что она получила начало не столько от Спасителя, сколько от греческого митр. Амвросия и его невежества... Однако, продолжал мой собеседник, - "у них" больше благочестия и больше порядка, а "у вас" - (т. е. в православной Церкви - и устава очень мало соблюдают и всякие слабости себе позволяют: и табак курят и в службе небрежничают...

Я, сколько мог, говорил моему собеседнику о Церкви святой, Христом основанной, о том, что нас спасает сердечная принадлежность к этому Христовому церковному обществу и благодать в этом обществе обитающая; а что всякое, иное самочинное общество, основанное хоть бы и архиереем, но не во имя Христово и не во имя св. Церкви, а во имя отделения от Христовой Церкви, - такое общество не имеет благодати Христовой и не должно носить Его святого имени и не имеет, не может иметь и святых Христовых Таин, хотя бы лжеиерархи и лжесвященники очень "истово" совершали все обряды церковные.- Несмотря на мои убеждения и на соображения собственного ума, - мой собеседник явно боялся согласиться со мною, - его симпатии сердечные были на стороне раскольнической - "истовой" (в "соблюдении обрядов) иерархии. Его притягивала красивая видимость обряда, а не благодатная сущность святой Евхаристии, как приобщения новой жизни во Христе; мало развитая в духовной жизни душа этого старообрядца цеплялась за определенные рамки обряда, но еще не имела потребности проникнуть и усвоить всю глубину благодатных чувств, которыми живет св. Церковь. Под влиянием этого разговора я написал небольшую статью в Уфимских Епарх. Вед. "о терминах преложение и пресуществление" (1916 г., ? 14). Эта статейка дала повод двум бывшим профессорам богословия ныне пишущим фельетоны в "Приходском Листке" и "Церковном Вестнике" (г.г. Остроумов - Михаил и Бронзов), написать две недобрые раздраженные критические статьи в указанных газетах, направленные против меня. Я печатно обещал своей смущенной и оскорбленной за меня пастве дать ответ этим богословам-фельетонистам и собрался уже писать его, но... Но вдруг почувствовал непреодолимое отвращение к злому - нигилистическому тону статей г.г. профессоров (см. Приходской Листок -1916 г. ? 164 и Церк. Вест. ? 32) и решил писать только "О причащении св. Таин Христовых" излагая положительное учение Церкви (и касаясь профессорских статей только в примечаниях) - Я буду говорить о моей вере в св. Таинство Причащения, насколько я это Таинство сам пережил и насколько мне приходилось встречаться с ошибочными о нем представлениями.

1. Недоумения верующих христиан.

В моей пастырской практике было много случаев крайнего смущения верующих людей относительно святых Тела и Крови Христовых, - о чем они передавали мне на исповеди. Кроме того, мне приходилось слышать о святой Евхаристии явные несообразности от людей, призванных даже к церковному учительству.
Вспоминаю между прочими одну курсистку, которая долго не говела и, принадлежа по воспитанию к верующей семье, мучилась этим. Она пришла ко мне со словами: "или приведите меня ко Христу и к чаше Христовой, или я никогда не буду приобщаться и, вероятно, вовсе уйду из Церкви". - Я спросил ее, что ей непонятно в таинстве святого Приобщения и что ее так мучит. И услышал ответ: "я выучила катехизис, но я там ничего не поняла! Зачем это пресуществление хлеба и вина в тело и кровь? Зачем мне есть этот кусочек тела? Какой смысл этого? Но если вы (т.е. я) верите, что это тело, то я верю Вам и не буду есть этого тела, потому что органически не способна к этому. Но если вы говорите, что приобщение происходит только под видом хлеба и вина, то получается какая-то игра в слова: пресуществление на словах без пресуществления на деле".

Это говорила очень строгая к себе душа и в глубине души верующая, стремящаяся к вере, как некогда св. ап. Фома искал, радостной веры в Господа. - Теперь эта раба Божия - искренняя, преданная св. Церкви христианка после мучительных нескольких лет, проведенных без св. Причастия.
Второе недоумение, особенно врезавшееся мне в память, было такого содержания: "вот Церковь учит, что мы должны приносить жертву Богу и что ее действительно приносим - за обеднею; но скажите же: где эта жертва? В чем она заключается? Я не вижу никакой жертвы, никакого намека на самопожертвование, все ограничивается только малым количеством хлеба и вина. - Разве это "жертва"? Я знаю, что эти хлеб и вино "делаются" телом и кровию Христовыми, но от этого жертва присутствующих нисколько не делается более".

Так говорил человек с очень сильным умом и с сердцем, тоже ищущим веры и не получившим ее в школе.

Но вот ряд других недоразумений, совсем иного характера; основа их однако почти одна и та же, что и в выше указанных случаях.
Мне пришлось слышать содержание проповеди одного священника, который своим слушателям хотел втолковать, как Христос и в настоящее время приносит себя в жертву. Проповедник говорил, что хлеб и вино истинно "пресуществляются" в тело и кровь Христовы, являются самым истинным Телом и Кровию Спасителя. И вот когда мы вкушаем это Тело Христово, то Он от нас терпит такие же мучения, какие Он претерпел на Кресте, мы Его так же терзаем своими зубами, как разбойники-евреи терзали своими гвоз дями и копием".

- "Такова любовь к, нам Господа", патетически закончил проповедник...

Я не дослушал, какие нравственные выводы сделал батюшка из своего удивительного представления о св. Дарах; но можно утверждать, что логически все его выводы из ходячего схоластического представления о таинстве св. Причащения сделаны безукоризненно.

По этому поводу невольно вспоминаются слова одной академической диссертации. В ней читаем: "что касается до учения об Евхаристии, то... "Большой катехизис" Лаврентия Зизания поражает - грубым буквализмом. Прежде всего поражает учение об Евхаристии, как о жертве, удовлетворяющей Бога... Является странным, зачем Бог, однажды без конечно удовлетворившийся, удовлетворяется каждым новым приношением крови и плоти Сына Его. Мало того, в Евхаристии кровавые страдания Христа далеко переходят за пределы Голгофских; даже того незначительного облегчения которое оказали умершему Христу обстоятельства и римские воины, не захотели Ему явить грубые схоласты. "На кресте же не к тому, но и сопротивное сему, - кость бо его, рече не сокрушится но еже не пострада на кресте, сие страждает в просфире, сиречь в приношении Тебе ради и терпит "ломимый, да всех исполнить". Последнее выражение показывает, каким грубым и чувственным характером отличаются воззрения киевских богословов на Евхаристию".

Таковы бывают "катехизисы" богословов, - может быть, очень ученых, но совсем чуждых духовной жизни. - Весьма возможно, что тот батюшка священник, нелепая проповедь которого изложена выше, - просто повторял эти слова "Большого Катехизиса". Очевидно, в какой мере нуждаются наши катехизисы в пояснениях; ясно, что эти объяснения совершенно необходимы!

Перехожу теперь к тому старообрядцу, о котором уже говорил. Ему предстоит решить вопрос, где в какой Церкви истина Христова и истина Христовых таин. И в православной - "господствующей" Церкви и в "древне-православной" - старообрядческой учат об Евхаристии с одинаковой силой; но у "старообрядцев" истовое богослужение, а у православных с послаблением... Куда идти? Я ответил на его недоумения: "иди туда, где более любви, всепрощения, где менее злобы и памятозлобия. Где больше любви, там ближе ко Христу. Помни слова Христовы: "Дух животворить. плоть не пользует ни мало" (Ин.6:63). А старообрядец увлечен обрядом, красотою внешнего богопочтения, преданностию каждой букве устава и не хочет и не может разсмотреть всей духовной красоты церковного учения об Евхаристии. Несчастный старообрядец цепляется за слова и в верности формуле хочет видеть все свое правоверие. слова о духовной жизни вполне чужды ему и сердцу человека, воспитанного только на букве обряда и на мысли о безусловной необходимости его исполнения для спасения.

Совершенно такой же ошибке подвержены и наши академические и семинарские богословы, которые воображают, что изучение всяких толстых богословий делает их способными возвещать истину Христову. Напрасно! Их лекции, скучные по своей схоластичности и полной безжизненности, только отталкивают от служения cв. Церкви наиболее пылких и честных юношей.

Слова этих богословов очень духовны, очень святы, но в словах нет жизни, нет убежденности, совершенно нет личного духовного опыта.

Поэтому для них не понятно и не ценно настроение чье-либо, а им нужна только точность формулы, ее буква, а не дух. Такова ошибка всех схоластов и вообще людей духовно-недоразвитых, у которых логический формальный ум опередил развитие чувства, сердечной деятельности.

2. Источник всех ошибок.

Если мы обратим внимание на все перечисленные случаи, сомнений, начиная с курсистки и кончая г.г. схоластами, то при всем их видимом разнообразии заметим, что в существе дела у всех одна и та же ошибка, - это признание всей силы христианского учения во внешней формуле.

Курсистка думала, что человека спасает тело Христово и его "пресуществление" и вкушение. Между тем спасает нас Сам Христос и благодать Духа, в меру нашей любви к Нему - в меру нашей веры в Него.

Следующий посетитель мой смущался словом "жертва" и не понимая любви, как жертвы, не понимая самоотречения христианина ради Христа и "отрезание своей воли", чтобы исполнить волю Божию, думал он, что вся жертва Евхаристий приносится только в виде содержимого на дискосе и в потире.

Далее все недоумения заключаются в том, что и г.г. схоласты-профессора и раскольник, не понимающий духа св. Церкви, все они обращают внимание на внешние авторитеты и на слова, а не на верность Христову Духу, живущему в святой Церкви. Для них весь смысл церковного учения только в формуле.
Они забывают, что нас спасает Господь в Церкви Своей, что для нашего спасения мы должны принадлежать своим сердцем ко св. Церкви, любить ее, следовать за ее учением, не оскорблять, ее своими грехами. Разумеется, мы никогда не в состоянии будем постигнуть глубины церковного учения! Это учение есть глубина премудрости Божией, это величайшая тайна... Но мы можем постепенно проникать в эту тайну по мере очищения нашего от грехов.

Наши теоретические ошибки и недоумения и даже сомнения - они неизбежны при духовном росте христианина. Это проявление ограниченности природы нашей, но это даже не грехи! Только не греши, не оскверняй только себя грехом, и тебя Господь не отринет от святой Церкви Своей. А если ты не знаешь формул церковного учения, если ты даже неправильно или не точно будешь о них мыслить, - это не имеет в деле спасения особого значения. Повторяю: для спасения необходимо чувством своим, чистым сердцем принадлежать к Церкви, к этому обществу святых, и любить ее, а умом своим только не расходиться с ее учением и заповедями. - Что же касается формул, то св. отцы на них почти не обращали внимания.

В частности и великое таинство св. Причащения спасительно для нас только тогда, когда мы во всем и неизменно, всею жизнию своею, принадлежим ко св. Церкви; и оно же, это таинство, будет нам в суд и осуждение, если мы будем приобщаться св. Таин, а во всем остальном будем далеки от церковной, святой жизни.

Припоминаю мой разговор с моим духовным руководителем в первые дни моего священства, знаменитым миссионером казанским архиеп. Владимиром. Накануне моего посвящения во иеромонахи он спросил меня: "а как вы думаете о догматах церковных, все ли из них признаете"?

Я, забыв всю обстановку нашего разговора, сказал: "я верю во всеблагую волю Бога-Вседержителя, Отца нашего, и в безграничную спасающую любовь Сына Божия, но еще не понимаю всего церковного учения о св. Духе".

Архиепископ возразил: "да, как ложкою нельзя вычерпать море, так и мы все далеки от полного познания божественной жизни; но если вы так говорите, то только по милости Божьей и по благодати св. Духа, только вы еще не успели отчетливо выразить их себе в словах". Так говорил мне старец-архиепископ высокого духовного настроения накануне начала моего служения св. Церкви.

Но так же, чрезвычайно терпимо относились ко всякой словесной формулировке все св. отцы православной Церкви, за исключением тех случаев, когда они обличали еретиков, своим нечестием и лжемудрованием разрушавших св. догматы Церкви. Дело спасения не в словах и не в формулах, а только в общем настроении, спасающегося христианина, в степени его приближения к благодатному Царству Христову. Между тем наше школьное богословие, почти всецело чуждое жизни духовной и составленное не по свято-отеческим источникам, оно учит формулам и словам, нисколько не влагая в них не только возвышенного христианского настроения, но даже не давая ученикам и общего христианского мировоззрения. Каждый богословский трактат для ученика наших богословов является совершенно отдельным разсуждением, а все богословие - это какой-то ряд отдельных кольев, вколоченных в мозги ученика и не имеющих между собою ничего общего, кроме однородных звуков. Эти звуки разных формул и усваивают ученики наших семинарий, и почти вовсе не получают того благодатного настроения, которым должны жить все живые члены святой Церкви, чувствующие на себе ее материнскую любовь. Вместо любви они знают только ряд текстов, одни только слова...

Итак св. Православная Церковь ценила и ценит не столько слова и формулы (не для operatum), сколько настроение людей. Поэтому богомудрые отцы и учители св. Церкви выбирали и термины для выражения православного учения наиболее легкие, доступные для восприятия их верующим сердцем. В частности, - по отношению ко св. Евхаристии они приняли термин "преложения" хлеба и вина в святейшие Тело и Кровь Христовы.
Очень сильно задуматься над этим словом меня за ставили переводчики богослужебных книг на абхазский язык. Дело в том, что во многих кавказских языках нет слова Тело, а имеются только слова: труп и мясо. Когда мы говорим тело (без прилагательного), то разумеем непре менно живое тело. Теперь подумайте, что получается в переводе на некоторые кавказские языки из слов Спасителя, установивших св. таинство Евхаристии? - Получается нечто невозможное. Кроме того, в абхазском языке в выражении "пить кровь" нечто близкое к русскому понятию "кровопийца"; пить кровь чью-либо значит ненавидеть кого-нибудь до решения пролить кровь своего врага.

Представьте теперь всю самую крайнюю затруднительность передать на некоторых языках всю божественную духовность текста св. Литургии. Только после великого напряжения мысли и при пламенной молитве можно подыскать такое сочетание слов, такой оттенок мысли, чтобы новый перевод давал читателю или богомольцу новые святые чувства и сообщал хотя бы начатки нового мировоззрения.

В этом отношении слово "преложение" можно назвать прямо боговдухновенным, неким божественным даром. Это слово так духовно, так в своем понимании эластично и в то же время так определенно, что ничем его заменить нельзя, - никакое другое слово не может выразить всей совокупности церковных мыслей, которые вложены в святое таинство Евхаристии.

Если же словам "преложение, преложив" дать хоть сколько-нибудь уклон мысли в сторону "пресуществив", то на многих бедных языках, слова нашего служебника, устанавливающие таинство св. Причащения будут почти не переводимы, а на русском языке будут вызывать те недоумения, которые выше изложены. - Слово "преложение" - воистину на все полезно: и для переводов на иные языки слов Евхаристии и для безукоризненно правильного понимания ее на русском языке. Оно само по себе дает Божественной литургии истинно духовный смысл и предохраняет от ошибок вышеуказанного характера. Итак - термин "преложение" имеется в нашем служебнике и другого термина в служебнике нет. Лично для меня этот термин дорог.

1) как дар свящ. Предания древнейших времен церковной жизни (времен св. Василия В. и св. Златоуста);

2) как наиболее точно выражающий мысль о дарах св. Духа, живущих в Церкви и освящающей дары церковные во св. Таинствах.

Всякое уклонение от мысли церковной и намерений св. Церкви имеет для членов Церкви гибельные последствия, в виде уклонений от истины Божией и мучений совести, ими вызванных.

Зная всю немощь человеческой мысли и 6едность человеческого слова, св. Церковь и учит о св. Причащении с самою величайшею осторожностью и наибольшею назидательностью. Посмотрим это учение св. Церкви о св. таинстве Евхаристии.

3. Учение св. Церкви о таинстве Евхаристии.

Учение о св. Евхаристии наиболее церковно и одухотворенно изложено нашим отечественным богословом - благочестивым мирянином А. С. Хомяковым в его известных безсмертных богословских трудах, направленных в обличение католичества и протестантства. Этот (второй) том сочинений Хомякова - лучшая богословская книга в русской литературе.

Учение об Евхаристии Хомякова ни на один миг не отделяет от учения о Церкви и жизни церковной. Евхаристия святая, по Хомякову, не мыслима вне общения церковной любви; в свою очередь вся церковная жизнь имеет это св. таинство центральным, главнейшим моментом своего выражения. И вот что пишет об этом таинстве А. Ст. Хомяков.

"Учение Церкви об Евхаристии, хранимое преданием, оставалось всегда неизменным, и оно просто при всей своей удивительной глубине.

Настало время Сын Человеческий возвращается в Иерусалим на крестную смерть. Но прежде смерти пламенно желает Он вкусить в последний раз символическую пасху со Своими учениками, ибо любит их безконечною любовию. Во образ странствующего человека Моисей установил Пасху, которую надлежало вкушать стоя, со странническою обувью на ногах и странническим посохом в руке. - Странствование человечества кончено; ученики отлагают свои жезлы, гостеприимный домовладыка, председящий на вечере, умывает ноги, утомленные и запыленные в пути. Да возлягут они вокруг трапезы и отдохнут. Вечеря началась. Господь говорит им о предстоящей Ему страсти. Не желая верить, но исполняясь неопределенной скорби, они по обыкновению человеков живее, чем когда либо чувствуют теперь, сколь дорог им Тот, Кого они скоро должны лишиться. Их человеческая любовь отзывается в эту минуту на Его Божественную любовь; и тогда, окончив вечерю, Праведный венчает их любовь и свою предсмертную вечерю учреждением действительной Пасхи. Разделив последнюю, прощальную чашу, Он преломляет хлеб и предлагает им вино, говоря, что это Его Тело и Его Кровь, И Церковь в смиренной радости принимая новую пасху, завет своего Спасителя, не сомневалась никогда в действительности этого им установленного, телесного общения. Но Церковь и не ставила никогда вопроса о том, какое отношение в Евхаристии между телом Господним и земными стихиями, ибо знает, что действие Божие в таинствах не останавливается на стихиях, а употребляет их на посредство между Христом и Церковью верою, которою осуществляет таинство...

...Знают ли люди, что такое тело по отношению к разуму? Невежды и слепцы и однако гордые в своем невежестве и ослеплении, как будто бы они обладают ведением и прозорливостью, - ужели думают они, что так как они сами рабствуют своей плоти, то и Христу нельзя не быть рабом вещественных стихий? Тот, Кому вся предана суть Отцом Его, Тот, Кто есть Господь всяческих, - не есть ли Господь и Своего Тела? И не силен ли Он сотворить, что всякая вещь не изменяя нисколько своей субстанции, станет этим телом, тем самым, которое за вас страдало и пролило кровь свою на Кресте? Никогда законы мира вещественного, или говоря точнее, "наши жалкие познания об этих законах, или о том, что мы принимаем за законы, не прилагались с таким дерзким кощунством к явлениям другого (духовного) мира, как мерила могущества Божия (что делается в католичестве и протестантстве).

Таким образом Церковь, радостная и признательная, знает, что Спаситель ее даровал ей не только общение Духа, но и общение проявления, и человек, раб плоти, вещественным действием претворяет себе вещество, которым облекается Христос силою действия духовного. О, глубина Божественной любви и бесконечного милосердия! О, слава, небесная, нам дарованная в самом рабстве земном! Таково от начала учение Церкви; а тот, кто видит в Евхаристии одно лишь воспоминание, равно как и тот, кто настаивает на слове пресуществление, - другими словами - и тот кто, так сказать, выпаривает таинство и тот кто обращает его в чудо чисто вещественное одинаково безчестят святую вечерю, приступая к ней с вопросами атомистической химии". В другом месте Хомяков заканчивает свои мысли так:

"О таинстве Евхаристии учит св. Церковь, что в нем совершается воистину преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову. Не отвергает она и слова пресуществление, но не приписывает ему того вещественного смысла, который приписан ему учителями отпадших церквей (т.е. католичеством и всеми отраслями протестантства). Преложение хлеба и вина в тело и кровь Христову совершается в Церкви и для Церкви. Таинство сие в Церкви и для Церкви, а не для внешнего мира, не для огня 7, не для, неразумного животного8 не для тления 9 и не для человека, не слыхавшего закона Христова. В Церкви же самой (говорим о Церкви видимой) -для избранных и отверженных святая Евхаристия не простое воспоминание о таинстве искупления, не присутствие духовных даров в хлебе и вине, не духовное только восприятие тела и крови Христовой, но истинное Тело и Кровь. Не духом одним угодно было Христу соединиться с верующим, но и Телом и Кровью, дабы единение было полное и не только духовное, но и телесное. Равно противны Церкви и безсмысленны толкования об отношениях св. таинства к стихиям и тварям неразумным (когда таинство утверждено только для Церкви), и духовная гордость презирающая тело и кровь и отвергающая телесное соединение со Христом".

Таков огромный нравственный смысл святого таинства Тела и Крови Христовых. Такова безмерная мудрость Божия в деле возсоединения падшего человека с Божественною жизнию. В этом учении нет и отдаленного намека на материализацию духовной жизни человека, как это утверждают наши сектанты, извращая церковное учение о таинстве Евхаристии и вовсе не понимая его. Здесь нет и какой либо, хотя бы малой, тенденции, хотя бы малейшей попытки из чисто духовного таинства сделать нечто, подчиненное земным законам природы, в какой-либо мере от них зависящее. - Учение Церкви воистину богодухновенно! Каждое слово молитв церковных это дар небесный, дар Божией благодати, изливающейся на души молящиеся. И верую я, что термин "преложив", (и преложение) это тоже дар озарения свыше составителям Божественной службы; всякое другое слово в данном месте давало бы другой оттенок мысли для великого церковного учения10. В этом таинстве есть великое чудо милости Божией к грешному человеку, чудо непрестающей "безсмертной трапезы", "Господней вечери", на которую приглашены Господом все верующие сыны Церкви. Вспоминаю, как однажды приснопамятный отец Иоанн Кронштадский, приобщая несколько тысяч причастников, в священном восторге вдруг воскликнул обращаясь к ним: "помните, что весь, Христос пред вами, Живый и всем жизнь дающий; Тело Христово приимите, Источника безсмертного вкусите".

Замечательное дополнение к церковному учению о веществе Божественной Евхаристии дает нам Служебник в той части, которая называется Учительным известием. Необходимо обратить внимание с какою величайшею осторожностию Учительное известие относится к ограниченному разуму человека даже и при всей чистоте его веры. - И это Учительное известие отнюдь не привязывает учение о таинстве к какому-нибудь слову или определенной формуле. Нет! - оно только стремится воспитать в христианской душе чувство благодарности и благоговейной любви и всецелой преданности Господу, - Благоволившему преподать во св. Тайнах общение Духа Святого и наследие Царства Небесного, чтобы мы веровали более словам и силе Его, нежели собственным нашим (внешним) чувствам11. Прекрасны эти слова - о безусловной вере христианина каждому слову Господа! Вот веру во всемогущество любви Христовой, непрестанно действующей в Церкви и прелагающей хлеб и вино в тело и Кровь Христову, я и признаю самым непременным условием веры во св. Тайны во Евхаристии. - А вот как это чувство воспитывается Учительным известием.

Читаем: аще по освящении хлеба или вина покажется чудо, сиесть, вид хлеба в виде плоти или отрочате, вино же в виде крове, и аще вкратце не пременится сей вид, сиесть аще не паки явится вид хлеба и вина, но сице непременно пребудет никакоже иерей да причастится: ибо не суть сия Тело и Кровь Христова, но точию чудо от Бога, неверства или иныя ради вины явлено: да возьмет же иерей иную просфору (аще точию вид хлеба пременится), и якоже предуказася, проскомидийная ?над? агнцем да творит и глаголет и да возьмет св. Агнец и отложит в чудо претворенный и честно сотворив, да начнет от молитвы "С сими и мы блаженными силами" и вся по ряду да совершит, над чашею же ничто же да повторяет. Аще же и в чаши винный вид в кровь пременится - во иную честную чашу, или в сосуд излияв, да влият паки вино, проскомидийная над ним глаголя и тако обычно по ряду и сие да освятит и во время причащения да причастится обычно и службу да совершить...

Аще вскоре паки, иже показася мясом или отрочатем, вид хлебный зрим будет или в чаши иже зрим быстъ кровию, абие паки винный покажется да не закалает инаго Агнца, ниже инаго вина в чашу влиет, но сими да причастится и службу да совершит; ибо истинным Телом и Кровию Христовою суть12.

Так читаем в "Учительном известии"; такова и лично моя вера совершенно не нуждающаяся ни в каких речах о виде и вкусе вещества, необходимого для этого таинства. Всякие пояснения в этом таинстве о его "существе" только затемняют его учете и только вредны. Всякое "существо" - для человека одинаково не понятно и не известно - значит, не нужно и говорить об этом. Это и безполезно: "вещь в себе" останется навсегда тайною для человека. Я верю каждому слову Спасителя моего и верю, яко сие есть самое Пречистое Тело Его и сия есть самая честная Кровь Его". Все остальное для меня не существенно (и субстанция и акциденция! - Это праздные речи маловерия и неверия), - для меня и важно только каждое слово заповеди Христовой!...

4. О терминах "преложение" и "пресуществление"

Переходим к отделу о терминах и словах, отделу наименее содержательному; но по обстоятельствам - наиболее важному (ибо г.г. профессоров Бронзова и Остроумова смутило именно мое мнение о словах).

Чтобы быть определеннее, буду говорить по пунктам.

1. термин "преложение" по отношении к св. Евхаристии ("преложив") имеется в Служебнике, как термин, очевидно, признанный св. отцами Церкви наиболее удачно выражающим церковное учение.

2. Термина "пресуществление" ("пресуществив") ни в богослужебных книгах, ни у кого из св. отцов древней Церкви нигде нет; очевидно, св. отцы не сочли его необходимым для передачи положительного учения Церкви.

3. Термин "пресуществление" впервые появился в богословской литературе Запада у Анзельма в XI веке; а в греческой литературе появился только в XVI веке в писаниях Мелетия Пигаса, патриарха Александрийского.

4. Этот термин в XVII веке введен в целях только полемических в борьбе с протестантством, вовсе отвергающим таинство св. Евхаристии. Мысль православных богословов такова: "скорее можно допустить термин пресуществление, чем сводить таинство Причащения на степень поминок".

5. Поэтому св. Церковь не заменяет (и эта замена ни для кого не допустима) слова "преложение" словом "пресуществление" (с этим согласен и проф. Остроумов).

6. "Послание Восточных патриархов", написанное в полемических целях против протестантизма и англиканства, объясняя термин "преложение", допускает четыре объяснительных слова и говорит, что св. хлеб Евхаристии "пресуществляется, претворяется, преобразуется, пременяется" в тело Христово.

7. Сами Восточные патриархи, употребив слово "пресуществляется", нашли необходимым немедленно объяснить его, дать ему духовный смысл; они пишут: "словом пресуществление не объясняется образ, которым хлеб и вино претворяются в Тело и Кровь Господни..., но показывается только, что истинно, действительно и существенно хлеб бывает истинным телом Господним, а вино - самою кровию Господнею".

8. Два вопросо-отвтета в катехизисе митр. Филарета о преложении и пресуществлении изложены безукоризненно; можно признать термин "пресуществление" допустимым в виде объяснения к термину "преложение" но ни в каком случае не самостоятельным, ибо сам термин "пресуществление" требует серьезного объяснения, которое признали нужным Восточные патриархи, объясняя его тем же термином "преложение".

9. Противополагать эти два термина, как это делают наши школьные учебники, - совершенно преступно и с догматической и с нравственной точки зрения; в таком случае, т.е. в случае противоположения этих терминов, внутреннее содержание того и другого термина делается различным до противоположности (против этого я и протестую!), и в термине "пресуществление" уклон мысли делается совсем не православный, чисто католический, нецерковный.

10. Наши школьные учебники (очень многие) вовсе выбросили церковно-богослужебный термин "преложение" и заменили его словом "пресуществление", (как будто сделав последнему предпочтение перед первым) на что они не имели никакого права, и тем допустили недопустимую ошибку, дав повод школьникам и вообще людям оглашенным придавать слову "пресуществление" кощунственный смысл и задавать вопросы такие:

"Какая часть тела Христова преподается в приобщение людям" или "в какой степени телесной близости (родства) становится к Божией Матери всякий приобщающийся тела Христова" и т.п.

11. Против этого самочинного употребления слова "пресущеетвление" и связанных с этою ошибкою кощунственных недоумений, я горячо протестую.

12. За последнее время школьные учебники, составленные очень часто людьми не церковными, выбросили даже и слово "пресуществление" и заменили его вульгарными словами, хлеб и вино "делаются, становятся" телом и кровию Христовыми. - На таких "учебниках" православные ученики и получают возможность или кощунствовать, или вольно мыслить и вольно выражаться о св. вещах, не считаясь с учением св. Церкви и на своих учебниках нисколько не приучаясь к благочестию. - О благочестии школьники никогда и не слышат!

Вот, все, что я хотел сказать кратко в моей первой статье о "преложении и пресуществлении" и что прекрасно поняли многие педагоги, имеющие дело с учебниками и учениками.

Но утаилась сия премудрость от г. г. профессоров, которые менее всего заботятся о благочестии 1) и которые не постеснялись внести соблазн, написав свои грубые статьи в о официальных органах, приписывая мне епископу, самые несуразные мысли и настроения. Да будет стыдно клеветникам и да избавятся от них синодские официальные органы, ныне ими плененные.-

Закончу этот отдел строками, для меня очень тяжелыми. - Я вынужден сказать, что святитель Димитрий Ростовский употребляет в своих сочинениях термин "пресуществление", а не "преложение". - Чем это объяснить?

По моему мнению, это объясняется прежде всего тем, что свят. Дмитрию приходилось все время защищать православие и жить в эпоху первого натиска на Русь со стороны протестантизма. Но весьма возможна и вторая еще причина - более сложная, - кроющаяся в источниках богословствования свят. Дмитрия. Как известно, святитель подвергся и другой, более серьезной ошибке. "Когда святитель Дмитрий Ростовский представил в Москву свои Четьи-Минеи, то в них отыскали нечто латинское, что святитель потом исправил. Как объяснить это раздвоение между жизнию, проповедями, вообще тем, в чем проявляется душа Святителя и действительный образ его мыслей, с одной стороны, и его учеными трудами с другой? Объясняется это просто тем, что последние были отзвуком того школьного латинского (в киевской академии) образования, которое получил святитель, и которое было чуждо его православной душе и прорывалось только в виде неожиданных, невольных ошибок и неточностей, да и то только там, где святитель становился на навеянную ему школой, так называемую, научную почву. Этот пример, думаем, убедительнее всех разсуждений доказывает, как чужда православию насильно навязанная и навязываемая ему латинская наука со всеми ее принятыми аксиомами-суевериями, как она не уместна в нем и как опасна" (слова архиеп. Финляндского Сергия.)

Тот же грех нашей духовной школы сделал из г. Бронзова такого легкомысленного богословского мыслителя, что он мои слова об Евхаристии, как великой тайне благочестия христианского, благочестивой жизни, об Евхаристии, как тайне сердца, приносящего себя Господу в жертву любви и благодарности, - эти слова мои проф. Бронзов называет "совершенно безсодержательными и ничего не говорящими излияниями чувств". Видите ли: школа приучила профессора богословия пренебрегать чувствами и ценить только слова и формулы.

Такова наша семинария и очень часто и наша Духовная Академия. - Остается спросить профессора, что же такое святая Евхаристия вне "излияния чувств" любви и благодарности? - Это уж несомненно тайна профессорской головы, а не любящего сердца...

Андрей, Епископ Уфимский

Заволжский летописец, N 5-6, 1917 г., стр. 143-161

епископ Андрей (Ухтомский)

Previous post Next post
Up