***
По утрам Семён Львович ещё до рассвета отправлялся на рыбалку, старался одеваться тихо и не греметь ведром, чтобы не разбудить никого из соседей, особенно Иду с её бессонницей и Марию с маленьким ребёнком Эвочкой. Наощупь, держась за перила, спускался по лестнице, пока шёл знакомой дорогой, небо медленно светлело, Семён Львович представлял себе, что вокруг туман, густой и белёсый, словно облако на землю спустилось, дальше собственной руки ничего не видно, бывает же такое по утрам. Добравшись до места, осторожно сходил к воде, раздвигая камыши, дошлёпывал до мостков, усаживался на своё обычное место, брал кусок булки, скатывал хлебный мякиш, привычно насаживал на крючок, такое даже с закрытыми глазами нетрудно проделать. В этот момент сзади начинало сопеть и топать по деревянным мосткам, ах ты ж, гадское отродье, мрачно говорил Семён Львович.
Он отлично знал, что кругом сам виноват, что с самого начала не надо было, услышав шорох в камышах, выуживать из ведра мелкую рыбёшку и прицельно бросать на шум, хотя какое там прицельно с его-то нынешним зрением, хорошая шутка, ха-ха. Рыбы Семёну Львовичу было не жалко, он всё равно выпускал пойманную мелочь обратно в воду, оставлял только крупную, отдавал её потом соседке Иде на пироги, если б не Ида, Семён Львович и крупную рыбу выпускал бы, готовить он не любил и рыбачил для интереса и душевного удовольствия. Только, скажите пожалуйста, о каком удовольствии можно говорить, если гадское отродье, его же собственными руками прикормленное, сидит за спиной и сопит, и переступает, и чешется. Был бы ты кот, мрачно говорил отродью Семён Львович, я бы может, так и быть, взял тебя к себе жить, но собаку - никогда, даже и не думай, не нужна мне собака! Гадское отродье не реагировало на оскорбления и ждало рыбы, если рыбы долго не было, отродье стучало хвостом по доскам и нетерпеливо взрыкивало. Уйди, просил Семён Львович, зараза, не мешай человеку рыбачить, от нервов начинал суетиться, резко подсекал, впустую размахивал руками, и рыба плюхалась с крючка в воду, гадское отродье из-за спины разочарованно фыркало. О том, чтобы сменить место, и речи не было, во-первых, с его-то глазами, во-вторых, вопрос принципа, выкуси, говорил Семён Львович, кидая отродью хлебный мякиш, после чего сопение и топот на некоторое время смолкали.
Да приводите вы его уже к нам, сказала как-то соседка Ида, наслушавшись жалоб Семёна Львовича, разрезая на всех пирог с рыбой, уживёмся как-нибудь, ну, что вы, бродячего пса неизвестной породы, возразила соседка Мария, у нас же маленькие дети в доме, к нам нельзя никаких собак, ни в коем разе, согласился с Марией Семён Львович, не надо нам тут никакого гадского отродья.
Не надо нам никаких гадских собак, говорил Семён Львович, выбираясь из камышей на дорогу, да что там выбираться-то, от их дома к озеру всего одна дорога-то и есть, с неё и свернуть некуда, это уж потом, в камышах, конечно, и заблудиться можно, и спрятать что угодно, так что Семён Львович от дороги к мосткам, где рыбачил, и от мостков к дороге очень осторожно ходил, на всякий случай. И вот на этой самой дороге Семён Львович услышал знакомый голос ребёнка Эвочки, и увидел в тумане два силуэта, высокий и низкий, и, конечно, решил, что это Мария с Эвочкой, только второй-то голос был вовсе не Мариин, второй голос был мужской и незнакомый, вот мы почти и пришли, сказал этот незнакомый голос, но мне мама не разрешает одной купаться, сказала Эвочка, так ты же не одна, сказал второй голос, я же с тобой. Это кто здесь, гаркнул Семён Львович, и тогда высокий силуэт побежал ему навстречу и толкнул, так, что Семён Львович упал прямо на дорогу и уронил ведро с рыбой, Эвочка вскрикнула, затрещали камыши, а из камышей на дорогу выскочило и громко рыкнуло гадское отродье, незнакомый мужской голос очень громко завопил, снова затрещали камыши и стало тихо. Даже Эвочка не плакала, она вообще как-то не очень испугалась.
Так они и пошли домой, Семён Львович с Эвочкой в одной руке и с пустым ведром в другой, потому что вся рыба разлетелась по дороге и, конечно, гадское отродье не могло упустить такой случай и в три глотка сожрало до чего дотянулось.
А на половине дороги к дому им, конечно, встретились перепуганные соседки Ида и Мария, которая схватила Эвочку в охапку и начала было рыдать, только сразу же остановилась и как-то странно, со всхлипами дыша спросила: это что? Да это же собачка, мамочка, это очень хорошая собачка, которая нас с дядей Семёном спасла, сказала Эвочка. А-а-а, сказала соседка Ида, так это и есть ваше гадское отродье, Семён Львович.
А вы знаете, Ида, сказал Семён Львович, я ведь почти совсем ничего не вижу последний год, всё как в тумане, врачи говорят, ничего с этим не поделаешь. Так, может быть, вы мне хоть скажете, что это за порода, должен же я знать, кого собираюсь привести в наш дом.
У неё глазки, сказала Эвочка. И зубки. И зубки, подтвердила Мария всё тем же странным голосом.
И ушки, сказала Эвочка. И рожки.
Ну, ничего, сказала Ида, ничего, как-нибудь, вот рыбу оно, мы знаем, любит, как-нибудь прокормим, уживёмся.
Он отлично знал, что кругом сам виноват, что с самого начала не надо было, услышав шорох в камышах, выуживать из ведра мелкую рыбёшку и прицельно бросать на шум, хотя какое там прицельно с его-то нынешним зрением, хорошая шутка, ха-ха. Рыбы Семёну Львовичу было не жалко, он всё равно выпускал пойманную мелочь обратно в воду, оставлял только крупную, отдавал её потом соседке Иде на пироги, если б не Ида, Семён Львович и крупную рыбу выпускал бы, готовить он не любил и рыбачил для интереса и душевного удовольствия. Только, скажите пожалуйста, о каком удовольствии можно говорить, если гадское отродье, его же собственными руками прикормленное, сидит за спиной и сопит, и переступает, и чешется. Был бы ты кот, мрачно говорил отродью Семён Львович, я бы может, так и быть, взял тебя к себе жить, но собаку - никогда, даже и не думай, не нужна мне собака! Гадское отродье не реагировало на оскорбления и ждало рыбы, если рыбы долго не было, отродье стучало хвостом по доскам и нетерпеливо взрыкивало. Уйди, просил Семён Львович, зараза, не мешай человеку рыбачить, от нервов начинал суетиться, резко подсекал, впустую размахивал руками, и рыба плюхалась с крючка в воду, гадское отродье из-за спины разочарованно фыркало. О том, чтобы сменить место, и речи не было, во-первых, с его-то глазами, во-вторых, вопрос принципа, выкуси, говорил Семён Львович, кидая отродью хлебный мякиш, после чего сопение и топот на некоторое время смолкали.
Да приводите вы его уже к нам, сказала как-то соседка Ида, наслушавшись жалоб Семёна Львовича, разрезая на всех пирог с рыбой, уживёмся как-нибудь, ну, что вы, бродячего пса неизвестной породы, возразила соседка Мария, у нас же маленькие дети в доме, к нам нельзя никаких собак, ни в коем разе, согласился с Марией Семён Львович, не надо нам тут никакого гадского отродья.
Не надо нам никаких гадских собак, говорил Семён Львович, выбираясь из камышей на дорогу, да что там выбираться-то, от их дома к озеру всего одна дорога-то и есть, с неё и свернуть некуда, это уж потом, в камышах, конечно, и заблудиться можно, и спрятать что угодно, так что Семён Львович от дороги к мосткам, где рыбачил, и от мостков к дороге очень осторожно ходил, на всякий случай. И вот на этой самой дороге Семён Львович услышал знакомый голос ребёнка Эвочки, и увидел в тумане два силуэта, высокий и низкий, и, конечно, решил, что это Мария с Эвочкой, только второй-то голос был вовсе не Мариин, второй голос был мужской и незнакомый, вот мы почти и пришли, сказал этот незнакомый голос, но мне мама не разрешает одной купаться, сказала Эвочка, так ты же не одна, сказал второй голос, я же с тобой. Это кто здесь, гаркнул Семён Львович, и тогда высокий силуэт побежал ему навстречу и толкнул, так, что Семён Львович упал прямо на дорогу и уронил ведро с рыбой, Эвочка вскрикнула, затрещали камыши, а из камышей на дорогу выскочило и громко рыкнуло гадское отродье, незнакомый мужской голос очень громко завопил, снова затрещали камыши и стало тихо. Даже Эвочка не плакала, она вообще как-то не очень испугалась.
Так они и пошли домой, Семён Львович с Эвочкой в одной руке и с пустым ведром в другой, потому что вся рыба разлетелась по дороге и, конечно, гадское отродье не могло упустить такой случай и в три глотка сожрало до чего дотянулось.
А на половине дороги к дому им, конечно, встретились перепуганные соседки Ида и Мария, которая схватила Эвочку в охапку и начала было рыдать, только сразу же остановилась и как-то странно, со всхлипами дыша спросила: это что? Да это же собачка, мамочка, это очень хорошая собачка, которая нас с дядей Семёном спасла, сказала Эвочка. А-а-а, сказала соседка Ида, так это и есть ваше гадское отродье, Семён Львович.
А вы знаете, Ида, сказал Семён Львович, я ведь почти совсем ничего не вижу последний год, всё как в тумане, врачи говорят, ничего с этим не поделаешь. Так, может быть, вы мне хоть скажете, что это за порода, должен же я знать, кого собираюсь привести в наш дом.
У неё глазки, сказала Эвочка. И зубки. И зубки, подтвердила Мария всё тем же странным голосом.
И ушки, сказала Эвочка. И рожки.
Ну, ничего, сказала Ида, ничего, как-нибудь, вот рыбу оно, мы знаем, любит, как-нибудь прокормим, уживёмся.