Любопытно...
Существует несколько переводов "Путешествия Нильса с дикими гусями", разной степени полноты и похоже, что и точности.
Это бы еще ладно, но там разные финалы!.. Ну то есть если ужать их до одной фразы, то они и одинаковые: "Нильс с Мартином/Мортеном возвращается домой и снова становится большим", но как именно это происходит... В одном случае заклятие с Нильса не столько спадает, сколько переходит на другого, на того, кто пожелал быть всегда маленьким. В другом - Нильсу приходится пройти последнее испытание: теоретически (по словам сов, точнее), заклятие должно было спасть, "когда зарежут белого гусака", но Нильс не поддается соблазну - и...
Да и прощание со стаей... Вот три варианта.
На следующий день Нильс проснулся еще до рассвета. Он сел на кровати и огляделся. Где он? Вместо высокого неба - над ним низкий потолок. Вместо кустов - гладкие стены. Да ведь он дома! У себя дома!
Нильс чуть не закричал от радости.
И вдруг он вспомнил: «А как же Акка Кебнекайсе! Неужели она улетит со своей стаей, и я никогда ее больше не увижу?»
Нильс вскочил и выбежал во двор.
«Верно, и Мартин хочет попрощаться со стаей Акки Кебнекайсе», - подумал он и приоткрыл дверь птичника.
Мартин спал рядом с Мартой, окруженный гусятами.
- Мартин! Мартин! - позвал Нильс. - Проснись! Мартин открыл глаза, вытянул шею и зашипел.
- Мартин! Да что ты? Ведь это я, Нильс! Мартин недоверчиво покосился на него, но шипеть перестал - Мартин! Пойдем попрощаемся с Аккой! - сказал Нильс.
- Га-га-га! - ответил Мартин.
Но что он хотел сказать, Нильс не понял.
- Ну, не хочешь - не надо!
Нильс махнул рукой и один пошел к пруду.
Он еще не привык к тому, что у него такие большие руки и ноги. Поэтому он старательно обошел первый же камень, который попался ему на дороге - Да что это я! - спохватился Нильс и даже рассмеялся.
Он нарочно вернулся назад, перешагнул через камень, да еще поддал его носком башмака.
На краю деревни Нильс увидел, как из дому с ведрами в руках вышла какая-то женщина. Нильс прижался к забору. И опять рассмеялся. Ну чего ему прятаться? Ведь он теперь мальчик как мальчик.
И он смело пошел дальше.
Утро выдалось тихое, ясное. То и дело в небе раздавались веселые птичьи голоса. И каждый раз Нильс задирал голову - не его ли это стая летит?
Наконец он подошел к пруду.
В кустах испуганно зашевелились дикие гуси.
- Не бойтесь, это я, Нильс! - крикнул мальчик. Услышав чужой голос, гуси совсем переполошились и с шумом поднялись в воздух.
- Акка! Акка! Подожди! Не улетай! - кричал Нильс.
Гуси взметнулись еще выше, а потом построились ровным треугольником и закружились над головой Нильса.
«Значит, узнали меня! - обрадовался Нильс и замахал им рукой. - Прощаются со мной!»
А одна гусыня отделилась от стаи и полетела прямо к Нильсу. Это была Акка Кебнекайсе. Она села на землю у самых его ног и стала что-то ласково говорить:
- Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га!
Нильс нагнулся к ней и тихонько погладил ее по жестким крыльям. Вот какая она теперь маленькая рядом с ним!
- Прощай, Акка! Спасибо тебе! - сказал Нильс.
И в ответ ему старая Акка раскрыла крылья, как будто хотела на прощание обнять Нильса.
Дикие гуси закричали над ним, и Нильсу показалось, что они зовут Акку, торопят ее в путь.
Акка еще раз ласково похлопала Нильса крылом по плечу…
И вот она опять в небе, опять впереди стаи.
- На юг! На юг! - звенят в воздухе птичьи голоса. Нильс долго смотрел вслед своим недавним друзьям. Потом вздохнул и медленно побрел домой.
Так кончилось удивительное путешествие Нильса с дикими гусями.
Снова Нильс стал ходить в школу.
Теперь в дневнике у него поселились одни пятерки, а двойкам туда было не пробраться.
Гусята тоже учились, чему им полагается: как клевать зерно из деревянного корыта, как чистить перья, как здороваться с хозяйкой. Скоро они переросли Мартина с Мартой. Только Юкси остался на всю жизнь маленьким, словно он только что вылупился из яйца.
Перевод З. Задунайской, А. Любарской.
На следующее утро Нильс поднялся до рассвета и отправился к берегу моря. Над морем клубился туман, воды почти не было видно. Прежде чем уйти из дома, Нильс попытался разбудить Мортена, но тот только взглянул на него и тут же сунул голову под крыло и продолжал спать.
Море едва плескалось. Было тихо. Нильс думал о том, какой прекрасный перелёт предстоит его друзьям - диким гусям.
Он встал на берегу на самом видном месте, чтобы гуси могли его заметить.
Солнце взошло. Над морем пролетали дикие гуси, одна стая за другой, но они не обращали на Нильса никакого внимания.
«Это, должно быть, не мои,- сказал самому себе Нильс.- Эти улетают, даже не простившись со мной. Это, наверно, чужие».
Но вот над морем появилась ещё одна стая. Она летела стремительно, и гуси громко гоготали. Они подлетели к берегу, замедлили ход, но не опустились рядом с ним, как можно было бы ожидать. Не видят они его, что ли?
Нильс попробовал позвать их по-гусиному, но язык не повиновался ему. Он услыхал гогот Акки, но не разобрал слов,
«Неужели гуси стали говорить на другом языке?» - удивился он. Нильс замахал руками, побежал вдоль берега, выкликая:
- Где ты? Я здесь! Где ты? Я здесь!
Но это гусей только испугало. Похоже было, они его просто не узнали. Им же было неведомо, что он снова стал человеком.
И хотя Нильс радовался тому, что вернулся домой и опять обрёл человеческий облик, он ощутил горечь от того, что должен теперь навсегда разлучиться с дикими гусями. Нильс сел на песок и спрятал лицо в ладони.
Но тут он вдруг услыхал шум крыльев. Старой матушке Акке тоже было жаль с ним расставаться. Теперь, когда он сидел неподвижно, гусыня решилась подлететь поближе. Она не то что узнала, а скорее почувствовала, что это он.
Вскрикнув от радости, Нильс обнял старую гусыню. Другие гуси тоже подлетели к нему. Они что-то радостно гоготали, но Нильс не понимал их. Он и сам говорил без умолку и благодарил их за прекрасное путешествие в Лапландию. Но гуси ни слова не поняли из его речей.
Нильс ласково погладил Акку и всех гусей по порядку и направился к дому. Он знал, что птицы не умеют долго горевать, и решил уйти, пока они ещё помнят и любят его.
Он задержался на песчаном холме, глядя в небо, наблюдая бесчисленные стаи, летевшие на юг. Все они перекликались друг с другом, и только одна-единственная стая диких гусей молча летела вперёд. Он провожал её глазами, пока стая не скрылась из виду. Потом повернулся и пошёл домой, где его ждали счастливые, вновь обретшие сына мать и отец.
Перевод И.Токмаковой.
Среда, 9 ноября
На следующий день Нильс Хольгерссон встал задолго до рассвета и пошел на мыс Смюгехук. Он уже стоял на берегу недалеко от рыбацкой деревушки Смюге, а солнце все еще только собиралось всходить.
Нильс был совершенно один. Попытался разбудить Белого, но тот не выказал никакого желания уходить из дома. Посмотрел сонным взглядом, сунул голову под крыло и тут же заснул.
День обещал быть погожим. На востоке расстилалось спокойное море до самого горизонта. Там уже начинало плавиться золото рассвета. Было совершенно тихо, ни малейшего ветерка. Лететь гусям будет легко и приятно.
У него голова все еще шла кругом. Так и не мог понять до конца, кто он - гномик Тумметот или человек. Например, по дороге ему попалась каменная изгородь, и он никак не мог решиться ее миновать - а вдруг там прячется какой-то хищник? И в следующую минуту начал сам над собой хохотать. Львы и тигры в Сконе не водятся, а он теперь такой высокий и сильный, что местные хищники ему не страшны.
Теперь ему некого бояться.
Он подошел к самой линии прибоя. Впрочем, мог бы и не подходить - теперь он большой и заметный, дикие гуси легко его разглядят, где бы он ни находился.
А у птиц был большой перелетный день. Воздух наполнен призывными криками улетающих на юг стай. Он мысленно улыбнулся - наверное, ни один человек на земле, кроме него, не знает, что означают эти крики.
Появились и дикие гуси. Одна за другой пролетали над ним стаи, и он думал: только бы не мои. Мои не могут улететь, не попрощавшись. Ему очень хотелось рассказать друзьям, как вышло, что он снова стал человеком.
Наконец появилась стая, которая летела быстрее других, да еще и кричала громче. Что-то подсказало ему, что это, наверное, его гуси, хотя он не был так уверен, как был бы, скажем, день или два назад.
Гуси замедлили полет, вернулись, еще раз и еще раз. Теперь мальчик был уверен - это они. Только он не мог понять, почему они не сядут рядом с ним на песок. Они же не могут его не видеть!
Он попытался издать призывный клич «Где вы? Я тут!», но язык, к его удивлению, не слушался. У него ничего не вышло.
Что-то крикнула в воздухе Акка, но он не понял.
Что с ними? Дикие гуси выучили новый язык? Собираются за границу и уже пробуют говорить на иностранных языках?
- Где вы? Я тут! - отчаянно закричал он и побежал по берегу.
Гуси испугались, развернулись и полетели в сторону моря.
И только сейчас он сообразил: они же не знают, что он стал человеком! Они просто-напросто его не узнали!
И он не мог их позвать, потому что люди не умеют разговаривать на гусином языке… И он теперь разучился. И не понимал, что хотят ему сказать его верные, преданные друзья.
Мальчик, конечно, рад был освободиться от заклятия гнома, но ему стало очень грустно. Он навсегда потерял лучших друзей. Нильс Хольгерссон сел на песок и закрыл лицо руками. Что толку смотреть в небо, они все равно не появятся.
Сколько он так сидел, он не мог сказать. Внезапно раздался шум крыльев.
Мудрая предводительница, всем известная и всеми уважаемая Акка с Кебнекайсе, решила, что будет несправедливо не попрощаться с Тумметотом, и повернула стаю. Тумметот так и не пришел, но теперь, когда этот огромный мальчишка уже не носился по берегу, а тихо сидел, опустив голову в ладони, можно было попробовать рискнуть и поискать Тумметота.
Она посмотрела еще раз на этого мальчишку, и вдруг ее осенило. Она села совсем рядом с ним.
Нильс Хольгерссон вскрикнул от радости, обнял старую Акку и прижался щекой к ее крылу. Их окружили и другие. Гуси толпились вокруг бывшего Тумметота, отталкивали друг друга - всем хотелось погладить его клювом. Они непрерывно гоготали, но он ничего не понимал. Нильс тоже пытался поблагодарить их за чудесное путешествие, но и они не понимали, что он хочет сказать.
Впрочем, кто знает. Язык сердца понимают все.
Но гуси все же сообразили - что-то не то. Он не понимает нас, мы не понимаем его. Это же человек!
И они настороженно отступили.
Тогда Нильс подошел к Акке, погладил ее и слегка похлопал по седым перьям. Потом настала очередь Икси, потом Какси, потом Кольме и Нелье, Вийси и Кууси - всех, кто был с ним с самого первого дня в далеком марте.
Обняв последнего гуся, он пошел домой. Птичье горе недолговечно, лучше расстаться с ними, пока они еще огорчены разлукой.
Нильс Хольгерссон поднялся на песчаный откос и обернулся. Посмотрел на пролетающие птичьи стаи. Все обменивались веселыми приветственными криками, и только стая диких гусей под предводительством Акки с Кебнекайсе летела в полном молчании. Во всяком случае, до тех пор, пока он не потерял их из виду.
Но строй был ровный и красивый, и летели быстро, и удары крыльев следовали один за другим ритмично и мощно.
И он почувствовал такую тоску по улетевшим друзьям, что ему захотелось снова стать Тумметотом.
Снова лететь с дикими, свободными птицами над разгорающимся волшебными красками рассвета огромным морем.
Перевод С.Штерна.
Это бы еще ладно, но там разные финалы!.. Ну то есть если ужать их до одной фразы, то они и одинаковые: "Нильс с Мартином/Мортеном возвращается домой и снова становится большим", но как именно это происходит... В одном случае заклятие с Нильса не столько спадает, сколько переходит на другого, на того, кто пожелал быть всегда маленьким. В другом - Нильсу приходится пройти последнее испытание: теоретически (по словам сов, точнее), заклятие должно было спасть, "когда зарежут белого гусака", но Нильс не поддается соблазну - и...
Да и прощание со стаей... Вот три варианта.
На следующий день Нильс проснулся еще до рассвета. Он сел на кровати и огляделся. Где он? Вместо высокого неба - над ним низкий потолок. Вместо кустов - гладкие стены. Да ведь он дома! У себя дома!
Нильс чуть не закричал от радости.
И вдруг он вспомнил: «А как же Акка Кебнекайсе! Неужели она улетит со своей стаей, и я никогда ее больше не увижу?»
Нильс вскочил и выбежал во двор.
«Верно, и Мартин хочет попрощаться со стаей Акки Кебнекайсе», - подумал он и приоткрыл дверь птичника.
Мартин спал рядом с Мартой, окруженный гусятами.
- Мартин! Мартин! - позвал Нильс. - Проснись! Мартин открыл глаза, вытянул шею и зашипел.
- Мартин! Да что ты? Ведь это я, Нильс! Мартин недоверчиво покосился на него, но шипеть перестал - Мартин! Пойдем попрощаемся с Аккой! - сказал Нильс.
- Га-га-га! - ответил Мартин.
Но что он хотел сказать, Нильс не понял.
- Ну, не хочешь - не надо!
Нильс махнул рукой и один пошел к пруду.
Он еще не привык к тому, что у него такие большие руки и ноги. Поэтому он старательно обошел первый же камень, который попался ему на дороге - Да что это я! - спохватился Нильс и даже рассмеялся.
Он нарочно вернулся назад, перешагнул через камень, да еще поддал его носком башмака.
На краю деревни Нильс увидел, как из дому с ведрами в руках вышла какая-то женщина. Нильс прижался к забору. И опять рассмеялся. Ну чего ему прятаться? Ведь он теперь мальчик как мальчик.
И он смело пошел дальше.
Утро выдалось тихое, ясное. То и дело в небе раздавались веселые птичьи голоса. И каждый раз Нильс задирал голову - не его ли это стая летит?
Наконец он подошел к пруду.
В кустах испуганно зашевелились дикие гуси.
- Не бойтесь, это я, Нильс! - крикнул мальчик. Услышав чужой голос, гуси совсем переполошились и с шумом поднялись в воздух.
- Акка! Акка! Подожди! Не улетай! - кричал Нильс.
Гуси взметнулись еще выше, а потом построились ровным треугольником и закружились над головой Нильса.
«Значит, узнали меня! - обрадовался Нильс и замахал им рукой. - Прощаются со мной!»
А одна гусыня отделилась от стаи и полетела прямо к Нильсу. Это была Акка Кебнекайсе. Она села на землю у самых его ног и стала что-то ласково говорить:
- Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га!
Нильс нагнулся к ней и тихонько погладил ее по жестким крыльям. Вот какая она теперь маленькая рядом с ним!
- Прощай, Акка! Спасибо тебе! - сказал Нильс.
И в ответ ему старая Акка раскрыла крылья, как будто хотела на прощание обнять Нильса.
Дикие гуси закричали над ним, и Нильсу показалось, что они зовут Акку, торопят ее в путь.
Акка еще раз ласково похлопала Нильса крылом по плечу…
И вот она опять в небе, опять впереди стаи.
- На юг! На юг! - звенят в воздухе птичьи голоса. Нильс долго смотрел вслед своим недавним друзьям. Потом вздохнул и медленно побрел домой.
Так кончилось удивительное путешествие Нильса с дикими гусями.
Снова Нильс стал ходить в школу.
Теперь в дневнике у него поселились одни пятерки, а двойкам туда было не пробраться.
Гусята тоже учились, чему им полагается: как клевать зерно из деревянного корыта, как чистить перья, как здороваться с хозяйкой. Скоро они переросли Мартина с Мартой. Только Юкси остался на всю жизнь маленьким, словно он только что вылупился из яйца.
Перевод З. Задунайской, А. Любарской.
На следующее утро Нильс поднялся до рассвета и отправился к берегу моря. Над морем клубился туман, воды почти не было видно. Прежде чем уйти из дома, Нильс попытался разбудить Мортена, но тот только взглянул на него и тут же сунул голову под крыло и продолжал спать.
Море едва плескалось. Было тихо. Нильс думал о том, какой прекрасный перелёт предстоит его друзьям - диким гусям.
Он встал на берегу на самом видном месте, чтобы гуси могли его заметить.
Солнце взошло. Над морем пролетали дикие гуси, одна стая за другой, но они не обращали на Нильса никакого внимания.
«Это, должно быть, не мои,- сказал самому себе Нильс.- Эти улетают, даже не простившись со мной. Это, наверно, чужие».
Но вот над морем появилась ещё одна стая. Она летела стремительно, и гуси громко гоготали. Они подлетели к берегу, замедлили ход, но не опустились рядом с ним, как можно было бы ожидать. Не видят они его, что ли?
Нильс попробовал позвать их по-гусиному, но язык не повиновался ему. Он услыхал гогот Акки, но не разобрал слов,
«Неужели гуси стали говорить на другом языке?» - удивился он. Нильс замахал руками, побежал вдоль берега, выкликая:
- Где ты? Я здесь! Где ты? Я здесь!
Но это гусей только испугало. Похоже было, они его просто не узнали. Им же было неведомо, что он снова стал человеком.
И хотя Нильс радовался тому, что вернулся домой и опять обрёл человеческий облик, он ощутил горечь от того, что должен теперь навсегда разлучиться с дикими гусями. Нильс сел на песок и спрятал лицо в ладони.
Но тут он вдруг услыхал шум крыльев. Старой матушке Акке тоже было жаль с ним расставаться. Теперь, когда он сидел неподвижно, гусыня решилась подлететь поближе. Она не то что узнала, а скорее почувствовала, что это он.
Вскрикнув от радости, Нильс обнял старую гусыню. Другие гуси тоже подлетели к нему. Они что-то радостно гоготали, но Нильс не понимал их. Он и сам говорил без умолку и благодарил их за прекрасное путешествие в Лапландию. Но гуси ни слова не поняли из его речей.
Нильс ласково погладил Акку и всех гусей по порядку и направился к дому. Он знал, что птицы не умеют долго горевать, и решил уйти, пока они ещё помнят и любят его.
Он задержался на песчаном холме, глядя в небо, наблюдая бесчисленные стаи, летевшие на юг. Все они перекликались друг с другом, и только одна-единственная стая диких гусей молча летела вперёд. Он провожал её глазами, пока стая не скрылась из виду. Потом повернулся и пошёл домой, где его ждали счастливые, вновь обретшие сына мать и отец.
Перевод И.Токмаковой.
Среда, 9 ноября
На следующий день Нильс Хольгерссон встал задолго до рассвета и пошел на мыс Смюгехук. Он уже стоял на берегу недалеко от рыбацкой деревушки Смюге, а солнце все еще только собиралось всходить.
Нильс был совершенно один. Попытался разбудить Белого, но тот не выказал никакого желания уходить из дома. Посмотрел сонным взглядом, сунул голову под крыло и тут же заснул.
День обещал быть погожим. На востоке расстилалось спокойное море до самого горизонта. Там уже начинало плавиться золото рассвета. Было совершенно тихо, ни малейшего ветерка. Лететь гусям будет легко и приятно.
У него голова все еще шла кругом. Так и не мог понять до конца, кто он - гномик Тумметот или человек. Например, по дороге ему попалась каменная изгородь, и он никак не мог решиться ее миновать - а вдруг там прячется какой-то хищник? И в следующую минуту начал сам над собой хохотать. Львы и тигры в Сконе не водятся, а он теперь такой высокий и сильный, что местные хищники ему не страшны.
Теперь ему некого бояться.
Он подошел к самой линии прибоя. Впрочем, мог бы и не подходить - теперь он большой и заметный, дикие гуси легко его разглядят, где бы он ни находился.
А у птиц был большой перелетный день. Воздух наполнен призывными криками улетающих на юг стай. Он мысленно улыбнулся - наверное, ни один человек на земле, кроме него, не знает, что означают эти крики.
Появились и дикие гуси. Одна за другой пролетали над ним стаи, и он думал: только бы не мои. Мои не могут улететь, не попрощавшись. Ему очень хотелось рассказать друзьям, как вышло, что он снова стал человеком.
Наконец появилась стая, которая летела быстрее других, да еще и кричала громче. Что-то подсказало ему, что это, наверное, его гуси, хотя он не был так уверен, как был бы, скажем, день или два назад.
Гуси замедлили полет, вернулись, еще раз и еще раз. Теперь мальчик был уверен - это они. Только он не мог понять, почему они не сядут рядом с ним на песок. Они же не могут его не видеть!
Он попытался издать призывный клич «Где вы? Я тут!», но язык, к его удивлению, не слушался. У него ничего не вышло.
Что-то крикнула в воздухе Акка, но он не понял.
Что с ними? Дикие гуси выучили новый язык? Собираются за границу и уже пробуют говорить на иностранных языках?
- Где вы? Я тут! - отчаянно закричал он и побежал по берегу.
Гуси испугались, развернулись и полетели в сторону моря.
И только сейчас он сообразил: они же не знают, что он стал человеком! Они просто-напросто его не узнали!
И он не мог их позвать, потому что люди не умеют разговаривать на гусином языке… И он теперь разучился. И не понимал, что хотят ему сказать его верные, преданные друзья.
Мальчик, конечно, рад был освободиться от заклятия гнома, но ему стало очень грустно. Он навсегда потерял лучших друзей. Нильс Хольгерссон сел на песок и закрыл лицо руками. Что толку смотреть в небо, они все равно не появятся.
Сколько он так сидел, он не мог сказать. Внезапно раздался шум крыльев.
Мудрая предводительница, всем известная и всеми уважаемая Акка с Кебнекайсе, решила, что будет несправедливо не попрощаться с Тумметотом, и повернула стаю. Тумметот так и не пришел, но теперь, когда этот огромный мальчишка уже не носился по берегу, а тихо сидел, опустив голову в ладони, можно было попробовать рискнуть и поискать Тумметота.
Она посмотрела еще раз на этого мальчишку, и вдруг ее осенило. Она села совсем рядом с ним.
Нильс Хольгерссон вскрикнул от радости, обнял старую Акку и прижался щекой к ее крылу. Их окружили и другие. Гуси толпились вокруг бывшего Тумметота, отталкивали друг друга - всем хотелось погладить его клювом. Они непрерывно гоготали, но он ничего не понимал. Нильс тоже пытался поблагодарить их за чудесное путешествие, но и они не понимали, что он хочет сказать.
Впрочем, кто знает. Язык сердца понимают все.
Но гуси все же сообразили - что-то не то. Он не понимает нас, мы не понимаем его. Это же человек!
И они настороженно отступили.
Тогда Нильс подошел к Акке, погладил ее и слегка похлопал по седым перьям. Потом настала очередь Икси, потом Какси, потом Кольме и Нелье, Вийси и Кууси - всех, кто был с ним с самого первого дня в далеком марте.
Обняв последнего гуся, он пошел домой. Птичье горе недолговечно, лучше расстаться с ними, пока они еще огорчены разлукой.
Нильс Хольгерссон поднялся на песчаный откос и обернулся. Посмотрел на пролетающие птичьи стаи. Все обменивались веселыми приветственными криками, и только стая диких гусей под предводительством Акки с Кебнекайсе летела в полном молчании. Во всяком случае, до тех пор, пока он не потерял их из виду.
Но строй был ровный и красивый, и летели быстро, и удары крыльев следовали один за другим ритмично и мощно.
И он почувствовал такую тоску по улетевшим друзьям, что ему захотелось снова стать Тумметотом.
Снова лететь с дикими, свободными птицами над разгорающимся волшебными красками рассвета огромным морем.
Перевод С.Штерна.