Анафем
Чтоб внятно и связно расписать восторг относительно свежедочитанного "Анафема" мне надо часа два, а это, увы, непозволительная роскошь по нынешним временам. Так что прийдётся быть кратким.
Нил Стивенсон - один из крутейших писателей современности!!! я хочу от него детей... кхм. Твёрдая НФ, когда поступки персонажей логичны, предположения логичны и тщательно обоснованы и объяснены - это всё такая огромная редкость по нынешним временам, что ну я не знаю. Миллион новых терминов поначалу взрывают мозг, но потом ты с трудом вспоминаешь "правильные" эквиваленты. Боюсь, следующая книга на фоне "Анафема" покажется бледной, бестолковой и бессмысленной.
Возможно, книга может показаться затянутой и переполненой нудными философскими диалогами, но для меня это только плюс. Мало шансов, что я когда-нибудь осилю, например, Канта - увы, это не моя весовая категория. Зато здесь подняты и доступно изложены многие вопросы философии бытия, сознания и множественной вселенной. Упрощённо - ну, эх. Зато мозг не пытается уйти в кому каждые пять минут.
Моё любимое, цитаты.
- Обманчивая штука, - заметил Жюль. Мы с ним были вместе в игровой келье. Я довольно быстро освоил тренажёр, потому что знал соответствующую теорику, и мне поручили помогать остальным.
- Левая рука как будто оказывает сильное действие. - Жюль крутанул шарик. Я закрыл глаза и сглотнул. Изображение на экранах: Арб и различные предметы на нашей «орбите» резко пошли вбок. - Однако на самом деле, когда я поворачивают трекбол, шесть параметров почти не меняются.
Жюль имел в виду шесть чисел в нижней части экрана: те самые шесть чисел, о которых я говорил Барбу на кухне трапезной.
- Верно, - сказал я. - Ты можешь вращаться сколько угодно, и твои орбитальные параметры - которые как раз для нас и существенны! - не изменятся.
Шестипозиционный индикатор в нижнем правом углу заморгал, и я понял, что Жюль правой рукой двигает рукоятку, которую он называл жёстиком. Орбитальные параметры начали меняться. Один из зелёного стал жёлтым.
- Ага, - сказал я. - Ты сбил наклонение. Теперь ты в другой плоскости.
- Что чревато далекоидущими последствиями, - сказал Жюль, - но при том обманчиво, поскольку сейчас я больших перемен не вижу.
- Вот именно. Давай я прокручу быстрее, покажу, что будет дальше.
У меня была инструкторская панель, и я мог ускорить имитацию, сжав почти полчаса в десять секунд. Другие спутники удалялись так быстро, что скоро пропали с глаз.
- Как только ты отлетел настолько, что не видишь друзей или не можешь отличить их от ложных целей…
- Меня бесполезно шерше, - ровным тоном закончил Жюль. - Можешь вернуть назад?
- Конечно.
Я вернул имитацию к той секунде, когда Жюль только что сбил наклонение.
- Как это исправить? Может, так? - Он тронул жёстик. Наклонение съехало ещё чуть-чуть, а показатель эксцентриситета, минуя жёлтый цвет, прыгнул сразу на красный.
- Парблё, - сказал Жюль. - Теперь я сбил два из шести.
- Попробуй совершить те же действия в обратную сторону, - предложил я.
Жюль дал импульс из противоположного сопла. Эксцентриситет немного выправился, но сбилась большая полуось.
- Интересная задачка, - заметил Жюль. - Лучше бы я вместо лингвистики изучал небесную механику. Лингвистика загнала меня в этот переплёт, и только физика может из него вытащить.
- Откуда ты знаешь, что это крепёж? - выкрикнул кто-то. - Нам ничего не известно об инопланетном праксисе!
- Это очевидно! - ответила Корд. - Я вижу царапины, где какой-то инопланетянин их перетянул!
- Я вот к чему веду, - продолжал он. - Люди, которым я буду всё это объяснять, слышали о законах природы. Некоторые их даже изучали. Тут появляюсь я и начинаю говорить про Гемново пространство. Концепция для них совершенно нова. Я долго объясняю - говорю про телепортатор, про глыбу льда внутри звезды и про выжженное место на пусковой площадке. Рано или поздно кто-нибудь поднимет руку и спросит: «Господин Белдо, вы потратили несколько часов нашего бесценного времени на кальк о Гемновом пространстве - в чём, скажите на милость, ваш вывод?» Я отвечу: «С вашего позволения, вывод в том, что в нашем космосе выполняются законы природы».
- Вскоре после своего создания - тысячелетия назад - авосеть стала практически бесполезна из-за того, что её забила неточная, устаревшая или лживая информация.
- Ты как-то назвал это мусором, - сказал я.
- Да. Технический термин. Итак, большое значение приобрели фильтры от мусора. Возникли компании, зарабатывающие на таких фильтрах. Некоторые коммерсанты придумали ловкий способ увеличить свои доходы: они отравили колодец. Начали нарочно замусоривать авосеть, вынуждая людей покупать их программы. Создали системы, чьей единственной целью было запускать в авосеть мусор. Причём хороший мусор.
- Что значит «хороший мусор»? - спросил Арсибальт тоном вежливого недоумения.
- Ну, «плохой мусор» это, например, неформатированный документ из случайных букв. «Хороший мусор» - прекрасно отформатированный, грамотно написанный документ, содержащий сто правильных, проверяемых предложений и одно слегка неверное. Генерировать хороший мусор куда труднее. Сперва для этого нанимали людей. Они по большей части брали готовые документы и вносили ошибки: скажем, заменяли одно имя на другое. Но настоящий размах это дело приняло, лишь когда им заинтересовались военные.
- Ты хочешь сказать, как тактикой вброса дезинформации во вражеские сетки? - вставил Оза. - Я об этом знаю. Ты говоришь о программах искусственной бессмыслицы середины первого тысячелетия от РК.
- Верно! - ответил Самманн. - Для целей, о которых говорил Оза, были выстроены невероятно сложные и мощные генераторы искусственной бессмыслицы. Никто и глазом не успел моргнуть, как праксис просочился в коммерческий сектор и распространился по жизнестойким экосистемам бесхозных ботнетов. Не важно. Суть в том, что наступили своего рода Тёмные века авосети, продолжавшиеся, пока мои предшественники-ита не нашли методы борьбы с этим явлением.
- Итак, в жизнестойких экосистемах бесхозных ботнетов по-прежнему действуют генераторы искусственной бессмыслицы? - спросил Арсибальт завороженным тоном.
- К началу второго тысячелетия ЖЭББ эволюционировали в нечто совсем иное, - пренебрежительно бросил Самманн.
- Во что? - спросил Джезри.
- Никто точно не знает, - ответил Самманн. - Мы можем лишь строить догадки, исходя из того, что происходит, когда они находят способ физически себя проявить, а это, по счастью, случается не очень часто. Однако мы отклонились от темы. Искусственная бессмыслица по-прежнему существует. Ита, выведшие авосеть из Тёмных веков, могли победить это явление только путём ассимиляции. Суть, если опустить подробности, в том, что на каждый законный документ, движущийся по авосети, приходятся сотни или тысячи искажённых версий, которые мы называем богонами.
- Можно быть уверенным в надёжности обороны, лишь если подвергаешься непрестанным атакам, - сказал Оза. Любой идиот понял бы, что он цитирует старый долистский афоризм.
- Да, - сказал Самманн, - и система работает настолько хорошо, что большую часть времени пользователи авосети даже не знают о проблемах. Примерно как вы не знаете о миллионах бактерий и вирусов, круглые сутки безуспешно атакующих ваш организм. Однако последние события и нагрузка, связанная с Рассредоточением, видимо, вызвали низкоуровневый сбой, о котором я говорил.
Нил Стивенсон - один из крутейших писателей современности!!! я хочу от него детей... кхм. Твёрдая НФ, когда поступки персонажей логичны, предположения логичны и тщательно обоснованы и объяснены - это всё такая огромная редкость по нынешним временам, что ну я не знаю. Миллион новых терминов поначалу взрывают мозг, но потом ты с трудом вспоминаешь "правильные" эквиваленты. Боюсь, следующая книга на фоне "Анафема" покажется бледной, бестолковой и бессмысленной.
Возможно, книга может показаться затянутой и переполненой нудными философскими диалогами, но для меня это только плюс. Мало шансов, что я когда-нибудь осилю, например, Канта - увы, это не моя весовая категория. Зато здесь подняты и доступно изложены многие вопросы философии бытия, сознания и множественной вселенной. Упрощённо - ну, эх. Зато мозг не пытается уйти в кому каждые пять минут.
Моё любимое, цитаты.
- Обманчивая штука, - заметил Жюль. Мы с ним были вместе в игровой келье. Я довольно быстро освоил тренажёр, потому что знал соответствующую теорику, и мне поручили помогать остальным.
- Левая рука как будто оказывает сильное действие. - Жюль крутанул шарик. Я закрыл глаза и сглотнул. Изображение на экранах: Арб и различные предметы на нашей «орбите» резко пошли вбок. - Однако на самом деле, когда я поворачивают трекбол, шесть параметров почти не меняются.
Жюль имел в виду шесть чисел в нижней части экрана: те самые шесть чисел, о которых я говорил Барбу на кухне трапезной.
- Верно, - сказал я. - Ты можешь вращаться сколько угодно, и твои орбитальные параметры - которые как раз для нас и существенны! - не изменятся.
Шестипозиционный индикатор в нижнем правом углу заморгал, и я понял, что Жюль правой рукой двигает рукоятку, которую он называл жёстиком. Орбитальные параметры начали меняться. Один из зелёного стал жёлтым.
- Ага, - сказал я. - Ты сбил наклонение. Теперь ты в другой плоскости.
- Что чревато далекоидущими последствиями, - сказал Жюль, - но при том обманчиво, поскольку сейчас я больших перемен не вижу.
- Вот именно. Давай я прокручу быстрее, покажу, что будет дальше.
У меня была инструкторская панель, и я мог ускорить имитацию, сжав почти полчаса в десять секунд. Другие спутники удалялись так быстро, что скоро пропали с глаз.
- Как только ты отлетел настолько, что не видишь друзей или не можешь отличить их от ложных целей…
- Меня бесполезно шерше, - ровным тоном закончил Жюль. - Можешь вернуть назад?
- Конечно.
Я вернул имитацию к той секунде, когда Жюль только что сбил наклонение.
- Как это исправить? Может, так? - Он тронул жёстик. Наклонение съехало ещё чуть-чуть, а показатель эксцентриситета, минуя жёлтый цвет, прыгнул сразу на красный.
- Парблё, - сказал Жюль. - Теперь я сбил два из шести.
- Попробуй совершить те же действия в обратную сторону, - предложил я.
Жюль дал импульс из противоположного сопла. Эксцентриситет немного выправился, но сбилась большая полуось.
- Интересная задачка, - заметил Жюль. - Лучше бы я вместо лингвистики изучал небесную механику. Лингвистика загнала меня в этот переплёт, и только физика может из него вытащить.
- Откуда ты знаешь, что это крепёж? - выкрикнул кто-то. - Нам ничего не известно об инопланетном праксисе!
- Это очевидно! - ответила Корд. - Я вижу царапины, где какой-то инопланетянин их перетянул!
- Я вот к чему веду, - продолжал он. - Люди, которым я буду всё это объяснять, слышали о законах природы. Некоторые их даже изучали. Тут появляюсь я и начинаю говорить про Гемново пространство. Концепция для них совершенно нова. Я долго объясняю - говорю про телепортатор, про глыбу льда внутри звезды и про выжженное место на пусковой площадке. Рано или поздно кто-нибудь поднимет руку и спросит: «Господин Белдо, вы потратили несколько часов нашего бесценного времени на кальк о Гемновом пространстве - в чём, скажите на милость, ваш вывод?» Я отвечу: «С вашего позволения, вывод в том, что в нашем космосе выполняются законы природы».
- Вскоре после своего создания - тысячелетия назад - авосеть стала практически бесполезна из-за того, что её забила неточная, устаревшая или лживая информация.
- Ты как-то назвал это мусором, - сказал я.
- Да. Технический термин. Итак, большое значение приобрели фильтры от мусора. Возникли компании, зарабатывающие на таких фильтрах. Некоторые коммерсанты придумали ловкий способ увеличить свои доходы: они отравили колодец. Начали нарочно замусоривать авосеть, вынуждая людей покупать их программы. Создали системы, чьей единственной целью было запускать в авосеть мусор. Причём хороший мусор.
- Что значит «хороший мусор»? - спросил Арсибальт тоном вежливого недоумения.
- Ну, «плохой мусор» это, например, неформатированный документ из случайных букв. «Хороший мусор» - прекрасно отформатированный, грамотно написанный документ, содержащий сто правильных, проверяемых предложений и одно слегка неверное. Генерировать хороший мусор куда труднее. Сперва для этого нанимали людей. Они по большей части брали готовые документы и вносили ошибки: скажем, заменяли одно имя на другое. Но настоящий размах это дело приняло, лишь когда им заинтересовались военные.
- Ты хочешь сказать, как тактикой вброса дезинформации во вражеские сетки? - вставил Оза. - Я об этом знаю. Ты говоришь о программах искусственной бессмыслицы середины первого тысячелетия от РК.
- Верно! - ответил Самманн. - Для целей, о которых говорил Оза, были выстроены невероятно сложные и мощные генераторы искусственной бессмыслицы. Никто и глазом не успел моргнуть, как праксис просочился в коммерческий сектор и распространился по жизнестойким экосистемам бесхозных ботнетов. Не важно. Суть в том, что наступили своего рода Тёмные века авосети, продолжавшиеся, пока мои предшественники-ита не нашли методы борьбы с этим явлением.
- Итак, в жизнестойких экосистемах бесхозных ботнетов по-прежнему действуют генераторы искусственной бессмыслицы? - спросил Арсибальт завороженным тоном.
- К началу второго тысячелетия ЖЭББ эволюционировали в нечто совсем иное, - пренебрежительно бросил Самманн.
- Во что? - спросил Джезри.
- Никто точно не знает, - ответил Самманн. - Мы можем лишь строить догадки, исходя из того, что происходит, когда они находят способ физически себя проявить, а это, по счастью, случается не очень часто. Однако мы отклонились от темы. Искусственная бессмыслица по-прежнему существует. Ита, выведшие авосеть из Тёмных веков, могли победить это явление только путём ассимиляции. Суть, если опустить подробности, в том, что на каждый законный документ, движущийся по авосети, приходятся сотни или тысячи искажённых версий, которые мы называем богонами.
- Можно быть уверенным в надёжности обороны, лишь если подвергаешься непрестанным атакам, - сказал Оза. Любой идиот понял бы, что он цитирует старый долистский афоризм.
- Да, - сказал Самманн, - и система работает настолько хорошо, что большую часть времени пользователи авосети даже не знают о проблемах. Примерно как вы не знаете о миллионах бактерий и вирусов, круглые сутки безуспешно атакующих ваш организм. Однако последние события и нагрузка, связанная с Рассредоточением, видимо, вызвали низкоуровневый сбой, о котором я говорил.