Аркадий Райкин, Петр Лещенко и другие
Раньше я не любила Аркадия Райкина. С неприязнью относилась ко всему официозному на нашей советской эстраде, мне это казалось фальшивым, скучным и пресным. Вся эта разрешенная якобы «критика» в рамках бытовых проблем. Не потому что я с детства понимала хорошо, что советская идеология может существовать только в таких жестких рамках. Это проходило на интуитивном уровне, когда ты видишь концерт, посвященной какой-то «красной дате» календаря (очередному съезду КПСС, или годовщине Октябрьской революции, Дню милиции и т.д.), от которых, честно говоря, меня всегда тошнило, и понимаешь с отвращением, что первыми выступают те, кто поет об Октябре («И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди»), партии, вторые - о комсомоле, а тех, кто просто поет для души - или вообще «вырезают» из концерта или они выступают в самом конце. Симпатию к Райкину я стала испытывать только в 80х годах, когда он перестал быть официозным, разрешенным артистом, которому позволялась критика.
Странное дело - Михаил Жванецкий, чьи монологи и сценки часто исполнял Райкин, был в запрете, его личные записи расходились на магнитофонных пленках (я даже не помню, были ли пластинки), а сам Райкин был обласкан партией и правительством. Это добавляло неприязни. Я хорошо помню, когда Жванецкий приезжал к наш городской Дом культуры «Родина». Артистам в советское время часто устраивали «левые» творческие вечера, на которых они зарабатывали живые деньги, где-то в районе 300-400 рублей за одно выступление (на официальной эстраде они получали по ставке Госконцерта 7-20 рублей в зависимости от звания). То, что нам читал Жванецкий, было настолько смешно, что у меня к середине вечера заболел живот, мне стало тяжело дышать. И это так контрастировало с вялой, пресной, разрешенной «сатирой», что постепенно отбило желание вообще смотреть подобные вещи на ТВ.
Я не хочу сказать, что я принадлежала к группе диссидентов, я даже не знала, кто это такие. А если бы и знала, не испытывала бы к ним симпатии, как не испытываю сейчас, потому что считаю, в каких бы жестких условиях не находился человек, он должен найти возможность работать, а не протестовать. Его работа станет реальным протестом против засилья идеологии.
Я интуитивно понимала тогда, что иначе просто нельзя, и понимаю хорошо сейчас, в отличие от нынешней молодежи, которая считает, что такая свобода и вседозволенность, как сейчас, существовала всегда. Весь советский народ умудрился приспособиться к подобной системе - напоказ якобы строил социализм, а втайне наслаждался творческими достижениями чуждой, капиталистической системы. И я тогда тоже старалась приспособиться и не задавать вопросов - почему что-то в нашей стране запрещено. Почему это нельзя слушать, или смотреть, почему это противоречит принципам социализма. Эти вопросы возникли у меня потом, когда социалистическая система рухнула. Я так и не смогла ответить на вопрос, почему, скажем в СССР был запрещен джаз, музыкальное направление, созданное угнетаемой нацией? Откуда пошла эта фраза: «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст»? Я так и не смогла ответить на вопрос, почему в СССР все искусство делилось на идейное и безыдейное. Если на искусство нацеплялся ярлык безыдейного (которое называлось еще пренебрежительно «масскультурой»), пошлого, мещанского (идиотский термин), то оно запрещалось. Также, как к примеру, такой ярлык был нацеплен на песню «Ландыши», текст которой был запрещен и песня превратилась в мелодию. Я понимаю, что это могло нравиться или не нравиться (мне к примеру эта песня не нравится), но почему это было запрещено?
Я уже не говорю, что запрещалось все, что было связано с людьми искусства, которые покинули страну и уехали (как тогда говорили «сбежали») за границу, где добивались порой довольно-таки больших успехов. Вместо того, чтобы гордиться их достижениями, их проклинали, как изменников Родины, поливали грязью и старались вычеркнуть из памяти народной. Причем давление со стороны советской идеологии вызывало лишь обратную реакцию. Чем сильнее запрещалось, тем большей популярностью пользовалось.
Недавно по каналу «Кто есть кто» опять показали передачу про Петра Лещенко, исполнителя русских романсов, танго, фокстротов, который за свою довольно короткую жизнь записал 180 грампластинок и пользовался огромной популярностью не только среди так называемого нашей прессой «белоэмигрантского» окружения, но и в СССР. Его грампластинки везли дипломаты в своем багаже, а потом они переписывались на использованные рентгеновский снимки (гениальное изобретение предприимчивых советских людей) , получалась как бы гибкая пластинка (мое поколение помнит, как эти пластинки часто прицеплялись к журналам, их надо было ставить на нормальную виниловую пластинку, чтобы прослушать) и продавались на «черном рынке». Это происходило до широкого распространения катушечных магнитофонов. После все переписывалось на пленки, это было значительно удобнее, проще и дешевле. Так делалось со всеми запрещенными записями. А запрещено было почти все, что связано с Западом. В передаче прозвучала забавная фраза: «записи Петра Лещенко стоили на черном рынке дороже, даже чем Фрэнка Синатры». Конечно, Петр Лещенко был ближе нашему народу, потому что пел по-русски. А к джазу у нас всегда было отношение, как к элитарной музыке. Назвать джаз поп-музыкой, значит оскорбить поклонников. Хотя это было совсем не так. До пришествия рок-музыки джаз был именно коммерчески успешной поп-музыкой. С рок-музыкой было проще, конечно. Недавно мой ЖЖ фрэнд публиковал список запрещенных советской идеологией западных рок-групп, рядом с названием которых стояло: «пропаганда насилия, секса» и т.д. Смешно звучит? А началось, конечно, все с битлов, по поводу которых испражнялся прихвостень от соцреализма Никита Богословский. Его заметка о них - это верх идиотизма советской идеологии. Сейчас это вспоминается с романтической ностальгией. Потому что все равно потом мы все получили в свое распоряжение, и музыку, и пластинки. Но если бы все это было доступно, сейчас мое поколение не испытывало бы такого благоговейного отношения к той, запрещенной музыке.
Выпущенный фирмой «Мелодия» в 1988-м году диск «Поет Петр Лещенко», которого не стали разрешать, но и перестали запрещать, стал самым продаваемым, опередив все записи наших эстрадников. Это был ответ советской идеологии, это был протест, молчаливый, но чрезвычайно эффективный.
Я не хочу противопоставлять Аркадия Райкина и Петра Лещенко. Сейчас их статусы (у одного разрешенный, у другого - запрещенный) не имеют никакого значения.
Книга о Петре Лещенко
Петр Лещенко «Чубчик»
Петр Лещенко. «Прощай, мой табор»
Петр Лещенко. «Ах, эти черные глаза»
Любимая мною юмореска Аркадия Райкина «Волшебная сила искусства»
Странное дело - Михаил Жванецкий, чьи монологи и сценки часто исполнял Райкин, был в запрете, его личные записи расходились на магнитофонных пленках (я даже не помню, были ли пластинки), а сам Райкин был обласкан партией и правительством. Это добавляло неприязни. Я хорошо помню, когда Жванецкий приезжал к наш городской Дом культуры «Родина». Артистам в советское время часто устраивали «левые» творческие вечера, на которых они зарабатывали живые деньги, где-то в районе 300-400 рублей за одно выступление (на официальной эстраде они получали по ставке Госконцерта 7-20 рублей в зависимости от звания). То, что нам читал Жванецкий, было настолько смешно, что у меня к середине вечера заболел живот, мне стало тяжело дышать. И это так контрастировало с вялой, пресной, разрешенной «сатирой», что постепенно отбило желание вообще смотреть подобные вещи на ТВ.
Я не хочу сказать, что я принадлежала к группе диссидентов, я даже не знала, кто это такие. А если бы и знала, не испытывала бы к ним симпатии, как не испытываю сейчас, потому что считаю, в каких бы жестких условиях не находился человек, он должен найти возможность работать, а не протестовать. Его работа станет реальным протестом против засилья идеологии.
Я интуитивно понимала тогда, что иначе просто нельзя, и понимаю хорошо сейчас, в отличие от нынешней молодежи, которая считает, что такая свобода и вседозволенность, как сейчас, существовала всегда. Весь советский народ умудрился приспособиться к подобной системе - напоказ якобы строил социализм, а втайне наслаждался творческими достижениями чуждой, капиталистической системы. И я тогда тоже старалась приспособиться и не задавать вопросов - почему что-то в нашей стране запрещено. Почему это нельзя слушать, или смотреть, почему это противоречит принципам социализма. Эти вопросы возникли у меня потом, когда социалистическая система рухнула. Я так и не смогла ответить на вопрос, почему, скажем в СССР был запрещен джаз, музыкальное направление, созданное угнетаемой нацией? Откуда пошла эта фраза: «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст»? Я так и не смогла ответить на вопрос, почему в СССР все искусство делилось на идейное и безыдейное. Если на искусство нацеплялся ярлык безыдейного (которое называлось еще пренебрежительно «масскультурой»), пошлого, мещанского (идиотский термин), то оно запрещалось. Также, как к примеру, такой ярлык был нацеплен на песню «Ландыши», текст которой был запрещен и песня превратилась в мелодию. Я понимаю, что это могло нравиться или не нравиться (мне к примеру эта песня не нравится), но почему это было запрещено?
Я уже не говорю, что запрещалось все, что было связано с людьми искусства, которые покинули страну и уехали (как тогда говорили «сбежали») за границу, где добивались порой довольно-таки больших успехов. Вместо того, чтобы гордиться их достижениями, их проклинали, как изменников Родины, поливали грязью и старались вычеркнуть из памяти народной. Причем давление со стороны советской идеологии вызывало лишь обратную реакцию. Чем сильнее запрещалось, тем большей популярностью пользовалось.
Недавно по каналу «Кто есть кто» опять показали передачу про Петра Лещенко, исполнителя русских романсов, танго, фокстротов, который за свою довольно короткую жизнь записал 180 грампластинок и пользовался огромной популярностью не только среди так называемого нашей прессой «белоэмигрантского» окружения, но и в СССР. Его грампластинки везли дипломаты в своем багаже, а потом они переписывались на использованные рентгеновский снимки (гениальное изобретение предприимчивых советских людей) , получалась как бы гибкая пластинка (мое поколение помнит, как эти пластинки часто прицеплялись к журналам, их надо было ставить на нормальную виниловую пластинку, чтобы прослушать) и продавались на «черном рынке». Это происходило до широкого распространения катушечных магнитофонов. После все переписывалось на пленки, это было значительно удобнее, проще и дешевле. Так делалось со всеми запрещенными записями. А запрещено было почти все, что связано с Западом. В передаче прозвучала забавная фраза: «записи Петра Лещенко стоили на черном рынке дороже, даже чем Фрэнка Синатры». Конечно, Петр Лещенко был ближе нашему народу, потому что пел по-русски. А к джазу у нас всегда было отношение, как к элитарной музыке. Назвать джаз поп-музыкой, значит оскорбить поклонников. Хотя это было совсем не так. До пришествия рок-музыки джаз был именно коммерчески успешной поп-музыкой. С рок-музыкой было проще, конечно. Недавно мой ЖЖ фрэнд публиковал список запрещенных советской идеологией западных рок-групп, рядом с названием которых стояло: «пропаганда насилия, секса» и т.д. Смешно звучит? А началось, конечно, все с битлов, по поводу которых испражнялся прихвостень от соцреализма Никита Богословский. Его заметка о них - это верх идиотизма советской идеологии. Сейчас это вспоминается с романтической ностальгией. Потому что все равно потом мы все получили в свое распоряжение, и музыку, и пластинки. Но если бы все это было доступно, сейчас мое поколение не испытывало бы такого благоговейного отношения к той, запрещенной музыке.
Выпущенный фирмой «Мелодия» в 1988-м году диск «Поет Петр Лещенко», которого не стали разрешать, но и перестали запрещать, стал самым продаваемым, опередив все записи наших эстрадников. Это был ответ советской идеологии, это был протест, молчаливый, но чрезвычайно эффективный.
Я не хочу противопоставлять Аркадия Райкина и Петра Лещенко. Сейчас их статусы (у одного разрешенный, у другого - запрещенный) не имеют никакого значения.
Книга о Петре Лещенко
Петр Лещенко «Чубчик»
Click to viewПетр Лещенко. «Прощай, мой табор»
Петр Лещенко. «Ах, эти черные глаза»
Любимая мною юмореска Аркадия Райкина «Волшебная сила искусства»