Вспоминая Байкал
Щурясь на холодное московское солнце, с чашкой горячего чая в руках можно позволить себе роскошь на время выскользнуть из игры. Оказаться на грани между прошлым и настоящим, вне мира почувствовать ветер в лицо, холодное дыхание воды, услышать голос трав.
День первый.
Иркутск встречает солнцем, которое быстро как вор драгоценный самоцвет, скрывают тучи. Дорога, дорога. Здесь нет асфальта, лишь накатанная колея. При сумеречном свете на нас взирает суровый край. На песке, обвив корнями валуны, растут корявые сосны. Остовы местных гор скрывают склоны под следами камнепадов или кутаются в шубу тайги. К тебе присматриваются, гость. Что несешь ты в своей душе, что оставишь ты на этой земле? Эти глаза тебе не обмануть. Хмурые серые деревни чувствуют себя неуверенно, они похожи на взъерошенных ворон, которые готовы в любой момент взлететь. Они, задираясь, пытаются отстоять свое право быть здесь, чужие всему вокруг.
Дождь шелестит свои вопросы. Я улыбаюсь в ответ. Он все давно знает, но любит поговорить. Он рассказывает, где был и что видел, когда был не собой и не здесь, мне это знакомо, я понимающе киваю. Стоит выйти из машины зоркий глаз солнца вылавливает машину из полусонного состояния. Дождь отступает, кружась, ждет, когда путешествие продолжится, и он снова будет напевать свои саги тем, кто его услышит.
Тихая спящая, деревушка Бугульдейка словно затерялась среди скал, песка, воды и туманов. Призрачная, нереальная. У подножия Мишкиной горы, на берегу звонкой речки стоит Заречное. Несколько разнокалиберных деревянных домиков, флюгер петухом, остатки старой водяной мельницы. Музыка ветра возле двери, которая всю ночь выспрашивает у болтливого ветра, что он видел в далеких краях. Скрипучая лестница. Стулья из пней, среди которых трон-пень гордящийся величиной и широкой спинкой, возле костровища. Свора разношерстных собак, щурящиеся с превосходством кошки. В загоне всхрапывают лошади. И чувство дома. Порой счастье это слишком просто.
У речки лежит выбеленное временем и водой дерево, возле него щетка бордовых цветов-шишечек. Надрываются кузнечики, высоко подпрыгивая и зависая в воздухе. Деловито снуют крупные муравьи. Бег воды смывает с души все тяготы и заботы. Умываешься, очищаясь от города, смывая призрачные остатки хлопот. А потом пьешь, через столько времени опять чувствуя вкус живой негородской воды.
Восхождение на Мишкину гору дается непросто. Тропы наверх нет. Немного примятая трава говорит о том, что иногда тут ходят. Практически вертикальный подъем дразнит: «Сколько можно тащиться, давай быстрей!». Дыхание сбивается, ноги скользят на ковре хвои. Коровы, гуляющие на склонах, видимо имеют крылья. Ты продираешься сквозь кусты, извиняясь перед духами и благодаря за поддержку руки-ветви деревьев. Первая точка вершины. Можно почти рухнув сесть и закрыв глаза, чтобы дыхание не перехватило окончательно от восторга ощущать мир вокруг. А открыв глаза, прищурится на солнце и присвистнуть. Все камни окутывает многослойная радужная скорлупа лишайников: серые, желтые, оранжевые, салатовые. Сам камень даже не видно, под жестким покровом. Усики злаков колышутся над обрывом. В траве мерцает горечавка, голову кружит густой запах полыни и хвои. Еще выше по склону, вид меняется, и я замираю.
Могучий Байкал укутался пеленой мелких капель, висящей в воздухе влаги. Это море, спящее, спокойное, сильное. Он принимает приветствия и восторги с достоинством и величием короля. На самой вершине горы установлен флаг. Глупая традиция, как будто могущество тысячелетних круч можно попрать линялыми знаменами. К нему можно лишь прикоснуться, ощутить сопричастность.
Спуск не намного легче подъема. Живые камни притаились на склоне, готовые ускорить нисхождение с небес. Небольшой овраг разрезает склон, топорщится ведьмина метла на сосне, осколки мрамора, заячья капуста под ногами. Ниже по склону кольцо фейри. Два ведьмина круга, один в другом: кольцо травы, окруженное кольцом камней. Изнутри чувствуется лениво-равнодушный взгляд малого народца. Они жили здесь, когда эти горы были еще молоды, они видели много людей и зверей. Что нам до тебя? Много ведьм и шаманов проходило здесь до тебя. Миры расходятся и сходятся. Мы там, ты тут. Хочешь - войди в круг, почувствуй отголосок древней магии. В каждом мгновении скрыта вечность. Ты помнишь?..
А потом было знакомство с конями. Приземистые, крепкие, полудикие, с обрывками ветра в гриве, как не похожи они на наших лощеных жителей конюшни. Здравствуй, солдатское седло, верный спутник любого верхового похода. Продолжаем общаться уже как всадник и конь. Вороной Геркулес отличается философским подходом: «Зачем бежать, если можно стоять?». Вороно-пегий Орион дичится незнакомцев и пугливо косится на окружающий мир. Упитанный рыжий Лютик добродушно пыхтит. Белый высокий Туман вибрирует мелкой дрожью, для него жизнь это неистовая скачка. С остальными знакомство состоится завтра.
Солнце, прячась за краем горы, уносит с собой все тепло. Где только что плавилась от солнца смола сосен, теперь дышит вековой холод грядущей безоблачной ночи.
День первый.
Иркутск встречает солнцем, которое быстро как вор драгоценный самоцвет, скрывают тучи. Дорога, дорога. Здесь нет асфальта, лишь накатанная колея. При сумеречном свете на нас взирает суровый край. На песке, обвив корнями валуны, растут корявые сосны. Остовы местных гор скрывают склоны под следами камнепадов или кутаются в шубу тайги. К тебе присматриваются, гость. Что несешь ты в своей душе, что оставишь ты на этой земле? Эти глаза тебе не обмануть. Хмурые серые деревни чувствуют себя неуверенно, они похожи на взъерошенных ворон, которые готовы в любой момент взлететь. Они, задираясь, пытаются отстоять свое право быть здесь, чужие всему вокруг.
Дождь шелестит свои вопросы. Я улыбаюсь в ответ. Он все давно знает, но любит поговорить. Он рассказывает, где был и что видел, когда был не собой и не здесь, мне это знакомо, я понимающе киваю. Стоит выйти из машины зоркий глаз солнца вылавливает машину из полусонного состояния. Дождь отступает, кружась, ждет, когда путешествие продолжится, и он снова будет напевать свои саги тем, кто его услышит.
Тихая спящая, деревушка Бугульдейка словно затерялась среди скал, песка, воды и туманов. Призрачная, нереальная. У подножия Мишкиной горы, на берегу звонкой речки стоит Заречное. Несколько разнокалиберных деревянных домиков, флюгер петухом, остатки старой водяной мельницы. Музыка ветра возле двери, которая всю ночь выспрашивает у болтливого ветра, что он видел в далеких краях. Скрипучая лестница. Стулья из пней, среди которых трон-пень гордящийся величиной и широкой спинкой, возле костровища. Свора разношерстных собак, щурящиеся с превосходством кошки. В загоне всхрапывают лошади. И чувство дома. Порой счастье это слишком просто.
У речки лежит выбеленное временем и водой дерево, возле него щетка бордовых цветов-шишечек. Надрываются кузнечики, высоко подпрыгивая и зависая в воздухе. Деловито снуют крупные муравьи. Бег воды смывает с души все тяготы и заботы. Умываешься, очищаясь от города, смывая призрачные остатки хлопот. А потом пьешь, через столько времени опять чувствуя вкус живой негородской воды.
Восхождение на Мишкину гору дается непросто. Тропы наверх нет. Немного примятая трава говорит о том, что иногда тут ходят. Практически вертикальный подъем дразнит: «Сколько можно тащиться, давай быстрей!». Дыхание сбивается, ноги скользят на ковре хвои. Коровы, гуляющие на склонах, видимо имеют крылья. Ты продираешься сквозь кусты, извиняясь перед духами и благодаря за поддержку руки-ветви деревьев. Первая точка вершины. Можно почти рухнув сесть и закрыв глаза, чтобы дыхание не перехватило окончательно от восторга ощущать мир вокруг. А открыв глаза, прищурится на солнце и присвистнуть. Все камни окутывает многослойная радужная скорлупа лишайников: серые, желтые, оранжевые, салатовые. Сам камень даже не видно, под жестким покровом. Усики злаков колышутся над обрывом. В траве мерцает горечавка, голову кружит густой запах полыни и хвои. Еще выше по склону, вид меняется, и я замираю.
Могучий Байкал укутался пеленой мелких капель, висящей в воздухе влаги. Это море, спящее, спокойное, сильное. Он принимает приветствия и восторги с достоинством и величием короля. На самой вершине горы установлен флаг. Глупая традиция, как будто могущество тысячелетних круч можно попрать линялыми знаменами. К нему можно лишь прикоснуться, ощутить сопричастность.
Спуск не намного легче подъема. Живые камни притаились на склоне, готовые ускорить нисхождение с небес. Небольшой овраг разрезает склон, топорщится ведьмина метла на сосне, осколки мрамора, заячья капуста под ногами. Ниже по склону кольцо фейри. Два ведьмина круга, один в другом: кольцо травы, окруженное кольцом камней. Изнутри чувствуется лениво-равнодушный взгляд малого народца. Они жили здесь, когда эти горы были еще молоды, они видели много людей и зверей. Что нам до тебя? Много ведьм и шаманов проходило здесь до тебя. Миры расходятся и сходятся. Мы там, ты тут. Хочешь - войди в круг, почувствуй отголосок древней магии. В каждом мгновении скрыта вечность. Ты помнишь?..
А потом было знакомство с конями. Приземистые, крепкие, полудикие, с обрывками ветра в гриве, как не похожи они на наших лощеных жителей конюшни. Здравствуй, солдатское седло, верный спутник любого верхового похода. Продолжаем общаться уже как всадник и конь. Вороной Геркулес отличается философским подходом: «Зачем бежать, если можно стоять?». Вороно-пегий Орион дичится незнакомцев и пугливо косится на окружающий мир. Упитанный рыжий Лютик добродушно пыхтит. Белый высокий Туман вибрирует мелкой дрожью, для него жизнь это неистовая скачка. С остальными знакомство состоится завтра.
Солнце, прячась за краем горы, уносит с собой все тепло. Где только что плавилась от солнца смола сосен, теперь дышит вековой холод грядущей безоблачной ночи.