Последнее задание. Часть 1

[silverhead007]

«Вознеси слова пред очи разума
И откроется истинная картина душе»

Тьма начал.

Управление имперской безопасности, 09 часов 23 минуты.

- Добрый день, мэм. Вам необходима помощь?
- У меня назначено на 09.30 к генералу лично. Вот приглашение, это документы.
- Одну минуту, мэм, я уточню... Эээ… прошу прощения мэм, сдайте личное оружие, если таковое в наличии и сержант проводит Вас в приёмную генерала.
- Благодарю, лейтенант. Дорогу я найду сама, а оружие мне здесь не требуется. Отец терпеть не может, когда я опаздываю.
- Да, мэм, хорошо, мэм. Двенадцатый этаж, приёмная прямо - из лифтового холла.
- Я знаю.

Приёмная министра, 09 часов 29 минут.

- Доброе утро, мэм. Вам назначено? Как представить вас генералу?
- Дочь.
- Слушаюсь, мэм!
- Привет, дочка. И не вздумай мне отрапортовать о своём прибытии. Просто подойди и поцелуй меня. Ближе к уху.
-Не теряешь формы, пап... На фоне окна выглядишь, как ангел в лучах скорбящего Солнца. Почему ближе к уху, кстати?
- Там микробов поменьше... Твои художественные пассажи ещё не свернули рельсы какому-нибудь Лацаронни из вашего управления? ))
- С нашими костоломами легче выйти замуж за железнодорожный узел… Ну, не вздыхай, я никогда не поверю, что к десяти утра ты уже выдохся и устал.
- Ладно... Как полагаешь - чего я хочу от тебя с утра в пятницу?
Хы. Папа… полтора года назад, ты вот так же, помнишь? В пятницу утром, отправил меня через всю страну - в аэропорт, за пакетом. В результате начались локальные беспорядки, я потеряла два зуба и жениха, а ты, в конце концов, получил этот кабинет. Наверное, ты вызвал меня сегодня с тем, чтобы я сменила тут обстановку и наняла тебе секретаршу вместо этого идиота ординарца?
- Не дождёшься. Его как минимум не бесит запах сигары и не привлекает идея залезть ко мне под стол. Я ещё не настолько стар, чтобы отвлекаться от дел на подобную роскошь, и уже не настолько молод, чтобы поставить тут диван… зато тебе роль опекунши для одного странноватого психопата вполне подойдёт. Правда, за ним придётся тащиться через три страны, а возвращаться поездом или в автомобиле - он определённо боится самолётов. На столе белая папка - просмотри и скажи мне - ты сумеешь привезти его сюда?
- Н-да… мне кажется, что если б ты мог, то отправил бы за этим психом бронепоезд или танковую дивизию вместо меня. Однако, тебе нужна упаковка иного рода… значит, он действительно интересен. Я права?
- Припомни-ка хоть один случай, когда ты была неправа. И можешь смело садиться в моё кресло. Камни для побивания магдален в верхнем ящике.
- Я берегу суставы - у меня есть ты… Странно, тут сказано, что он взял на себя вину за спонтанную агрессию двенадцати человек на площади, не имея ни малейшего к этому отношения… ты хочешь позавтракать с ним и убедиться, что безумцы алкают вина, а не дух Христов?
- Вероятнее всего, он и мухи не способен обидеть. Однако, судя по его болтовне - к гибели людей может иметь самое непосредственное отношение. Это мнение человека, который в детстве учил искать тебя грибы в горах. И я ему кстати, доверяю уже сорок лет. Два психиатра заработали нервные расстройства - после бесед с этим умником. А это факт, хоть и косвенно, но указывающий на возможную причастность. В общем, я собираюсь вытащить из задницы твоего крёстного эту занозу, пока она не вытащила его самого из высокого кресла. Потому, этот псих должен быть в моём кабинете не позднее, чем через неделю. У тебя сутки на сборы и дорогу. Вопросы есть?
- Вопросов нет, господин генерал. Разрешите идти?
- Ступайте… и дочка, не забудь - он нужен живым, вменяемым и должен появиться тут добровольно или по согласию. Это такое… обязательное условие, его необходимо соблюсти. Мне некому доверить этот бред, ты - единственная, кто способна узнав что-то, донести это до меня или вовсе ничего не услышать. Мобильника у меня нет. Береги себя.

Первобытие свободного духа

- Тот, кто куёт рассвет, всегда приходит раньше Солнца. Это эпиграф к вашему дневнику? Или это просто заметки? Как я понимаю, Вы - философ? Кто Вы, Джонатан Грейс и почему называете себя Кохелетом? Вы знаете, чьё это имя?
- Вы красивая девушка, потому, можно считать, что эпиграф адресован Вам. Хотя на самом деле, это оголовье Харона, во приветствии Гефесту. Впрочем, неважно. Вы собираетесь увезти меня?
- Да, я заберу Вас отсюда под личную ответственность, и мы с Вами уедем. Достаточно далеко, чтобы о Вас и забыли, и сняли всевозможные подозрения по участию в инциденте на площади. Ведь у Вас паспорт нашего государства, а значит, и наше лицо.
- Понятно. Хочу предупредить Вас заранее, эээ... Дебора? Деби, странностей во мне не более, чем в любом прохожем. Пожалуй, и в уличном бродяге, и в успешном бизнесмене вы найдёте куда более яркие примеры поучительных патологий.
- Джонатан. То, что Вы знаете моё имя - ещё не повод к уникальности. Можете мне поверить на слово - покой и сон подопытного кролика вас не ожидают. Однако, Вам придётся пообщаться с несколькими специалистами в области филологии, нейрофизиологии и нейропсихологии. После этого общения, вне зависимости от полученных результатов, Вас освободят из-под надзора и аннулируют все обвинения, которые Вы столь неосторожно позволили выдвинуть против себя. Вас устроит такая помощь или сделка - на выбор?
- Не емли чаши, несущего её, но воспомоществуй несомому в чаше… Деби, вспомните то, что сказал Вам отец, когда в горах, в возрасте двенадцати лет Вы неосторожно, отойдя от стоянки, свалились в карстовую пещеру и он нашёл Вас только через пять часов. И как сокрушался перепуганный ситуацией крёстный о переводе виски на согревающие компрессы.
- Вот даже как… и что же он сказал мне тогда?
- Мочись за палаткой.
- Ладно, это мы с Вами обсудим позже. Вы едете со мною, Джонатан?
- Моё имя Кохелет, и я не вижу ни единой причины к тому, чтобы лишиться Вашего общества, Деби.
- Хорошо. Забирайте свои заметки, документы я уже оформила. Внизу у меня автомобиль, думаю, он Вам понравится.
- Сам по себе - навряд ли, а со мною за рулём не понравится вовсе. В этой ситуации Деби, Вы - единственная, кто способен изменить ситуацию в лучшую сторону.
- У меня просьба… Кохелет. Не называйте меня так. Обращайтесь безлично, я объясню для чего и почему при первой же возможности.
- Джонатан, Вы хотите что-нибудь съесть? Мы можем с вами по дороге заехать в кафе или ресторан.
- Как Вы правильно закончили мысль, мне нежелательно выходить из автомобиля в этом городе. Кроме того, я не голоден и не захочу есть ещё как минимум несколько часов. Так что, давайте мы с вами вначале окажемся в другом населённом пункте, а там уже подумаем о пище. Что скажете?
- Я бы так и сказала, если бы Вы пожелали что-то сейчас. Потому, у меня есть завтрак и термос - на заднем сиденье. Сейчас я предъявлю документы на выезд, постарайтесь состроить максимально милое лицо. И не размышляйте о водах Коцита по пути - Вас это не красит.
- Хм… состроить лицо… конечно же. Верно, именно состроить. Это легко и просто тому, у кого вовсе нет лица. Но, памятуя о том, что за рулём - Вы, тормозить буду я. Годится? Воды в этой реке, кстати никакого отношения к воде не имеют. Это ливень тьмы, исторгающийся изо вне во имя…
- Достаточно, достаточно!! Я веду машину, а не разглядываю слайды.
- Хотите, я покажу Вам перо, коим Орфей, касаясь тьмы Коцита, исторгал свои бестленные строки молебнов любви?
- Покажите. Я была бы искренне признательна.
- Через восемь кварталов Вы повернёте направо. Седьмая по счёту вывеска от угла здания на перекрёстке поворота и будет носить имя этого пера.
- С чего Вы решили, что я поеду именно так, а не иначе? Маршрут у меня совершенно другой.
- У Вас три маршрута на выбор, один тот, коим мы сейчас следуем на юго-восток, второй - про запас, на случай разных проблем, пробок и аварий и третий - при возникновении чрезвычайной ситуации. Но, как бы Вы ни предполагали, учесть всего невозможно. Кроме того, там нас ждёт собака, несущая в себе игольное ушко.
- Ничего не поняла… Ладно, поедем так, как я и решила изначально.
- Не упрямьтесь. Видите, на навигаторе - затор у перекрёстка из-за небольшой, но множественной аварии. Хотите там простоять несколько часов? Езжайте как хотите, конечно, но палатки тут нет, и мы с вами не в горах, чтобы нырнуть прямо в автомобиле в какую-то подземную транспортную сеть.
- Хорошо, хорошо… уговорили. Что там за собака?
- Понятия не имею. Но, она явно ждёт именно нас, а значит, поедет с нами.
- Терпеть не могу бродячих псов! От них вонь, болезни и ещё, я просто их боюсь.
- Я не говорил, что это бродячий пёс. И о том, что это именно пёс - тоже не упоминал. Вообще, собаки все разные и поверьте, та, что ожидает нас не имеет ничего общего со псами.
- Чёрт… Что за бредовая ересь у вас в голове? Может, вы просто не здоровы? Или, как говорится - не в себе?
- Конечно не в себе. Я - во всех и во многих, во прошедшем и предстоящем, в тех, кто прав, в тех кто лев, в высоких и худых, в малорослых и полных, в тех кто с огнём и мечом и в тех, кто со слезой и водою, в общем, резюмируя - я просто в вас.
- Так. Вот вывеска, о которой Вы упоминали. Хм… «Эвридика» - кафе-бар. «Эврика» - бюро по найму. «Эверест» - частное сыскное агентство. Вы что, разыгрываете меня, что ли? Что это за чепуха? И почему на одной табличке три названия, начинающихся с одной и той же буквы? Уф… да, папа не мелочится на загадки. Где тут Ваша собака?
- Сейчас подойдёт к автомобилю. Будьте любезны, разблокируйте заднюю правую дверь, она не сможет запрыгнуть в окно.
- Она сама себе дверь откроет, что ли?
- Нет, дверь ей приоткроете Вы. И кроме того, она совершенно аккуратна, непритязательна, чистая и прилично выглядящая. В общем, Вам понравится, я гарантирую. Такую псину держать в доме - подлинное удовольствие, Вы позже убедитесь в этом.
- Вы что, с ума сошли?
- Конечно нет. Но, я с удовольствием подвинусь во уме, если вы перестанете задавать вопросы.
- Ладно. Точно знаю, что перед тем, как заглянуть в кабинет отца, я поколочу его секретаря. Иначе и быть не будет. Ой…
- Что такое? Вы как-то странно выразились. Приоткройте дверь, будьте любезны.
- Н-да… Действительно, очень милая собака. И как тебя зовут?
- Её не зовут, она появляется тогда, когда приходит время провожать закат. Кстати, теперь она всегда будет пахнуть именно так, как пахнет Ваша блузка.
- С чего Вы решили ???
- Я не решаю. Но можете сами в этом убедиться.
- Вот ещё. Вы точно издеваетесь надо мною. Или это всё подстроено.
- Нет никаких розыгрышей или издёвок. Всё, что Вы видите - реальность, правда, не совсем такая, какой она Вам привычна. Времена меняются, и материя меняется вместе с ними. Хотите пояснений?
- Н-нет, не хочу. Я совсем не понимаю Вас.
- Ничего. Вы как раз успокоились после этих малопонятных событий и не готовы ещё увязывать факты так, как они есть. Пытаясь всё излагать и объяснять логико-математическими формулировками, Вы постоянно пропускаете мимо себя чувство. А оно столь же важно, как и Ваш ум. Со временем привыкнете и перестанете делать из мягких поворотов острые углы.
- Хорошо. Мы едем дальше? Собака, наверное, есть хочет…
- Конечно. Всё остаётся в силе, так как Вам и предписано. А собака эта совершенно непритязательна и навряд ли скоро попросит о пище. В первую очередь ей нужен кров, а не еда. А это мы ей уже предоставили. Так что, всё в порядке.
- Знаете, у меня странное ощущение, будто Вы, хм… во мне меня. Я нажимаю кнопку запуска двигателя, а ощущения кнопки под пальцем нет… Держу руль, но руки какие-то свинцовые и словно бы подчиняются Вашим поворотам головы и покачиваниям. Кроме того…
- Нет-нет, касаться того, что Вы сейчас собирались сказать не нужно. Я понимаю Ваши ощущения и впечатления, ничего страшного в этом нет, поверьте. Главное - чтобы Вы были искренней во самое себе. И доверяли не только личному практицизму, но и тем, кто рядом с Вами. Все люди разные, у каждого - своя жизнь, своя память, цели и надежды. Но иногда происходит так, что двое людей обобщают свои личности - во единое целое. Ваши ощущения - результат такого процесса. Не волнуйтесь, ничего плохого не произойдёт, кроме того, я нахожусь рядом с Вами, а значит смогу помочь если Вы усомнитесь внезапно.
- Самое удивительное в том, что я вообще не чувствую Вас рядом и не понимаю - где Вы есть. То есть, я знаю, что Вы в машине, вижу краем глаза Ваши колени, но не ощущаю...
- Знаете, не спешите. Особенно с ощущениями. Вы ведёте автомобиль, Вас посетило таинство восприятия в образе - этого достаточно на данный момент. Не стоит немедля испить чашу той, чьё вино не исполнено виной.
-У меня нет вина… Или вины?
- Нет. Вино и вина - это разные идиомы, если перевести их в знакомые понятия, то в Вашем случае, это вода в Вашей крови и особые компоненты, которые синтезируются телом и появляются в плазме крови перед завершением лунного цикла. Иначе говоря, не будите собаку. Она явно не в восторге от того, что между задними и передними сидениями отсутствует звукоизоляция.
- Ну, знаете уж…
- Знаю. Потому и предлагаю сосредоточиться на управлении автомобилем. Вам нужно привыкнуть к тому, что ваши глаза отныне принадлежат не только Вам.
- Ладно-ладно… чёрт уж с Вами! Только один вопрос… последний. Что же всё-таки было пером Орфея? Я так и не поняла Вашу мысль. И вообще, при своих образованиях, опыте и интуиции рядом с Вами я чувствую себя глупой девочкой, только что родившейся в этот загадочный мир. Ответьте мне, прошу!!
- Вы даже не подозреваете, насколько близки к истине, говоря о себе так, хотя заслуги моей в том нисколько… Прошу встречно, на будущее - мы с Вами пред алтарём фитиль не коптили, посему не бросайтесь словами, значение которых от изначалия времён и неизменны, и неизвестны Вам во своей подлинной сути. Что же касается пера, то просто вспомните форму вывески. Как это в ваших сленговых шифрах… посёрфить, верно? Задайте интерактивный поиск по своей памяти, включая её интрагенетическую область, то есть, попросту себе доверяясь. Ответ появится в сознании значительно быстрее, нежели бы Вы воспользовались всемирной паутиной.
- Сейчас… Я вслух, мне так легче, ладно? Полированная табличка белого металла... форма была в виде лапы… лапы льва... леон... Благородный, то есть белый лев... Эдем... достоинство во достойных... эдель - благородство…
- Вы помните немецкий столь же скверно, как и латынь, несмотря на усилия вашего крёстного. Но он был бы горд сейчас Вашими искренними усилиями. Что ж... пожалуй, и Тантал не решился бы сейчас поменяться с Вами своею участью, алкай он не яств, а знаний.
- Опять шутите? Это эдельвейс.
- Да, верно. Орфей, несмотря на увещевания Харона опустил палец во тьму Коцита - проверить, что же станется с ним, коль он отправится вплавь за своею любимой. Богиня Пустоты, пожав душу Орфея, словно серп - спелый колос, дрогнула во своей извечно незыблемой правоте - его свет был должен угаснуть позже. Лета вернула Орфею суть чувства, а палец, коснувшийся всевеличной ничто, изменился. Любовь неугасима, но безвозвратна и даже суть бытия не властна изменить это. Всё, что случилось в его судьбе - и до сего, и после было предопределено, но Орфей усомнился в правоте льва. Поныне грусть его разделённого единства цветёт на недосягаемых высотах. Бывало, вы видели эти цветы в горах, но никогда не просили сорвать... Ваше уважение к отцу вызывает у меня почтительность, Деби.
- А вот нечего было ей от змеи отворачиваться! Тоже мне, эстетка...
- У тебя... будет возможность обсудить это с Эвридикой лично. Чуть позже - в моём ощущении времён.
- А? Что ты сказал?
- Я сказал, что мы тут стоим уже полчаса и половина камер уличного наблюдения следят за нами в инфракрасном диапазоне... вероятно, оператор не доучил что-то из классики немецкой камасутры.
- Всё, едем. И никаких больше картин виною и тьмой о любви. Иначе дома я окажусь только к старости.

Апокалиптальный рисунок углём

- Смотри... смотри, Деби. Окна в этом мотеле забраны жалюзи, и выходят на трассу, с которой мы свернули. Шума проезжающих автомобилей нет, но свет фар, мелькая, мажет по стенам тонкими полосами. Выглядит так, будто мы - купе вагона поезда и мимо нас проносятся фонари с извечными колпаками чьих-то светлых снов.
- Поэтому здесь и вывешены жалюзи. Чтобы ночью можно было спать, не отвлекаясь ни на мечты о будущем, ни на воспоминания о прошедшем.
- Отдельное спасибо тебе за то, что ты не предложила лететь самолётом. Не так уж и часто мне выпадает возможность освежить память. Хотя, пустыня всё та же, и Солнце по-прежнему неотрывно постигает зенит.
- Пустыня? Сейчас ночь... Ты, наверное, что-то путаешь.
- Нет, Деби. Камень нельзя забыть или не узнать, особенно, если он - твоя суть.
- Разве вокруг нас камень?
- Вспомни притчу о Сизифе. Каждый из нас катит свой камень в гору - в меру своей гордыни. Но тот, чей камень можно зажать меж пальцев, подобно песчинке, возойдёт в гору намного легче, нежели тот, чья вина размером с Луну. Как ты думаешь, кому их них будет лучше на вершине горы?
- Не знаю. А что там - на вершине горы?
- Вершин этих гор не существует вовсе. Но мы привыкли, подобно Сизифу, успокаивать себя иллюзиями, что по достижении очередной вершины, вина станет очевидной. Уступы и отроги гор в процессе усилий, становятся более пологими и сговорчивыми, камень же, в свою очередь, растрачивая людскую настойчивость, становится старше и меньше. Сизиф ведь тоже когда-то был человеком и верил в силу притяжения. А законы физики, в свою очередь, неоглядно верили в него.
- Ты улыбаешься полосами света.
- Вспоминая, я становлюсь сентиментален. Это как кадры кино в тёмном зале, когда блики отражённого света, улыбок и слёз с белой материи кратко выхватывают из тьмы столь дорогие и близкие профили давно ушедших лиц.
- Но ведь Сизиф был наказан вечным трудом, верно? Как же камень мог истираться, поддаваясь его усилиям в соответствии с законами физики?
- А вот теперь улыбаешься ты. Я не вижу твоего лица, и несмотря на то, что ты не уронила ни единой интонативной ноты - ни в голосе, ни в контексте сказанного - ты улыбаешься. В этом - сама сущность женского очарования, которое неизменно оказывается восторжествовашим над любой трудностью.
- Я пошутила и больше не стану искушать твои воспоминания. Обещаю.
- Тем не менее, я расскажу тебе, как соотнеслись закон земного тяготения и наказание вечностью. Не исключено, что ты больше не пожелаешь отказываться от шуток в таких ситуациях. Тени прошлого столь же остро нуждаются в нашем внимании, как ночь - в лучах фар.
Понятие вечности - исключительно людская мера. Вспомни геометрию в колледже. Там вас учили понимать суть трёхмерного пространства при помощи координатных осей. Плюс минус бесконечность, в середине ноль - точка равнобалансного отсчёта. Так в теории преподаётся модель бесконечного вектора. Вечность - совокупность таких векторов, но не трёх из них, а пользуясь понятиями реальности - всех, которые вписываемы в шар - на 360 градусов, однако, если у вас была точка отсчёта в виде нулевой координаты, то в модели вечности её не существует, объективно отображаемой. Можно сказать, что понятие вечности - это отражение сути пространства, которое не имеет ни объектного начала, ни подобного ему конца. Однако, камень конечен. Как и гора, которую мы привычно возводим на пьедестал своих амбиций.
- Я не настолько хорошо владею математикой. Зато, я хорошо рисовала. Ты снова улыбаешься! Я хочу бросить в тебя подушкой, кем бы ты ни был.
- Хорошо, хорошо, я продолжу. Сизиф был фанатично настойчив, его маниакальные усилия подпитывались не только отсутствием прямого решения, но и верой в то, что рано или поздно он достигнет прощения своим усердием. Разумеется, как я уже однажды сказал, всё и всегда остаётся неизменным, но порою лев убеждает правотой... Ежедневно, ежечасно катя камень вверх, Сизиф не замечал того, что гора постепенно становилась всё более знакомой, дорога вверх легче, а камень - всё меньше. И однажды, он вкатил свою глыбу на вершину. Сложно описать то, что именно он испытал в миг, когда камень не покатился обратно. Ваши врачи, вероятнее всего, назвали бы его состояние на тот момент эйфорией или аффектом - в зависимости от настроения, не суть. Разум его помутился, глаза окутала сребробелая пелена, а когда Сизиф пришёл в себя и очнулся, то увидел, что стоит посреди бескрайней, голой равнины. А за его спиной…
- Камень?
- Разумеется. То, что он превозносил столь долгое время, бесполезно и молча громоздилось рядом, всем своим видом напоминая о сомнениях во самое себе и постыдных зависти и лени. На первый взгляд. Над равниной занимался рассвет, солнце подсвечивало край необъятного горизонта, и Сизиф алкал дождя, повинуясь привычному упрямству не доверять тому, что стало его извечием. Пустыня готовилась проснуться, и до человека с камнем ей не было никакого дела. Буря пережитого экстаза ещё не оставила Сизифа, и он бросился прочь от глыбы, навстречу рассвету. Через некоторое время взошло солнце, и поощрённый вечностью ощутил, что на нём из одежды - лишь набедренная повязка, пропитанная каменной пылью. Однако, он продолжал идти вперёд - без причины, цели и повода, наслаждаясь мнимой свободой, а солнце тем временем становилось всё яростнее и беспощаднее, накаляя твердь под ногами. В конце концов, камень слился с однообразием серой пустыни, и Сизиф присел на корточки, понимая, что идти дальше босиком невозможно. Он прикрыл плечи и голову набедренной повязкой, чтобы хоть как-то уберечься от солнца, и забыв о дожде, мечтал о тени.
- Ему надо было вернуться, ведь камень отбрасывал тень?
- Это он и понял тогда, когда жара стала вовсе невозможной. Пустыня и камень были одного цвета, потому свои забытые труды Сизиф сумел разыскать только на закате по непривычно милому силуэту камня, зримому на фоне заходящего солнца. Пожалуй, за прошедшие века это был самый длинный, и самый ценный день в его жизни.

Обратная сторона холста

К утру камень покрылся влагой. Сизиф не знал, откуда взялась роса, ведь вокруг, на точно такой же каменной поверхности пустыни не было ничего, похожего на воду. Сизиф собрал её повязкой, и кое-как утолил жажду, терзавшую с прошедшего дня. Его тянуло к восходящему солнцу, но идти без камня оказалось невозможным, и тогда человек принялся за свой извечный труд. Оставленные упорство, настойчивость и надежды вновь оказались самым необходимым. До полудня камень защищал Сизифа от солнца, после полудня становился единственным, что не обжигало рук и помогало остудить подошвы ног. Почему происходило именно так, Сизиф не знал, и был счастлив уже тем, что это не требовало ответа.
Законы физики, тем не менее, продолжали оставаться незыблемыми. Камень усилиями Сизифа катился по пустыне, пустыня, в свою очередь, ложилась под камень и их взаимность, укреплённая тщетой человеческой, оставляла прах и песок на груди горизонта. Сизифов труд близился к завершию. Каждая ночь приносила всё больше и больше воды на поверхности камня - по мере уменьшения и это было единственным, что позволяло Сизифу отличать пустыню от себя самого. В конце концов, камень уменьшился настолько, что оставался влажным даже под изъярённым солнцем. Сизиф стал замечать, что его руки оставляют на боках камня вмятины, да и сам камень катился мягко, не оставляя на лике пустыни царапин. В конце концов, камень размягчился настолько, что катить его стало попросту невозможно. Рассвет вновь набирал силу над краем пустыни, а камень, превратившийся за ночь в глину, хранил в себе след тела Сизифа. Он долго смотрел на восходящее солнце, а тень с края глиняного ложа постепенно заполняла собою пустоту, оставленную его надеждами...
- Он ведь был мужчиной, верно?
- Конечно, Деби. И тогда Сизиф принялся за работу. Солнце было в зените, когда Сизиф закончил свой труд. И лишь после этого глина начала высыхать под его лучами.
- Что же он вылепил?
- Ты уже ответила на свой вопрос. Могу лишь заметить, что прекраснее неё Сизиф не видел ничего за прошедшие тысячелетия. Кроме того, предмет, нашедшийся в глине и мешавший спать ему всю предыдущую ночь, он так и оставил в податливой влажной массе.
- Наверное, это было что-то, очень нужное в пустыне?
- Это было единственное, что в пустыне пригодиться ему не могло. И Сизиф, не раздумывая, влепил его в глину - предмет слепил отражаемым и преломлённым светом и мешал работать, даже просто валяясь неподалёку.
С той поры Деби, ночь, изнизанная светом фар, всегда преломляет свет, а предметы, подобные найденному Сизифом, украшают лучшие символы власти любви.
- Ты вновь улыбаешься.
- Нет, просто встречаю рассвет. Он неизменно вызывает у меня встречную улыбку - только благодаря солнцу, я вижу за спиной свою тень.
- Расскажи мне ещё о Сизифе. Он, как я понимаю обрёл любовь, но была ли она взаимной?
- Твои представления о даре божьем просто священны, особенно учитывая то, как ты хорошо управляешь своей машиной, Деби. Но любовь редко приходит одна, сама по себе, без спутниц и крепких ветров... Да и имя у Сизифа тоже стало иным, хотя он этого и не знал. Вообще сомнительно, что он помнил своё имя, ведь та, которую люди бездумно зовут смертью отнимает всё, включая имена.
- Но ей-то имя он наверняка дал сам!
- Если бы женщина не была любопытной - эволюция замерла бы на месте, не успев родиться. Всё же, имени он ей не давал, оно принадлежало тому миру, где они находились и снизошло на неё, как только он закончил свою работу.
- Прости. Я представила, как они могли общаться.
- Это оказалось не так просто, ведь после того, как глина высохла под солнцем, Сизиф обрёл лишь статую и не более. Но всё изменилось на закате. Как только край усталого светила коснулся пустыни, Сизиф, стоявший спиной к своему творению, увидел, что её тень внезапно укоротилась. Обернувшись, он замер в непонимании - перед ним сидела, неловко подвернув ноги молодая женщина и по её щекам текли слёзы. Немое, слепое страдание окутывало фигуру, рука у щеки дрожала, слёзы скатывались, падая на колени и Сизиф ощутил, возможно впервые в жизни сострадание и тоску... Тоску по тому, что сумев оторвать от самое себя, он потерял безвозвратно, хотя ещё утром держал в своих руках. Это придало Сизифу решимости, он ощутил прилив сил и если раньше пустыня давала ему ровно столько, чтобы просто не умереть, то сейчас в нём бушевал океан, требуя лишь одного - пречеркнуть поток слёз. Осторожно взяв женщину за руку, он отнял её от лица и вновь замер - в её глазах был свет.
- Ну да, предмет, вложенный в глину. Значит, самое бесполезное в пустыне?
- Для него - разумеется. Но не для неё.
Возможно, эта ночь была лучшей вершиной в их жизни. Ведь ничто так не затрагивает, как пережитое впервые и непредвзято. Познавший смерть обязательно обретёт любовь, так завещано львом. А познавшая любовь не избегнет смерти, возможно, именно это и было причиной её слёз.
Сизиф стал обретать самое себя, а женщина каждое утро вновь обращалась в камень. Лишь солнце начинало подсвечивать горизонт, её кожа грубела, покрывалась сетью морщин, исторгавших пыль при малейшем движении, глаза тускнели, обретая бессмысленный, бесцветный оттенок, аромат свежего, умытого сада, полного трав, цветов и плодов сменялся волной душного, тошнотворно-сладкого тлена и с первыми лучами солнца она вновь становилась камнем в той позе, в которой засыпала.
Неистовству Сизифа не было предела. Он проклинал пустыню и равнодушное светило над нею, в приступе слепого гнева даже несколько раз ударял по бесчувственной статуе, но и самая яркая боль в конечности не могла его остудить. Быть собою всю ночь и утвердиться во самое себе только ради того, чтобы с утра до заката оставаться никем - ему это казалось истинным проклятием, ниспосланным в виде женщины. Ниспосланным в виде его собственного творения, это доставляло особую, невыносимую горечь, грудь жгло изнутри, словно в Сизифе горел костёр и никакая вода, теперь выступавшая вокруг них из лона пустыни не могла утолить этого пламени. Но каждый закат сменял отчаяние, ненависть и бессилие на прямо противоположные чувства - стоило солнцу коснуться незримой нити, отделявшую пустыню от небес.
Так продолжалось долго, навряд ли Сизиф считал дни. Лишь после того, как стали притупляться, терять свою силу и гнев, и горечь, и восторги, и страсть - на горизонте пустыни, на самом закате появилось облако. Сизиф не увидел бы его, пустыня тошнила самое собой его сущность, но увидела она. И не произнеся ни слова протянула руку, указывая на крохотное розово-белое пятнышко на самом краю горизонта.
- Значит, наказание вечным трудом не просто сместилось в иную плоскость, оно обрело новые условия.
- Отвердилось в них. Ведь труд извечен, Деби. И нет ни малейшей разницы в том, над чем именно трудиться. Обратной дороги нет, есть только новые двери, инструменты, условия.
- Значит, их всё же нашли хляби небесные.
- Ты ведь не возражала, что эту историю закончу я, верно?
- У вечного труда всё же есть окончание?
- Нет, Деби. У труда нет. А у истории есть.
Они шли всю ночь. На рассвете, солнце осветило город, стоявший посреди пустыни, высокие башни минаретов, куполов и дома, раскинувшиеся вокруг, насколько хватало глазу. Она жадно разглядывала раскинувшийся городской пейзаж, а Сизиф ощутил смутную тревогу и беспокойство, кроме того, впервые за долгое время он почувствовал голод, острые спазмы в желудке, инстинкт, дремавший в нём всё это время встал на все лапы и жадно нюхал доносящийся тонкий аромат пекущегося хлеба. Она нетерпеливо подёргивала плечами, и Сизифу впервые пришло в голову, что они наги и могут вызвать неприятие своим появлением.
Окраина города встретила их непривычными молчанием и тишиной. Дома были пусты, Сизиф понял это сразу же, двери открыто являли взору простоту прошлого и неявность будущего, скромный скарб, валявшийся повсюду обнажал стыд людского бытия. Над несколькими домами недвижно висели чёрные флаги. Сизиф взял в одном из дворов несколько кусков плотной материи, женщина обернулась в неё и благодарно коснулась плеча Сизифа. Отныне она обрела право оставаться собою при свете дня. Данный Львом аванс Сизиф отработал безукоризненно и безошибочно.
- Попробуй ошибись при свете того, что он ей вложил!
- Деби, возражения и есть суть женского любопытства, как ты сейчас и доказала в очередной раз. Но не увлекайся, поверь, опрокинуть защиту Льва невозможно ни при каких условиях.
- Прости, я просто хотела узнать - что, если Смерть разлучит их?
- Ты уверена, что Смерть - это разлука?
- Не знаю, правда. Мне не дано выйти за пределы Смерти. О Боже... Что я сказала сейчас...
- Верно. Ты противоречишь сама себе не потому, что предательство - твоя суть, а потому, что борьба Жизни и Смерти в любой душе неизменны и неизбывны. Отказаться от этого невозможно, даже если ты умрёшь. Смерть не избавит от жизни, а Жизнь не закроет от смерти, ты ведь это и сама знала всегда.
- Хорошо. Рассвет уже в своих правах и поговорим об истории Сизифа позже. Нам предстоит долгий день, и я не хочу его потерять.
- А нос Сфинксу мы вернём позже. Чтобы он больше никогда не беспокоил тебя своею загадкой. Секреты Полишинеля потому и зовутся известными всем и каждому.
- Ну почему???
- Потому, что никто не знает на них истинный ответ. И по этой причине он - у каждого свой. Что и зовётся Словом.