Любопытно...
И вот наконец финал "Последней акции Лоренца". Где, с одной стороны, еще раз подчеркивается гуманность советского правосудия (и тем самым советского строя), еще раз противопоставляется западной бездушности, и от кары не уходит никто - даже те, кому в принципе инкриминировать особо нечего (или некому). Впрочем, от награды - тоже.
Итак, вот западное "правосудие" (и авторское заодно):
"Лео написал, что его мать, а мою сестру Елизавету Аркадьевну, разбил паралич, а его самого уволили с работы. За все это он и благодарит меня." (и расшифровка: "Лео выбросили из добропорядочной фирмы как незадачливого шпиона. Племянник мой и его семья с голоду не умрут. Сестра имела достаточно ценностей, ателье, да и у отца Кристины солидный капитал. А что из себя представляет та фирма, на которую Лео работал по-настоящему, теперь знаем и мы, и общественность той страны, где он живет. Я знаю, что левые газеты напечатали материалы о подрывной деятельности ЦРУ в их стране и назвали Лео в числе американских шпионов... Конечно, мне по-человечески жаль сестру, но не я начал эту внутрисемейную тайную войну.")
И авторская награда: "В двенадцатом часу ночи на ближайшей от дома Петровых стоянке такси дожидались машин Ермолин с женой, Осокин, профессор Эминов и Турищев. Легкий морозец первых декабрьских дней приятно бодрил, а неслышный редкий снежок, лучась под фонарями, создавал настроение светлое и покойное.
- Чудесный старик этот Никитыч. Спасибо, Володя, что познакомил, - говорил Эминов, по старой привычке придерживая Ермолина за лацкан пальто.
...Ивану Никитовичу Петрову исполнилось семьдесят четыре. День его рождения память Ермолина удерживала цепко, так же, как дни рождения большинства его сотрудников и друзей.
Близкие Петрова знали, что из скромности он никогда не оповещает о семейном празднике, обычно они собирались у него в этот день без приглашения, и всегда их встречали тепло и сердечно. На сей раз Владимир Николаевич заранее сообщил об этом Осокину и Эминову, а Турищева особо предупредил:
- Григорий Павлович, послезавтра мы с вами, если вы не возражаете, поздравим Ивана Никитыча с днем рождения. Вы, надеюсь, получите полную возможность узнать его поближе.
Турищев не возражал, более того, сам организовал с другими сотрудниками и коллективный подарок, и телеграмму.
[...]
Рассеянно переведя взор, Владимир Николаевич вдруг заметил на противоположной стороне проспекта, у остановки троллейбуса, фигуры мужчины и женщины, похоже - долго прощающихся друг с другом.
- Если я не ошибаюсь, это мой сотрудник... - неуверенно сказал Ермолин.
- Совершенно верно, - подтвердил Осокин. - А если я не ошибаюсь, то он провожает мою сотрудницу."
А вот и советское правосудие, гуманное и завершающее тему - и книгу:
"Через три недели Корицкий и Нурдгрен предстали перед судом. Учтя все обстоятельства дела и личности подсудимых, суд определил им меру наказания ниже низшего предела..."
Итак, вот западное "правосудие" (и авторское заодно):
"Лео написал, что его мать, а мою сестру Елизавету Аркадьевну, разбил паралич, а его самого уволили с работы. За все это он и благодарит меня." (и расшифровка: "Лео выбросили из добропорядочной фирмы как незадачливого шпиона. Племянник мой и его семья с голоду не умрут. Сестра имела достаточно ценностей, ателье, да и у отца Кристины солидный капитал. А что из себя представляет та фирма, на которую Лео работал по-настоящему, теперь знаем и мы, и общественность той страны, где он живет. Я знаю, что левые газеты напечатали материалы о подрывной деятельности ЦРУ в их стране и назвали Лео в числе американских шпионов... Конечно, мне по-человечески жаль сестру, но не я начал эту внутрисемейную тайную войну.")
И авторская награда: "В двенадцатом часу ночи на ближайшей от дома Петровых стоянке такси дожидались машин Ермолин с женой, Осокин, профессор Эминов и Турищев. Легкий морозец первых декабрьских дней приятно бодрил, а неслышный редкий снежок, лучась под фонарями, создавал настроение светлое и покойное.
- Чудесный старик этот Никитыч. Спасибо, Володя, что познакомил, - говорил Эминов, по старой привычке придерживая Ермолина за лацкан пальто.
...Ивану Никитовичу Петрову исполнилось семьдесят четыре. День его рождения память Ермолина удерживала цепко, так же, как дни рождения большинства его сотрудников и друзей.
Близкие Петрова знали, что из скромности он никогда не оповещает о семейном празднике, обычно они собирались у него в этот день без приглашения, и всегда их встречали тепло и сердечно. На сей раз Владимир Николаевич заранее сообщил об этом Осокину и Эминову, а Турищева особо предупредил:
- Григорий Павлович, послезавтра мы с вами, если вы не возражаете, поздравим Ивана Никитыча с днем рождения. Вы, надеюсь, получите полную возможность узнать его поближе.
Турищев не возражал, более того, сам организовал с другими сотрудниками и коллективный подарок, и телеграмму.
[...]
Рассеянно переведя взор, Владимир Николаевич вдруг заметил на противоположной стороне проспекта, у остановки троллейбуса, фигуры мужчины и женщины, похоже - долго прощающихся друг с другом.
- Если я не ошибаюсь, это мой сотрудник... - неуверенно сказал Ермолин.
- Совершенно верно, - подтвердил Осокин. - А если я не ошибаюсь, то он провожает мою сотрудницу."
А вот и советское правосудие, гуманное и завершающее тему - и книгу:
"Через три недели Корицкий и Нурдгрен предстали перед судом. Учтя все обстоятельства дела и личности подсудимых, суд определил им меру наказания ниже низшего предела..."