Ремарк
Нельзя говорить о деньгах с презрением. Многие женщины даже влюбляются из-за денег. А любовь делает многих мужчин корыстолюбивыми. Таким образом, деньги стимулируют идеалы, -- любовь же, напротив, материализм...
Мужчина, - продолжал я, - становится корыстолюбивым только из-за капризов женщин. Не будь женщин, не было бы и денег, и мужчины были бы племенем героев. В окопах мы жили без женщин, и не было так уж важно, у кого и где имелась какая-то собственность. Важно было одно: какой ты солдат. Я не ратую за прелести окопной жизни, - просто хочу осветить проблему любви с правильных позиций. Она пробуждает в мужчине самые худшие инстинкты - страсть к обладанию, к общественному положению, к заработкам, к покою. Недаром диктаторы любят, чтобы их соратники были женаты, - так они менее опасны. И недаром католические священники не имеют жен, - иначе они не были бы такими отважными миссионерами.
В трудные времена наивность -- это самое драгоценное
сокровище, это волшебный плащ, скрывающий те опасности, на которые умник прямо наскакивает, как загипнотизированный. -- Он сделал глоток и посмотрел на меня огромными глазами, которые, словно куски неба, светились на его изборожденном морщинами лице. -- Никогда не старайся узнать слишком много, Робби! Чем меньше знаешь, тем проще жить. Знание делает человека свободным, но несчастным. Выпьем лучше за наивность, за глупость и за все, что с нею связано, -- за любовь, за веру в будущее, за мечты о счастье; выпьем за дивную глупость, за утраченный рай!
Всякая любовь хочет быть вечной.
Только не теряй свободы! Она дороже любви. Но это обычно понимают слишком поздно.
Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил.
Страдания любви нельзя победить философией - можно только с помощью другой женщины.
А если вечно думать только о грустных вещах, то никто на свете не будет иметь права смеяться…
Мы слишком много знаем и слишком мало умеем… потому что знаем слишком много.
Ведь вы боитесь собственных чувств. Вы не пишете писем -- вы звоните
по телефону; вы больше не мечтаете -- вы выезжаете за город с субботы на
воскресенье; вы разумны в любви и неразумны в политике -- жалкое племя!
Меланхоликом становишься, когда размышляешь
о жизни, а циником -- когда видишь, что делает из нее большинство людей.
- Любовь, -- невозмутимо заметил Готтфрид, -- чудесная вещь. Но она
портит характер.
- Зато одиночество делает людей бестактными, слышишь, мрачный солист?
- Такт -- это неписаное соглашение не замечать чужих ошибок и не
заниматься их исправлением. То есть жалкий компромисс.
Хороший конец бывает только тогда, когда до него все было плохо.
Только тот, кто не раз оставался один, знает счастье встреч с любимой. Все
остальное только ослабляет напряжение и тайну любви.
- С женщиной невозможно ссориться. В худшем случае можно злиться на
нее.
- Слишком тонкие нюансы в три часа ночи. Я, между прочим, ссорился с
каждой. Когда нет ссор, значит все скоро кончится.
Чем дольше буржуа живет с женщиной, тем он менее внимателен к ней. Кавалер, напротив, все более внимателен.
Родиться глупым не стыдно, стыдно только умирать глупцом.
Поверхностны только те люди, которые считают себя глубокомысленными.
Характер человека по-настоящему можно узнать, когда он станет твоим начальником.Человеческая жизнь тянется слишком долго для одной любви. … Любовь чудесна. Но кому-то из двух всегда становится скучно. А другой остаётся ни с чем. Застынет и чего-то ждёт… Ждёт, как безумный…
Самое страшное, братья, это - время. Время. Мгновение, которое мы переживаем и которым всё-таки никогда не владеем.
Может быть, думал я, может быть, - вечно эти два слова, без которых уже никак нелбзя было обойтись!
- Надо покоряться судьбе, - сказала старая фройляйн, обратив ко мне свое коричневое лицо, сморщенное, как печеное яблоко. В ее словах звучал упрек. Вероятно, ей вспомнились мои проклятия. - Покоряться? - спросил я. - Зачем же покоряться? Пользы от этого нет. В жизни мы платим за все двойной и тройной ценой. Зачем же еще по- корность? - Нет, нет... так лучше. "Покорность, - подумал я. - Что она изменяет? Бороться, бороться - вот единственное, что оставалось в этой свалке, в которой в конечном счете так или иначе будешь побежден. Бороться за то немногое, что тебе дорого. А покориться можно и в семьдесят лет". Кестер сказал ей несколько слов. Она улыбнулась и спросила, чего бы ему хотелось на обед.
- Вы не успели заметить, что мы живем в эпоху полного саморастерзания? Многое, что можно было бы сде- лать, мы не делаем, сами не зная почему. Работа стала делом чудовищной важности: так много людей в наши дни лишены ее, что мысли о ней заслоня- ют все остальное... Работа - мрачная одержимость. Мы предаемся труду с вечной иллюзией, будто со временем все станет иным. Никогда ничто не изменится. И что только люди делают из своей жизни, - просто смешно! (врач Жаффе)
Врач - один из тех немногих людей, которые знают, зачем они живут, - сказал я. - Что же тогда говорить какому-нибудь бухгалтеру?
Мужчина не может жить для любви. Но жить для другого человека может.
Трудно найти слова, когда действительно есть что сказать. И даже если нужные слова приходят, то стыдишься их произнести. Все эти слова принадлежат прошлым столетиям.
- Посмотри на пчел, - сказал я и остановился. - Откуда они взялись в центре города? Ведь поблизости нет ульев. Может быть, пасторы разводят их на крышах своих домов?
- Нет, братец мой, - ответил Ленц. - Голову даю наотрез, что они прилетают с какого-нибудь крестьянского двора. Просто они хорошо знают свой путь… - он прищурил глаза, - а мы вот не знаем…
Мужчина, - продолжал я, - становится корыстолюбивым только из-за капризов женщин. Не будь женщин, не было бы и денег, и мужчины были бы племенем героев. В окопах мы жили без женщин, и не было так уж важно, у кого и где имелась какая-то собственность. Важно было одно: какой ты солдат. Я не ратую за прелести окопной жизни, - просто хочу осветить проблему любви с правильных позиций. Она пробуждает в мужчине самые худшие инстинкты - страсть к обладанию, к общественному положению, к заработкам, к покою. Недаром диктаторы любят, чтобы их соратники были женаты, - так они менее опасны. И недаром католические священники не имеют жен, - иначе они не были бы такими отважными миссионерами.
В трудные времена наивность -- это самое драгоценное
сокровище, это волшебный плащ, скрывающий те опасности, на которые умник прямо наскакивает, как загипнотизированный. -- Он сделал глоток и посмотрел на меня огромными глазами, которые, словно куски неба, светились на его изборожденном морщинами лице. -- Никогда не старайся узнать слишком много, Робби! Чем меньше знаешь, тем проще жить. Знание делает человека свободным, но несчастным. Выпьем лучше за наивность, за глупость и за все, что с нею связано, -- за любовь, за веру в будущее, за мечты о счастье; выпьем за дивную глупость, за утраченный рай!
Всякая любовь хочет быть вечной.
Только не теряй свободы! Она дороже любви. Но это обычно понимают слишком поздно.
Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил.
Страдания любви нельзя победить философией - можно только с помощью другой женщины.
А если вечно думать только о грустных вещах, то никто на свете не будет иметь права смеяться…
Мы слишком много знаем и слишком мало умеем… потому что знаем слишком много.
Ведь вы боитесь собственных чувств. Вы не пишете писем -- вы звоните
по телефону; вы больше не мечтаете -- вы выезжаете за город с субботы на
воскресенье; вы разумны в любви и неразумны в политике -- жалкое племя!
Меланхоликом становишься, когда размышляешь
о жизни, а циником -- когда видишь, что делает из нее большинство людей.
- Любовь, -- невозмутимо заметил Готтфрид, -- чудесная вещь. Но она
портит характер.
- Зато одиночество делает людей бестактными, слышишь, мрачный солист?
- Такт -- это неписаное соглашение не замечать чужих ошибок и не
заниматься их исправлением. То есть жалкий компромисс.
Хороший конец бывает только тогда, когда до него все было плохо.
Только тот, кто не раз оставался один, знает счастье встреч с любимой. Все
остальное только ослабляет напряжение и тайну любви.
- С женщиной невозможно ссориться. В худшем случае можно злиться на
нее.
- Слишком тонкие нюансы в три часа ночи. Я, между прочим, ссорился с
каждой. Когда нет ссор, значит все скоро кончится.
Чем дольше буржуа живет с женщиной, тем он менее внимателен к ней. Кавалер, напротив, все более внимателен.
Родиться глупым не стыдно, стыдно только умирать глупцом.
Поверхностны только те люди, которые считают себя глубокомысленными.
Характер человека по-настоящему можно узнать, когда он станет твоим начальником.Человеческая жизнь тянется слишком долго для одной любви. … Любовь чудесна. Но кому-то из двух всегда становится скучно. А другой остаётся ни с чем. Застынет и чего-то ждёт… Ждёт, как безумный…
Самое страшное, братья, это - время. Время. Мгновение, которое мы переживаем и которым всё-таки никогда не владеем.
Может быть, думал я, может быть, - вечно эти два слова, без которых уже никак нелбзя было обойтись!
- Надо покоряться судьбе, - сказала старая фройляйн, обратив ко мне свое коричневое лицо, сморщенное, как печеное яблоко. В ее словах звучал упрек. Вероятно, ей вспомнились мои проклятия. - Покоряться? - спросил я. - Зачем же покоряться? Пользы от этого нет. В жизни мы платим за все двойной и тройной ценой. Зачем же еще по- корность? - Нет, нет... так лучше. "Покорность, - подумал я. - Что она изменяет? Бороться, бороться - вот единственное, что оставалось в этой свалке, в которой в конечном счете так или иначе будешь побежден. Бороться за то немногое, что тебе дорого. А покориться можно и в семьдесят лет". Кестер сказал ей несколько слов. Она улыбнулась и спросила, чего бы ему хотелось на обед.
- Вы не успели заметить, что мы живем в эпоху полного саморастерзания? Многое, что можно было бы сде- лать, мы не делаем, сами не зная почему. Работа стала делом чудовищной важности: так много людей в наши дни лишены ее, что мысли о ней заслоня- ют все остальное... Работа - мрачная одержимость. Мы предаемся труду с вечной иллюзией, будто со временем все станет иным. Никогда ничто не изменится. И что только люди делают из своей жизни, - просто смешно! (врач Жаффе)
Врач - один из тех немногих людей, которые знают, зачем они живут, - сказал я. - Что же тогда говорить какому-нибудь бухгалтеру?
Мужчина не может жить для любви. Но жить для другого человека может.
Трудно найти слова, когда действительно есть что сказать. И даже если нужные слова приходят, то стыдишься их произнести. Все эти слова принадлежат прошлым столетиям.
- Посмотри на пчел, - сказал я и остановился. - Откуда они взялись в центре города? Ведь поблизости нет ульев. Может быть, пасторы разводят их на крышах своих домов?
- Нет, братец мой, - ответил Ленц. - Голову даю наотрез, что они прилетают с какого-нибудь крестьянского двора. Просто они хорошо знают свой путь… - он прищурил глаза, - а мы вот не знаем…