Последнее письмо Надежды Яковлевны Мандельштам своему мужу Осипу
Последнее письмо Надежды Яковлевны Мандельштам своему мужу Осипу Эмильевичу Мандельштаму
Ося, родной, далекий друг! Милый мой, нет слов для этого письма,
которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство.
Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя
память.
Осюша - наша детская с тобой жизнь - какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу?
Ты помнишь, как мы притаскивали в наши бедные бродячие дома-кибитки
наши нищенские пиры? Помнишь, как хорош хлеб, когда он достался чудом и
его едят вдвоем? И последняя зима в Воронеже. Наша счастливая нищета и
стихи. Я помню, мы шли из бани, купив не то яйца, не то сосиски. Ехал
воз с сеном. Было еще холодно, и я мерзла в своей куртке (так ли нам
предстоит мерзнуть: я знаю, как тебе холодно). И я запомнила этот день: я
ясно до боли поняла, что эта зима, эти дни, эти беды - это лучшее и
последнее счастье, которое выпало на нашу долю.
Каждая мысль о
тебе. Каждая слеза и каждая улыбка - тебе. Я благословляю каждый день и
каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой милый слепой
поводырь...
Мы как слепые щенята тыкались друг в друга, и нам
было хорошо. И твоя бедная горячешная голова и все безумие, с которым мы
прожигали наши дни. Какое это было счастье - и как мы всегда знали, что
именно это счастье.
Жизнь долга. Как долго и трудно погибать
одному - одной. Для нас ли неразлучных - эта участь? Мы ли - щенята,
дети, - ты ли - ангел - ее заслужил? И дальше идет все. Я не знаю
ничего. Но я знаю все, и каждый день твой и час, как в бреду, - мне
очевиден и ясен.
Ты приходил ко мне каждую ночь во сне, и я все спрашивала, что случилось, и ты не отвечал.
Последний сон: я покупаю в грязном буфете грязной гостиницы какую-то
еду. Со мной были какие-то совсем чужие люди, и, купив, я поняла, что не
знаю, куда нести все это добро, потому что не знаю, где ты.
Проснувшись, сказала Шуре: Ося умер. Не знаю, жив ли ты, но с того дня я
потеряла твой след. Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня? Знаешь ли,
как люблю? Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать
и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе... Ты всегда со мной, и я - дикая
и злая, которая никогда не умела просто заплакать, - я плачу, я плачу, я
плачу.
Это я - Надя. Где ты? Прощай.
Надя. "
Ося, родной, далекий друг! Милый мой, нет слов для этого письма,
которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство.
Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя
память.
Осюша - наша детская с тобой жизнь - какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу?
Ты помнишь, как мы притаскивали в наши бедные бродячие дома-кибитки
наши нищенские пиры? Помнишь, как хорош хлеб, когда он достался чудом и
его едят вдвоем? И последняя зима в Воронеже. Наша счастливая нищета и
стихи. Я помню, мы шли из бани, купив не то яйца, не то сосиски. Ехал
воз с сеном. Было еще холодно, и я мерзла в своей куртке (так ли нам
предстоит мерзнуть: я знаю, как тебе холодно). И я запомнила этот день: я
ясно до боли поняла, что эта зима, эти дни, эти беды - это лучшее и
последнее счастье, которое выпало на нашу долю.
Каждая мысль о
тебе. Каждая слеза и каждая улыбка - тебе. Я благословляю каждый день и
каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой милый слепой
поводырь...
Мы как слепые щенята тыкались друг в друга, и нам
было хорошо. И твоя бедная горячешная голова и все безумие, с которым мы
прожигали наши дни. Какое это было счастье - и как мы всегда знали, что
именно это счастье.
Жизнь долга. Как долго и трудно погибать
одному - одной. Для нас ли неразлучных - эта участь? Мы ли - щенята,
дети, - ты ли - ангел - ее заслужил? И дальше идет все. Я не знаю
ничего. Но я знаю все, и каждый день твой и час, как в бреду, - мне
очевиден и ясен.
Ты приходил ко мне каждую ночь во сне, и я все спрашивала, что случилось, и ты не отвечал.
Последний сон: я покупаю в грязном буфете грязной гостиницы какую-то
еду. Со мной были какие-то совсем чужие люди, и, купив, я поняла, что не
знаю, куда нести все это добро, потому что не знаю, где ты.
Проснувшись, сказала Шуре: Ося умер. Не знаю, жив ли ты, но с того дня я
потеряла твой след. Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня? Знаешь ли,
как люблю? Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать
и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе... Ты всегда со мной, и я - дикая
и злая, которая никогда не умела просто заплакать, - я плачу, я плачу, я
плачу.
Это я - Надя. Где ты? Прощай.
Надя. "